Вся наша жизнь, стр. 9

— В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!

— В том, что здесь тяжелая атмосфера, — заявил он, невозмутимо уставясь на меня своим блестящим черным взглядом. — И теперь вам не отвертеться.

И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал его по плечу и встал:

— Мне не от чего отворачиваться . Если желаете, — если вам будет от этого легче, — я готов тысячу раз повторить: здесь тяжелая атмосфера . Вы довольны, дружище? Надеюсь, что да, потому что больше мне нечем вам помочь.

Приятного времяпрепровождения. Надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся.

С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. Сумасшедший день и достойное его завершение.

В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться моих команд. Но спать еще было рано.

Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того, нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти.

Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.

Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и наощупь потушил свет. Конечно, нужно было еще обдумать все, случившееся сегодня после повествования, и обдумать серьезно, — но сил на это уже не было. Сон проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил, что пора завтракать, и что сразу после завтрака начнется повествование, так что если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал уточнять, что именно если я не хочу пропустить — завтрак или повествование, — просто сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал пропускать ни того, ни другого.

Спустившись в Большой зал, с некоторым удовольствием заметил, что за столом собрались не все. Вот Данкэна, например, нет. Мелочь, а приятно. Небось спит без задних ног после вчерашних откровений. Наверное, и напился еще, как сапожник.

Я опустился на стул с львиными лапами вместо ножек и улыбнулся Карне:

— Привет! Как спалось?

Она мило сморщила носик:

— Спасибо, не очень. В этих комнатах или слишком жарко, или слишком холодно. Вчера мерзла всю ночь под одеялами, а сегодня — наоборот.

Почему-то кажется, что отчасти в этом виновато давешнее повествование.

— Не исключено, — согласился я, накладывая себе салат. — Помните, как вчера сразу после него всем захотелось пить?

— Точно. Я тогда еще удивилась, а потом забыла — столько было впечатлений.

— Да, — кивнул я, — впечатлений предостаточно.

Даже больше, чем хотелось бы.

— Кстати, вы не видели Данкэна?

Я покачал головой:

— Нет. Мы расстались с ним вчера, и с тех пор — не имел чести. А что?

— Да ничего, в общем-то. Просто я подумала, что он — единственный, кого сегодня нет за столом. Странно, не так ли?

— Ну, эта странность — ничто по сравнению с ним самим, — ответил я, немного злорадствуя. — Он ведь сам — одна большая ходячая странность.

— Он не понравился вам, — констатировала Карна. — Почему?

При этом она пытливо посмотрела на меня, словно желала видеть, когда я скажу неправду.

— Данкэн говорит странные вещи, — осторожно произнес я. — Неприятные и непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе. Психически неустойчивый человек.

— Может быть, — задумчиво прошептала девушка. — Может быть, вы и правы. Но все-таки, почему его нету с нами? Странно.

Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли раздражали, но я напомнил себе, что нахожусь здесь не за тем, чтобы ухлестывать за молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В конце концов, стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет. Тогда ничто не помешает даже отыскать Карну и попробовать продолжить все в совершенно другой обстановке.

От этих мыслей меня оторвал чей-то ощутимый толчок. Я обернулся, почти на сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа — растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с крашеными завитыми волосами — та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо, дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу замаха на тот искромсанный кусок мяса, что лежал в ее тарелке. Теперь женщина приложила к своей необъятной груди ладонь и стала извиняться. Я уверил ее, что все это сущие пустяки и поспешил отвернуться. Паршивое настроение. Сегодня, похоже, решающий день. Нужно быть внимательным и собранным, и не отвлекаться на мелочи… Где же этот Данкэн?

Толстуха что-то лепетала у меня под ухом. Кое-кто стал даже оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит.

Я взглянул на Мугида. Тот сидел, прямой, словно наглотался шпаг, и бесстрастный, как скала. Он и не думал вести нас в ту комнатку. А толстуха все не переставала болтать.

Когда терпение уже готово было покинуть меня, старик поднялся со стула и попросил всех следовать за ним. Я вздохнул с заметным облегчением и чуть ли не бегом покинул зал. Карна, как это ни удивительно, осталась позади и даже поддержала беседу с той надоедливой теткой. Я велел себе не обращать внимания — есть цель поважнее.

Внизу у гобеленов нас поджидал Данкэн — эту долговязую подвижную фигуру было трудно не узнать. Он выглядел так, словно его шарахнули по голове чем-то тяжелым. Другими словами, начал наконец-то соответствовать своему поведению.

Стоило ему заметить нас, журналист нервно дернулся, замер в нерешительности, а потом шагнул навстречу всей честной компании.

— Доброе утро, господин Данкэн, — поприветствовал его Мугид. — Вы решили сегодня не завтракать?

— Да, — пробормотал тот, краснея. — Решил.

Никогда бы не подумал, что этот хлыщ умеет краснеть, но не верить собственным глазам не было никакой причины.

Все вошли в комнатку и разместились там же, где и вчера. Данкэн при этом сидел, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько смог, и бросая время от времени в мою сторону настороженные взгляды. Кажется, он окончательно сошел с ума.

— Начнем, господа, — проговорил Мугид, усаживаясь в каменное кресло. — Все ли чувствуют себя в состоянии внимать?

Мы закивали, и он…

ПОВЕСТВОВАНИЕ ВТОРОЕ

— Он пришел уже давно, Пресветлый. Просто никто не решался вас будить.

Талигхилл нетерпеливо вздохнул и покачал головой. Разумеется, они не решались его будить! Раф-аль-Мон уже давным-давно ждет его, а они не решались его будить! Принц энергично откинул край одеяла и начал одеваться.

Слуги сунулись было помочь ему, но Пресветлый свирепо глянул, и те отошли в сторонку, больше на подобное не претендуя. В этой скучной жизни хотя бы привилегию одеваться самостоятельно Талигхилл оставлял за собой. Отец ворчал, что это блажь, но ему-то легко говорить. Руалниру было чем заняться, все-таки он — правитель. Конечно, это означало прежде всего колоссальные заботы, но лучше заботы правителя, чем ничегонеделание наследного принца. По крайней мере, Талигхилл считал именно так. И поэтому, даже торопясь, он одевался самостоятельно. Да и кто сказал, что слуги оденут вас быстрее?

— Велите, чтобы накрывали на стол и пригласили господина Раф-аль-Мона позавтракать вместе со мной.