Вся наша жизнь, стр. 25
Тогда почему?…
— Судорога челюстных мышц? — участливо осведомился Данкэн.
Я отстраненно посмотрел на него, но смолчал. Рот, правда, закрыл.
— Вы сейчас куда? — поинтересовался журналист.
— К себе, — неприязненно ответил я. — Расслабьтесь, Данкэн. Пока все нормально.
Помолчал, а потом добавил:
— Да и изменить сейчас мы ничего не в силах.
Он молча кивнул и ушагал. Наверное, вспомнил про свою работу и пошел разглядывать выставку древнеашэдгунского фарфора — или что здесь еще имеется, в Башне ?
Я тоже вспомнил про работу и решил, что до ужина было бы неплохо ею заняться. Ну и занялся в меру сил, исписал несколько листов, наговорил целых две кассеты. Потом пошел ублажать чрево.
За столом было тихо и задумчиво, словно у нас там поминки справляли. Я пристроился рядом с Карной и злорадно отметил, что Данкэн еще экскурсоводит самого себя по выставкам Башни .
Девушка улыбнулась мне — мягко и искренне:
— Простите, что сегодня сорвалась. Нагрубила, вы, наверное, обиделись. Вы ж хотели как лучше, а я… — она сокрушенно махнула рукой.
Я — тоже.
— Оставьте, мне досталось поделом. Просто день сегодня такой… Тяжелый день.
— Это точно. Знаете, хочется, чтобы пошел дождь. А то в воздухе так… сухо, что ли.
Словно в склепе.
Я согласился с этим ее высказыванием, но сам подумал о том, что в комнатах холодно и так.
Если еще и дождь пойдет, я точно замерзну или простыну. Или — и то, и другое.
Не успел я как следует поесть, а в зал уже ввалился Данкэн, весь сияющий, как лампа-факел с первого этажа нашей распрекрасной Башни . Взглядом отыскал меня и чуть ли не обниматься полез — б-болван! Я, конечно, сверкнул на него глазами, но журналисту — как с гуся вода.
Бухнулся рядом, начал накладывать себе в тарелку все, что только видел, да еще при этом какой-то мотивчик мурлыкал под нос.
— Что с вами, Данкэн? — спросила Карна. — Чему вы так необычайно радуетесь?
Он вскинул голову, несколько секунд растерянно изучал лицо девушки, словно видел ее впервые в жизни, а потом сообщил:
— Представьте, здесь есть библиотека! А там… Там такие книги! Уф!
Завершив свою речь этим многозначительным высказыванием, он уткнулся в тарелку. Я заметил, как удивленно вытянулось лицо господина Чрагэна, а сам он наклонился к уху своего соседа, жилистого седовласого мужчины — этакого генерала в отставке. До меня донеслось сказанное академиком : молодежь просто удивительная — представьте, интересуются книгами! Генерал в отставке скептически хмыкнул и расчленил тушку куропатки, хищно орудуя ножом и трехзубцовой вилкой. Я вздрогнул и поежился.
Карна уже прощалась с нами. Я кивнул и слабо улыбнулся, что должно было означать поддержку… ну и все такое прочее.
А сам подумал: опять придется выслушивать бред Данкэна. Что, интересно, он откопал на сей раз?
Но журналист так ничего вразумительного и не сказал. Я не стал дожидаться, пока он доест, пожелал спокойной ночи и тоже удалился. Завтра будет тяжелый день, и стоит выспаться.
Я даже не догадывался, насколько был прав.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Всю ночь шел дождь. В комнате мгновенно стало еще холоднее и неуютнее, я закрыл окно заглушкой, но выстукивание дождевых капель все равно было слышно. А потом…
Даже не знаю, как это описать. В первый момент я подумал, что башня рушится — началось землетрясение или что-нибудь в таком духе. Все вздрогнуло, меня подбросило на кровати, как детский надувной мячик. Я ощутимо приложился к каменной стене и помянул всех предков до седьмого колена — надо же, угораздило меня оказаться в этом месте в это время! Нет, чтобы дома сидеть, в потолок плевать — поехал деньги зарабатывать. Жить надоело, идиоту!.. — ну и все такое прочее. Потом выпутался из одеял, впрыгнул в одежду, содрогаясь от ночной прохлады, и подумал, что надо бы, наверное, выйти и поинтересоваться, в чем, собственно, дело.
