Студентка, комсомолка, спортсменка, стр. 3

– Да, хорошо покушали, покакали, а сейчас пойдем баиньки? Да, зайка? Сейчас оденемся и будем спать. И мама поспит.

– А мой все дрыхнет. Весь в отца, такой же соня.

– Ничего, проголодается – сам проснется.

– Лен, ты как назвать думаешь? Я своего Мишкой назову.

– Не знаю еще. С мужем надо посоветоваться, чего он скажет. Мы имя не обсуждали еще.

– А сама-то как хотела бы назвать?

– Ну… Надо подумать. А вообще, мне имя «Наташа» нравится. Наверное, так и назовем.

Упс. Вот теперь уже точно понятно, что это не мое тело. Оказывается, я теперь девчонка…

Глава 2

Жизнь младенца невероятно скучна и однообразна. Я ем и сплю. Сплю и ем. Если я не ем – значит, я сплю. Если я проснулся – значит, мне пора есть. К счастью, хоть бессонницей я теперь совершенно не страдаю. Спать хочется почти постоянно. И никакой внешний шум не отвлекает. Теперь я могу спать даже рядом с работающим экскаватором (проверено). Разбудить меня может только чувство голода.

Из всех развлечений у меня есть лишь две висящие над моей кроваткой яркие разноцветные птички, на которых можно смотреть, и также разноцветные деревянные шарики на моей коляске. В отличие от птичек, на шарики можно не только смотреть, но и трогать их руками. Впрочем, ни птички, ни шарики мне совершенно неинтересны. Ведь младенец я лишь внешне.

По допотопному виду своей коляски и полному отсутствию памперсов я сразу понял, что оказался в прошлом. По-видимому, меня отбросило по моей собственной исторической линии. Во всяком случае, никаких расхождений с известной мне историей я не замечал.

Я внимательно слушал разговоры взрослых и выяснил, что здесь тоже была Великая Отечественная война, на которой, оказывается, погибли оба моих деда. Сейчас у власти находится Хрущев, и недавно была проведена денежная реформа. Настолько недавно, что люди часто называли деньги «новыми». Это позволило мне точно установить год моей «заброски». Сейчас тут 1961-й.

Моя мама торжественно отмечала каждый прошедший после моего рождения месяц. Сравнив ее слова с висящим на стене отрывным календарем, я узнал и точную дату своего рождения. Я родился 31 декабря 1960 года и совершенно неожиданно оказался прославлен на весь Союз.

Дело в том, что, по официальным данным, я стал самым последним в СССР ребенком, рожденным в первые шестьдесят лет века. А возможно, и последним в мире. Ведь родился я в 23 часа и 59 минут. Конкурировать в этом вопросе со мной могли очень немногие.

Разумеется, в более западных областях дети рождались 31 декабря и после меня. Но, считая по местному времени, я был последним. Об этом даже газета «Правда» написала. Пусть и на последней странице, но так ведь это «Правда»! Отец однажды ворвался в нашу комнату чуть не бегом. Маму испугал. Трясет газетой в руке, а сам кричит: «Ленка, про нашу Наташку в газете написали!»

Вообще-то заметку написали там про первого человека, родившегося в СССР в седьмом десятилетии века, но и меня тоже вскользь упомянули. А первым оказался какой-то мальчишка из Куйбышева. Кстати, еще в той статье написали, что Куйбышевский горсовет принял решение вне очереди выделить новую квартиру родителям этого мальчишки.

А на мое полугодие я получил неожиданный подарок. Отец и мать работали у меня на одном заводе. На каком именно – не знаю. Они его называли просто «завод». Отец был токарем, а мать трудилась в заводской столовой. Так вот. Вернувшись с работы в пятницу 30 июня, они огорошили бабушку известием о том, что завком принял решение выделить им новую двухкомнатную квартиру в строящемся доме. Потому что они – молодая семья и у них такой знаменитый ребенок, о котором даже «Правда» писала.

Днем я все время был с бабушкой, матерью моего отца. Она кормила, мыла и прогуливала меня. Особенно часто гулять мы стали после того, как закончилась весна и наступило жаркое лето. Теперь, если не было дождя, днем мы возвращались домой только для того, чтобы поесть. Кормила она меня специальной смесью, которую мы с ней ездили получать на молочную кухню. Кстати, редкостная гадость. Мамино молоко гораздо вкуснее.

