Инферно Габриеля, стр. 17

— Это что же, есть целая станция, передающая их песни? — искренне удивилась Джулия.

— Да, — ответил Габриель.

Ему стало немного не по себе, словно Джулия ненароком узнала ошеломляющую тайну, которую он тщательно хранил.

— Вам они нравятся?

— Иногда. Я же вам сказал: под настроение.

Джулия торопливо нажала соседнюю кнопку, и в салоне заиграл джаз.

Габриель, конечно же, заметил, как перекосилось ее лицо, когда она наткнулась на эту группу, однако он воздержался от расспросов.

Впервые «Найн инч нейлз» Джулия услышала в Филадельфии, в одном из клубов, куда ходила с ним. Она даже мысленно не желала называть по имени человека, ради которого первый раз надела туфли на высоком каблуке, купленные Рейчел. «Он» — и все. Он, как всегда, с тонкой издевкой подшучивал над ней. Где-то ей это даже нравилось. Он всегда так себя вел. Вот там-то она впервые и услышала «Найн инч нейлз». Едва только песня началась, Джулия ощутила легкую тошноту. Сначала были только гитарные аккорды, затем включился голос, но без слов. Наконец зазвучали и слова. Слова говорили о том, что нужно трахаться, как животные. Его лицо напряглось, он прижался лбом к ее лбу и стал шепотом повторять те же слова, глядя ей прямо в душу.

Джулия не отличалась особой религиозностью, а ее молитвы к малым богам и божествам скорее напоминали уловки школьницы, не выучившей урок. Но в тот момент она вдруг поверила, что слышит голос дьявола. Сам Люцифер держал ее в объятиях и нашептывал ей на ухо. От этой мысли и от его слов ей стало по-настоящему страшно.

Вырвавшись из его рук, она побежала в женский туалет и увидела свое отражение в зеркале. Оттуда на нее смотрела бледная, трясущаяся девчонка, не знающая, что произошло. Она никогда не слышала от него подобных слов, хотя какие-то туманные намеки были. Может, ему был нужен соответствующий фон для столь откровенного признания? Она успела достаточно хорошо его узнать и теперь понимала: незатейливые слова — не просто механически повторяемые слова чужой песни. Это было признание. Исповедование в самых сокровенных и самых темных желаниях.

Но Джулия не хотела, чтобы ее трахали, как животное. Она и сама не хотела превращаться в похотливую самку. Ей хотелось любви. Она была готова навсегда отказаться от секса, если подобный отказ обещал ей возвышенную любовь, о которой говорили стихи и мифы. Джулия жаждала именно такой любви, хотя порою и сомневалась, что заслуживает ее. Джулия мечтала стать Беатриче для стремительного и благородного Данте, чтобы навсегда поселиться с ним в раю. Ей хотелось жизни, красотой своей соперничающей с иллюстрациями Боттичелли.

И потому в свои двадцать три года Джулия Митчелл оставалась девственницей, а на дне комодного ящика, под нижнем бельем, лежала фотография того, кто вычеркнул из ее жизни всех остальных мужчин. Шесть лет подряд, ложась спать, она клала эту фотографию под подушку. Ни один мужчина, встречавшийся ей на жизненном пути, не шел ни в какое сравнение с ним. Ничьи ухаживания не могли пробудить в ней даже подобия любви и преданности, вспыхнувшей от встречи с ним. Все их отношения ограничивались одним-единственным вечером, который Джулия без конца проигрывала в памяти…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Джулия прислонила мопед к белой стене просторного дома Кларков и поднялась на крыльцо. Она приходила сюда, как своя, без стука. Взбежав по ступенькам крыльца, Джулия быстро открыла сетчатую дверь и… замерла.

В центре гостиной валялись обломки стеклянного кофейного столика. На ковре краснели пятна крови. Жуткую картину дополняли опрокинутые стулья и разбросанные диванные подушки. На диване, тесно прижавшись друг к другу, сидели Рейчел с Эроном. Вид у них был как у испуганных детей. Рейчел громко плакала.

— Что у вас случилась? — спросила Джулия, с ужасом оглядывая некогда уютную гостиную.

— Габриель, — глухо ответил Эрон.

— Габриель? Что с ним? Он ранен?

— С ним-то как раз полный порядок! — ответила Рейчел и истерически захохотала. — Не успел и суток пробыть дома. Вот, полюбуйся. Следы его драки с отцом и Скоттом. Дважды успел довести мать до слез.