Вышел. Коридор выгибался дугой, а из соседних комнат не выглядывала ни одна озадаченная рожа. Наверное, меня поселили на этом этаже одного. По крайней мере, никого из гостей я здесь не замечал (кроме себя, разумеется).
В общем, тихо в Башне , тихо и благодатно было в эту пору. Что уже само по себе казалось неправильным.
Я вернулся к себе в номер, обулся и вышел снова, мысленно одобряя свой последний поступок. Не шаркать же шлепанцами по х-хол-лодному полу!
Когда я выбрался на лестницу, до меня долетели наконец первые признаки того, что землетрясение (или что это там было?) мне не приснилось. Хотя лучше, наверное, если б все-таки приснилось.
В общем, чей-то громкий голос вопрошал: В чем, собственно, дело?! Я требую объяснений!
Кажется, это был господин Валхирр. Впрочем, я вполне мог и ошибиться — эхо и все такое.
Кто-то вторил вопрошавшему: Да! Кто-нибудь здесь способен прокомментировать случившееся?!
Ну, Данкэн, понятно, был при исполнении. Прокомментировать случившееся !
Да тут бы хоть кто объяснил, что вообще случилось!
Я начал спускаться по лестнице вниз, к голосам, все еще поеживаясь от холода. Тем временем к беседе подключилась и Карна:
Представьте, у меня в комнате была мышь! Это просто…
Я захохотал. Надо было, конечно, сдержаться: во-первых, не прилично, во-вторых, не по-мужски это как-то — смеяться над испуганной девушкой, а в-третьих… В общем, надо было сдержаться. Но не смог.
Они все так и уставились на меня, а я хохотал и хохотал, присев и схватившись руками за живот.
— По-моему, он свихнулся, — заметил Данкэн со свойственной ему непосредственностью.
Я мысленно поаплодировал.
— Что с вами? — строго и как-то обиженно вздымая кверху выцветшие брови, вопросил господин Чрагэн. — Вам нездоровится?
Я расхохотался пуще прежнего.
Потом все-таки нашел в себе силы и простонал сквозь смех:
— Простите… Просто… Тут вся Башня трясется, а… Мышь!..
Карна первой поняла, в чем дело, и засмеялась, весело и задорно.
— А ведь он прав! — заметила она, немного успокоившись. — Здесь земля трясется, а я мыши испугалась.
Остальные по-прежнему смотрели на нас с изрядной долей неодобрения. Но у меня словно гора с плеч свалилась: Карна не обиделась на мой бесцеремонный смех. А мнение остальных меня мало заботило в тот момент.
Появился Мугид, аккуратный и собранный — словно не спал вовсе, а так, стоял где-нибудь в темной нише и дожидался утра; но случилось непредвиденное, повествователю пришлось покинуть нишу и присоединиться к нам. Прежде всего — чтобы успокоить встревоженных и всех отправить по номерам, убеждая и заверяя, что к утру все непременно выяснится. А завтра — день тяжелый, так что вместо того, чтобы мерзнуть на морозе, шли бы вы, гости дорогие, спать. И не путались бы под ногами.
Уж не знаю, как ему удалось, но старик действительно всех успокоил. Утихомирил Валхирра, окоротил журналиста, пообещал Карне непременно извести всех мышей, сколько их есть в окрестностях Башни и в самой гостинице, — в общем, я даже не заметил, как все разбрелись по номерам. Но им-то как раз было хорошо, они здесь жили, на третьем, а мне еще до четвертого нужно было топать и топать. Под пристальным взглядом мугидовых глаз.
И я потопал. А этот старик все глядел мне вслед, словно на спине у меня было написано, сколько ему жить осталось, мелким таким почерком написано, и он все силился разобрать — потому и всматривался.
Вошел я к себе в номер, рухнул на кровать, завернулся в одеяла и стал размышлять о том, что же все-таки произошло. Так ни до чего не додумался, и только решил, что завтра и так выяснится.
Выяснилось.
Утро было какое-то неприятное — полусонное и серое. Все сидели за столом, как травленые Мугидовым ядом мыши, разговаривать разговоры не желали, только изредка вяло скородили вилками да ложками по тарелкам.