Мы все четверо жили в одной комнате большой коммунальной квартиры в доме, наверное, еще дореволюционной постройки. Бабушка спала за шкафом, а моя кроватка стояла рядом с кроватью родителей, со стороны мамы. Маме удобно было поднимать меня к себе. А вот мне было не очень удобно. Потому что ночами (а иногда и днем по выходным, если бабушки не было дома) они в своей кровати начинали… ну, вы поняли. И, естественно, совершенно не стеснялись полугодовалого малыша. Мне смотреть на это было очень неприятно, и я по возможности отворачивался или жмурился. Но звуки-то оставались! Мама так стонала…

На мое полугодие родители подарили мне розовую резиновую уточку для купания и новые ползунки. И вечером у нас в комнате был праздник. Папа купил торт и водку, пригласили соседей, и все сели пить чай. Ну, и кое-что еще, кроме чая, понятно. Я лежал в своей кроватке и сквозь решетку наблюдал за этим. Раз такое дело, давай, думаю, и я им кое-что подарю. Когда меня оставляли в комнате одного, я давно уже тренировался и к настоящему моменту достаточно хорошо умел это делать. Только родные еще не знали об этом. Тем большим было их удивление, когда я спокойно и уверенно сел. Ведь, по их мнению, сел я впервые в жизни.

Был вечер. Магазины уже закрыты. Однако, к общей радости, у Степаныча в комнате была на крайний случай припрятана одна бутылка. Ради такого случая он сбегал за ней, а мама нарезала еще сала. Праздник продолжался…

Глава 3

– Здравствуй, красавица! – Моя мама нагибается к стоящей напротив меня девчонке примерно моего возраста. – А как тебя зовут?

Девчонка молчит и весьма подозрительно смотрит на меня, как будто опасается того, что я сейчас прямо тут, на детской площадке, начну ее домогаться. Вместо нее отвечает стоящая рядом женщина:

– Нас зовут Зиночка. А вас как?

– Доченька, скажи Зиночке, как тебя зовут, – обращается мама уже ко мне.

– Натафа, – уверенно отвечаю я. Понимать-то я все понимаю, но говорю пока что еще не очень внятно. Язык и горло слушаются плохо, да и зубов во рту всего восемь.

– Ой, уже говорит! – восклицает незнакомая женщина. – Сколько вам?

– Год и четыре, – отвечает моя мама.

– А нам год и шесть, и мы пока только «мама-папа» говорим. Ваша сколько слов знает?

– Не знаю, много. Мы уж со счета сбились.

– Вот видишь, Зиночка! Что же ты отстаешь? Учись скорее!

– Наташенька, иди, поиграй с Зиночкой в песочнице, а мы пока с тетей поговорим, хорошо?

Нда. Хорошо. Мама вытащила из сумки новенькое жестяное ведерко, металлический совочек с деревянной ручкой, вручила их мне и подтолкнула меня в сторону песочницы, в которой уже бушевали малоразговорчивая Зиночка и еще пара карапузов постарше. С гораздо большим удовольствием я бы, конечно, присоединился к пенсионерам, «забивавшим козла» чуть в сторонке. Но увы. Пришлось идти в песочницу. Сидеть и слушать взрослый разговор, так же как «забивать козла», мне по возрасту не полагается.

Так. Песочек. Замечательно. И как в него играть? Честно говоря, пачкать руки совершенно не хочется. Малышня внутри песочницы увлеченно копает, насыпает песок в ведерки, лепит на бортах песочницы куличики. Зиночка зачерпнула совочком немного песка и аккуратно высыпала его за шиворот мальчишке лет четырех, который в это время копал рукой какую-то глубокую нору. А я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу рядом с песочницей. Лезть внутрь не хочу. Песок в сандалии набьется. А оно мне надо?

Ой! Неожиданно я взлетаю в воздух, перелетаю через борт песочницы и приземляюсь внутри нее. Это подошедшая сзади мама решила мне помочь. Мама садится на корточки рядом со мной и показывает, как нужно копать совочком. Ну вот, так я и знал. Полные сандалии песка.

Да зачем мне это грязное ведерко? Не хочу я его держать. И совочек не хочу. На колени? Вот в эту грязь встать на колени? Мам, ты не заболела? Платье же испачкается! Зиночка!! Зараза. Сейчас как дам! Еще раз насыплешь мне песок в карман – получишь по носу. На качели? На качели можно. Пошли, мам. Там хоть не так грязно…