Эрон гладил Рейчел по спине, стараясь успокоить, хотя у самого вид был мрачный и растерянный.

— А с чего это он? — спросила ошеломленная Джулия.

— Кто знает. Как всегда, завелся на ровном месте. Они с отцом просто разговаривали. Потом у них начался спор. С криком, естественно. Мама встала между ними и потребовала прекратить. Габриель ее оттолкнул. Скотт подскочил к нему и пригрозил, что убьет, если он снова поднимет руку на мать. Габриель молча двинул ему по физиономии и сломал нос.

Часть осколков кофейного столика была запачкана кровью. Между ними валялось раздавленное печенье и остатки двух кофейных чашек.

— Он еще и стол разбил? — спросила Джулия.

— Они со Скоттом находились по разные стороны. Когда Габриель ударил брата, тот рухнул на стол… Отец повез Скотта в больницу. Мама заперлась у себя, а я иду ночевать к Эрону. — Рейчел встала и потащила своего парня к двери.

Джулия застыла на месте. Она до сих пор не верила, что все это не кошмарный сон.

— Может, мне поговорить с Грейс? — предложила она.

— Делай что хочешь. Мне все равно. Я больше не могу оставаться в этом доме! — всхлипнув, выкрикнула Рейчел. — Была семья, и нет семьи. — Схватив Эрона за руку, Рейчел увела его прочь из ненавистного жилища.

Джулия хотела подняться на второй этаж и поговорить с Грейс, но ее внимание привлек доносившийся из кухни шум. Джулия на цыпочках прошла туда. Задняя дверь была открыта. На крыльце сидел человек и пил пиво прямо из бутылки. Предвечернее солнце освещало копну его спутанных каштановых волос. Джулия узнала этого человека, поскольку видела его фотографии у Рейчел. Габриель.

Ее ноги отреагировали быстрее, чем голова. Они вынесли Джулию на задний двор, где она уселась в шезлонг, стоявший почти рядом с крыльцом. Она приняла свою любимую позу, подтянув колени к подбородку, и уставилась на Габриеля.

Он не замечал ее присутствия.

Джулия беззастенчиво разглядывала его, откладывая в памяти каждую черточку его лица. В жизни Габриель был куда красивее, чем на снимке. Правда, сейчас его пронзительно-синие глаза были налиты кровью. Они угрюмо глядели из-под каштановых бровей. Джулия буквально сканировала рисунок его высоких скул, его прямой нос с благородной горбинкой, квадратную челюсть. Она, конечно же, заметила и ямочки на щеках, покрытых двух- или даже трехдневной щетиной. Потом она долго не могла оторваться от изгиба его полных губ, особенно нижней.

В потасовке досталось не только Скотту. Кулак брата оставил заметный синяк под левым глазом Габриеля. Кровь на пораненной правой руке почти запеклась. Джулия не решалась заговорить с ним и очень удивилась, когда он вдруг заметил ее.

— Ты немного опоздала, девочка. Шестичасовое шоу закончилось полчаса назад. — Его голос звучал мягко и был таким же приятным, как и его лицо.

Джулии вдруг захотелось услышать, как этот голос произносит ее имя.

Она дрожала, и он подумал, что ей холодно.

— Тут есть покрывало, — сказал Габриель, кивая в сторону большого клетчатого пледа, валяющегося рядом со ступеньками.

Обрадовавшись, что его гнев остыл, Джулия осторожно переместилась на крыльцо, выбрав табуретку в дальнем углу. «Интересно, он быстро бегает? — подумала она. — Я сумею добежать до мопеда, если он вдруг погонится за мною?»

Габриель встал со ступенек, подал ей плед, а сам пересел на старомодный деревянный стул. Он был весь в черном: черная кожаная куртка, черная облегающая футболка и черные джинсы, делавшие его ноги еще длиннее. Фотографии, которые она видела у Рейчел, были сделаны несколько лет назад. С тех пор Габриель стал выше ростом и возмужал.

Джулии хотелось спросить о причинах сегодняшней ссоры. Узнать, почему он так жесток к своей семье — самой замечательной из всех знакомых ей семей. Но спрашивать об этом ей мешали природная застенчивость и страх. Одно неловкое слово — и его может снова охватить ярость. Молчание ее тоже угнетало, а потому она спросила, есть ли у него открывашка.