Шанс для неудачников, стр. 30

– Ну да, вы же практически полубоги, – съязвил я. – Что вам за дело до муравьев?

– Это этический спор, а значит, он не может быть разрешен, – отрезал Холден. – Ибо единой этики, приемлемой для наших рас, попросту не существует. Ты хочешь услышать полную версию или предпочтешь препираться по мелочам?

– Я не считаю, что это мелочь, – сказал я. – Но черт с тобой, рассказывай дальше.

– Нас удивила природная агрессивность скаари, – продолжил Холден. – Сами мы были относительно мирной расой. Конечно, у нас случались внутренние конфликты на ранних этапах развития, но им был положен конец уже на стадии образования единого планетарного правительства. В космосе внешних врагов у нас не было. Скаари же на протяжении всей истории воевали между собой. Даже когда они вышли в дальний космос и начали колонизировать планеты, они не смогли избавиться от кланового деления и стать единым целым.

– Что ж вы им не помогли? Не подтолкнули в правильном направлении?

– Но зачем? Мы были удивлены, но нас это не беспокоило. К тому же в какой-то степени это даже было нам на руку.

– А именно?

– Я уже сказал, нас было всего несколько миллионов, и нам не требовались миллиарды носителей, – напомнил Холден. – Войны были хорошим способом сдерживать рост популяции, а при необходимости – и свести ее к тому уровню, который нам требовался. Нам не нужны были конкуренты после того, как мы снова обретем тела, а сосуществование в одном Секторе с настоящими и весьма агрессивными скаари… ну, ты понимаешь. Это неуютно и довольно утомительно.

– Нет, я не понимаю, – заспорил я. – О какой конкуренции может идти речь, если вы такие продвинутые и могучие, а они такие примитивные? Захватили бы одну из колоний или какой-нибудь клан и фокусировались в свое удовольствие.

– Когда я занимаю чье-то тело, я опускаюсь приблизительно на уровень его носителя, – пояснил Холден. – Я могу сделать это тело немного быстрее, немного сильнее, немного умнее среднестатистического, но это преимущество не критично. Грубо говоря, в схватке один на один я могу дать фору любому человеку, но толпа меня сомнет. Когда я был Фениксом, меня убивали несколько раз, помнишь? Наша колония или наш клан подвергался бы ровно такой же опасности со стороны Гегемонии, как и обычная колония скаари. Это были вовсе не те новые трудности, которые мы хотели обрести.

– Позволь мне уточнить, – сказал я. – Вы поощряли природную агрессивность скаари, потому что собирались вывести их цивилизацию на приемлемый для вас уровень, захватить несколько миллионов тел, а остальных попросту уничтожить, чтобы они не путались под ногами?

– Да, – кивнул Холден.

– Это геноцид.

– Ровно в той же степени, что и истребление термитов, которые пожирают твой дом.

В двадцатом веке существовало множество заблуждений. Одно из них гласило, что разум по мере развития становится все более гуманным.

Это слабо коррелировало с количеством пришедшихся на двадцатый век войн, в которых погибли десятки миллионов людей, но почему-то на исходе века люди верили, что высший разум, буде он существует, обязательно должен оказаться терпимым и милосердным и непременно обязан ценить жизнь во всех ее проявлениях.

Как и многие другие вопросы веры, на фактах эта теория не базировалась.

Если верить Холдену, а я Холдену верил, высший разум действительно существовал, и он оказался хладнокровным, расчетливым и жестоким, а на жизнь в любых ее проявлениях, не вписывающихся в его цели, он просто чихать хотел. Со всей высоты своего интеллекта.

И это представлялось мне куда более логичным. Это куда больше походило на разум.

– Ты не заснул? – поинтересовался Холден. – А то без очередного твоего саркастического замечания я не знаю, стоит ли мне продолжать свой рассказ.

– Продолжай. Так и быть, сарказм я приберегу для подведения итогов.

