Утраченный символ, стр. 100
Глава 121
Как любой отец, потерявший родное дитя, Питер Соломон пытался иногда представить, каким бы его сын был сейчас, что делал бы, чем увлекался.
Теперь он знал.
Татуированный исполин, стоявший перед ним, пришел в мир крошечным трогательным комочком… Малыш Зак, сучащий ножками в плетеной колыбельке… делающий первые неуверенные шаги в кабинете Питера… выговаривающий первые слова. Как может зло прорасти в невинном младенце из любящей семьи? Один из вечных парадоксов человеческой души… Питеру довольно рано пришлось смириться с тем, что хотя в жилах сына течет кровь Соломонов, сердце, гонящее эту кровь по этим жилам, совсем из другого теста. Уникальное, неповторимое, будто выбранное наугад из всего многообразия вселенной.
«Мой сын… убил мою мать, моего друга Роберта Лэнгдона, а возможно, и мою сестру тоже».
Сердце Питера будто сжала ледяная рука. Он пытался отыскать в глазах татуированного хоть что-то знакомое… родное. Однако сходство ограничивалось лишь серым цветом. На Питера смотрели абсолютно чужие глаза, в которых пылала только ненависть и нечеловеческая жажда мести.
– У тебя хватит сил? – с саркастической усмешкой спросил Закари, глядя на жертвенный нож в руке Питера. – Завершить то, что ты начал много лет назад?
– Сынок… – Собственный голос показался Питеру незнакомым. – Я… я любил тебя.
– Ты дважды пытался меня убить. Ты бросил меня в тюрьме. Ты выстрелил в меня на мосту Зака. Так доведи дело до конца!
На мгновение Питеру показалось, будто он отделился от тела и парит рядом, не узнавая себя со стороны. Культя вместо руки, безволосое тело, черная накидка, кресло-каталка, судорожно сжатый в кулаке древний нож…
– Заверши начатое! – снова крикнул чужак, и по татуировке на груди прошла рябь. – Только убив меня ты спасешь Кэтрин… и братьев-масонов!
Соломон невольно обратил взгляд к ноутбуку на стуле.
Перед глазами встал образ Кэтрин, истекающей кровью… Братья-масоны…
– Время еще есть, – прошептал татуированный. – Ты же понимаешь, что другого пути не будет. Освободи меня от земных оков.
– Прошу тебя! – взмолился Соломон. – Не надо…
– Ты сам виноват! – прошипел чужак. – Ты поставил своего сына перед немыслимым выбором. Помнишь тот день? Богатство или мудрость! В тот день ты оттолкнул меня навсегда. Но я вернулся, отец, поэтому сегодня твоя очередь выбирать. Закари или Кэтрин? Кого предпочтешь? Сможешь убить сына, чтобы спасти сестру? Убить сына, чтобы спасти братьев? Спасти страну? Или предпочтешь тянуть время, пока не станет слишком поздно? Пока не погибнет Кэтрин… пока ролик не выйдет в эфир… чтобы доживать остаток жизни, сознавая, что ты мог все это предотвратить. Время на исходе. Ты знаешь, что делать.
У Соломона разрывалось сердце. «Это не Закари, – внушал он себе. – Зак умер много-много лет назад. Кто бы ты ни был, откуда бы ты ни взялся – ты не мой». И хотя Питер Соломон не верил самому себе, он понимал: придется выбирать.
Время вышло.
«Найти парадную лестницу!»
Роберт Лэнгдон стремглав мчался по темным коридорам, отыскивая путь к центру здания. За ним по пятам следовал Тернер Симкинс. Как и рассчитывал профессор, вскоре они выскочили в главный атриум.
Большой зал с восемью массивными дорическими колоннами из зеленого гранита напоминал греко-римско-египетскую усыпальницу: черные мраморные статуи, подвесные светильники-полусферы, тевтонские кресты, медальоны с двуглавым фениксом, светильники с головой Гермеса.
Сориентировавшись, Лэнгдон кинулся к широкой мраморной лестнице в дальнем конце атриума.
– Она ведет прямо в Храмовый зал, – шепнул он агенту, и оба как можно тише и быстрее начали подниматься.
С первой площадки на Лэнгдона смотрел бронзовый бюст масонского корифея Альберта Пайка в сопровождении самой знаменитой цитаты гения: «Совершённое для самих себя умирает вместе с нами; совершённое на благо других и всего мира обретает бессмертие».
Малах почувствовал, как накаляется атмосфера в Храмовом зале, – словно все отчаяние и боль Питера Соломона, вскипая, сосредоточиваются на нем, на Малахе.
«Да… Время пришло».
Питер Соломон, встав с кресла-каталки, застыл перед алтарем, сжимая в руке нож.
– Спаси Кэтрин! – Своими увещеваниями Малах словно подманивал Питера ближе, а затем, откинувшись, лег на покрывающий алтарь белый саван. – Исполни свой долг.
Питер, будто в кошмарном сне, шагнул вперед.
Малах улегся на спину и сквозь световое окно устремил взор вверх, на ледяную луну.
«Секрет в том, как умереть. – Идеальный момент, лучшего и пожелать нельзя. – Неся на челе печать древнего Утраченного слова, я приношу себя в дар, принимая смерть от левой руки своего отца».
Малах глубоко вздохнул.
«Примите меня в свой сонм, демоны, вот мое тело, я отдаю его вам».
Питер Соломон смотрел сверху вниз на Малаха, и его била дрожь. Полные слез глаза светились безнадежностью, нерешительностью и невыносимым страданием. Питер бросил последний взгляд на стоявший поодаль ноутбук.
– Решайся, – прошептал Малах. – Освободи меня от плоти. Так угодно Господу. Ты и сам этого хочешь! – Сложив руки по швам, он выпятил грудь, выставляя вперед своего великолепного двуглавого феникса.
«Помоги мне сбросить земной покров, что сковывает душу».
Питер смотрел на Малаха сквозь пелену слез.
– Я убил твою мать! – шепнул Малах. – Я убил Роберта Лэнгдона! Из-за меня вот-вот погибнет твоя сестра. Я уничтожу все масонское братство. Исполни же свой долг!
Лицо Питера Соломона исказила гримаса боли и жалости. Откинув голову, он с диким воплем занес над Малахом нож.
Запыхавшийся Роберт Лэнгдон и агент Симкинс остановились перед дверьми Храмового зала, и тут изнутри вырвался душераздирающий вопль. Лэнгдон моментально узнал голос Питера.
Невыносимая боль слышалась в этом крике.
«Опоздали…»
Забыв про Симкинса, Лэнгдон распахнул створки дверей. Открывшаяся перед ним жуткая сцена подтвердила его худшие опасения. У алтаря в центре полуосвещенного зала вырисовывался силуэт бритоголового человека, закутанного в черную накидку. В воздетой руке он сжимал огромный нож.
Не успел Лэнгдон опомниться и сделать хотя бы шаг, как человек с размаху вонзил клинок в распростертое на алтаре тело.
Малах лежал с закрытыми глазами.
«Как прекрасно. Какое совершенство».
Древний нож для акеды блеснул в лунном луче, вздымаясь над алтарем. Струйки благовонного дыма поднимались ввысь, очищая путь для души, которая вскоре вырвется на свободу. Одинокий крик отчаяния и муки, исторгнутый убийцей, еще звенел в священных стенах, когда нож с размаху опустился вниз.
«Я омыт кровью человеческой жертвы и отцовскими слезами».
Малах приготовился вкусить чувство невиданного величия и могущества.
Час преображения пробил.
Как ни странно, боли он не почувствовал.
Все тело наполнилось странным гулом, оглушительным, басовитым рокотом. Комната задрожала, и сверху хлынул ослепительный белый свет. Небеса разверзлись.
Малах понял: свершилось.
В точности как он предполагал.
Не помня себя, Лэнгдон рванулся к алтарю, как раз когда над крышей Храма завис вертолет. Он не помнил и того, как с разбега прыгнул на человека в черной накидке, думая лишь об одном: скрутить его, не дать ему снова занести и вонзить нож.
Они сцепились, и тут сквозь окно в крыше обрушился поток слепящего света, заливая алтарь. К изумлению Лэнгдона, ожидавшего увидеть на алтаре окровавленное тело Питера Соломона, в лучах блеснула обнаженная грудь, покрытая сплошным ковром татуировок, а крови не было вообще. Рядом лежал нож, клинок которого, очевидно, сломался о гранитный алтарь, не коснувшись тела.