– Скаари не успели выйти на нужный нам уровень развития, когда в галактике появился еще один вид разумной жизни, – послушно продолжил Холден. – Люди. Их появление открывало перед нами новые возможности, и мы попробовали их в качестве носителей. Человеческий мозг открывал нам окно куда шире, чем мозг скаари, и в то же время позволял не утратить фокуса. Единственная проблема заключалась в том, что люди оказались слабы и слишком недолговечны, но эти недостатки могло исправить время. И мы решили дать людям шанс.

Очередное саркастическое замечание относительно этого шанса прямо-таки срывалось с моего языка, но я решил сдержать обещание и промолчал.

– Скаари обнаружили людей позже, чем мы, но значительно раньше того времени, когда человечество могло дать им самостоятельный отпор.

– И тогда появился Разрушитель, – сказал я. – Что это было?

– Автоматизированная боевая станция, – ответил Холден. – Остатки былой роскоши.

– Зачем мирной расе понадобилось строить автоматизированные боевые станции?

– На всякий случай, – пожал плечами он. – Космос достаточно велик, и мы предполагали, что можем встретиться и с враждебными формами жизни. Если ты мирный человек, это еще не означает, что у тебя в доме не может быть ружья.

– Предусмотрительно с вашей стороны.

– Мы разнесли флот скаари, нанесли им урон, который они восполняли очень долго, – проигнорировал шпильку Холден. – Это задержало их развитие, но предоставило шанс человечеству. Впрочем, с этой частью истории ты уже знаком.

– А Война Регресса? Это тоже ваших рук дело?

– Конечно, – кивнул Холден. – Кленнонцы были той частью человечества, которая развивалась в нужном нам направлении. Кленнонцы – это улучшенная версия людей, версия два-ноль. Они отвечали большей части наших требований, их мозг развит лучше, чем мозг человека, а их физическое состояние стремится к совершенству скаари. В конце концов мы сделали свою главную ставку именно на кленнонцев.

– Уверен, это бы им польстило, – фыркнул я.

– В результате наших действий сложилась уникальная ситуация. В одном Секторе космоса оказались заперты сразу три расы, находящиеся примерно на одном и том же уровне развития технологий. Миллиарды разумных живых существ. Слишком много, чтобы после обретения тел мы чувствовали себя в безопасности.

– Ну так и в чем проблема-то? – поинтересовался я. – Прислали бы сюда побольше своих автоматизированных боевых станций и зачистили все лишнее.

– Проблема в том, что у нас не оказалось нужного количества этих станций. Мы ошиблись, увлеклись, заигрались. Если бы вместо одного Разрушителя мы напустили бы на скаари десяток, люди бы никогда не узнали, что они не единственные представители разумной жизни в этом Секторе космоса. Но мы не уничтожили скаари, когда могли это сделать, и они снова поднялись. Война Регресса не положила конец человечеству. Мы упустили момент, когда эту проблему можно было решить силой. И тогда появился Феникс и подобные ему.

– Вы решили стравить нас между собой, – кивнул я. – Устроить последний раунд естественного отбора, а в качестве приза вы бы вышвырнули победителей из их тел и жили бы долго и счастливо. Но были ли у вас гарантии, что победят именно кленнонцы?

– Мы могли им помочь, – сказал Холден. – Подтолкнуть к паре изобретений, которые позволили бы им одержать верх.

– Но только после того, как они понесли бы потери, снизившие их численность до нужного вам уровня? Вы собирались начать свою долбаную новую жизнь на обломках их Империи?

– Судя по раздраженным ноткам в твоем голосе, ты все еще нас осуждаешь.

– Это еще чертовски мягко сказано.

Холден безразлично пожал плечами:

– Ты забываешь, что самим фактом своего существования люди обязаны нам. Если бы мы не сдержали скаари, они снесли бы человечество еще во времена раннего палеолита.

Глава 6

Подопытные мыши.

Тысячелетия эволюции, тысячелетия технического прогресса, и все ради того, чтобы стать достойным вместилищем для высшего разума, потерявшего умение фокусироваться. Вот он, настоящий смысл жизни, в поисках которого было сломано столько копий.