Ирландский воин, стр. 32

Глава 30

— Ошеломлен?

Пентони, сидевший за столом, молча кивнул, и Рэрдов глухо застонал. Глаза барона покраснели, а небольшая бородка, за которой он обычно чрезвычайно тщательно ухаживал, была всклокоченной и неопрятной.

— Он так и написал? — переспросил Рэрдов. — Написал, что ошеломлен?

Пентони, прочитавший только что доставленный свиток — он был запечатан красной восковой печатью короля Эдуарда, — снова кивнул:

— Да, сэр. И он очень недоволен, — добавил советник.

— Недоволен?

Пентони в очередной раз кивнул, но теперь уже не глядя на барона; смотреть на него сейчас было не очень-то приятно.

Выругавшись сквозь зубы, Рэрдов потянулся к кувшину и налил себе вина — это было именно то, что ему сейчас требовалось более всего.

С тех пор как сбежала Сенна, все ночи барона были наполнены бессонницей, злобой и графинами с вином, о потреблении которого свидетельствовали крики, вырывавшиеся из спальни Рэрдова и заставлявшие разбегаться служанок. А это утро было такое же, как обычно в последние дни, если не считать того, что ярость барона приутихла, по-видимому, из-за сильного похмелья, Даже сейчас было заметно, что его веки опухли и покраснели — да и вообще он весь был красный.

«Ох, возможно, я убью себя выпивкой — прямо сегодня», — со вздохом подумал барон.

А Пентони снова вернулся к королевскому посланию, которое держал в руках.

— Эдуард сейчас на валлийской границе и ждет попутного ветра. А дождавшись его, отплывет в Ирландию и прибудет сюда, — сообщил советник. — Он посылает вперед Уогана, верховного судью, наместника Ирландии, чтобы поговорить с вами, сэр. Когда же погода станет благоприятной, то прибудет и сам.

Рэрдов схватил кружку с вином и залпом допил остатки. А потом просто выпустил кружку из руки — так что она со звоном упала на пол.

— Что ж, отлично! — рявкнул он. — Пусть король узнает, насколько трудно охранять его границы от проклятых ирландцев!

— И еще он узнает, что вы без его ведома приготовили уишминские краски, — заметил советник.

Рэрдов помрачнел; его храбрость была напускной, и Пентони это прекрасно знал. У барона имелись веские причины для страха. Ведь король Англии, Эдуард I Длинноногий, обладал прямо-таки сверхъестественной способностью распознавать бунтовщиков и предателей в своих владениях. Именно поэтому в его землях практически не было мятежников — за исключением неуловимого Реда, который, по всей вероятности, был сумасшедшим, если навлекал на себя гнев короля. Ведь Эдуард был страшным врагом — кровожадным, непреклонным и беспощадным.

И он, по-видимому, узнал, что Рэрдов за его спиной пытался приготовить легендарные краски.

Нет, слова «ошеломлен» и «недоволен» были, пожалуй, слишком слабыми для того, чтобы передать то, что чувствовал сейчас Эдуард I Длинноногий. Бешенство, жажда крови — вот, пожалуй, более точные слова. Ведь ему, наверное, стало известно: он, Рэрдов, знал, что легенда о красках — вовсе не легенда, а реальность. И даже имелись образцы, доказывавшие это. Эти образцы были сделаны единственной за последние пять столетий владычицей красок, способной приготовить их. Элизабет де Валери — вот ее имя. А Сенна, ее дочь, была для него последним шансом…

Эта молодая женщина происходила из древнего рода красильщиков, уходившего в глубь веков, и хотя она заявляла, что ее не обучали этому искусству, ее слова, возможно, не имели никакого значения, ибо легенда гласила, что талант заложен в крови. А у ее матери талант, несомненно, имелся. Ведь именно она восстановила старинный рецепт, подробно записала его, — а потом сбежала.

«Да, это заложено в крови, — думал Пентони. — Но и у матери, и у дочери хватило ума сбежать при первой же возможности. Хотя в отличие от Сенны Элизабет унесла с собой секрет изготовления красок».

И еще, опять же в отличие от дочери, Элизабет была замужем за производителем шерсти Джеральдом де Валери, человеком, которого она, несомненно, любила до глубины души — гораздо сильнее, чем Рэрдова. Но увы, в любовном треугольнике никогда не бывает ничего хорошего.

Впрочем, Пентони подозревал, что Элизабет никогда не была ни одним из углов треугольника и вся ее любовь была отдана де Валери. И что толкнуло ее приехать сюда, — это все еще оставалось загадкой. Однако она приехала. Приехала после того, как обвенчалась, и после того, как произвела на свет детей. Ей нужно было вести хозяйство, но она почему-то оставила Джеральда де Валери и уехала к Рэрдову — на берег индиго. Очевидно, обещание барона создать условия для изготовления легендарных красок оказалось намного соблазнительнее, чем любовь, дети и дом.

Соблазн, страсть, искушение — вот их пагубные семейные слабости. Мать — создательница красок, а отец — игрок. Сенна же, очевидно, оказалась самой крепкой веткой на этом фамильном древе.

Внезапно в дверях появилась темная тень — вошел солдат, нервно топтавшийся у порога. Пентони жестом предложил ему войти, и воин, поблескивая в тусклом свете свечей латами и кольчугой, прошел и остановился перед столом, за которым, ссутулившись и устремив взгляд к какому-то невидимому пятну на дальней стене, сидел барон Рэрдов.

— Милорд, мы нашли человека, который может быть Редом, — сообщил вошедший.

Рэрдов тут же оживился и выкрикнул:

— Где он?!

— В монастыре, милорд. — Солдат старался не смотреть на Рэрдова.

— И что же он там делает? Почему он не здесь?

— Она… Она выгнала нас.

— Она?..

— Да, матушка-настоятельница.

Пентони в изумлении уставился на воина. Барон же — ему казалось, он ослышался, — переспросил:

— Она… что, выгнала вас? Но ведь она женщина, а у тебя — меч.

Солдат в смущении откашлялся.

— Да, конечно, милорд, но у нее — Бог.

Рэрдов, казалось, не знал, как лучше выразить свое негодование. Его лицо сделалось сначала абсолютно непроницаемым, а потом медленно, как кленовые листья осенью, приобрело пылающий ярко-красный цвет.

— Пошел вон! — рявкнул он, и солдат, попятившись, стрелой вылетел из комнаты.

— В последнее время Ирландия стала прямо-таки рассадником предательства, — спокойно заметил Пентони. — Например, О’Мэлглин, Ред и вы, милорд.

Со стороны барона ответа не последовало, но в какой-то момент Пентони вдруг заметил, что Рэрдов смотрит прямо на него. И советник замер со свитком в руке. Замер, потому что хозяин замка смотрел на него, на Пентони, с восторженной улыбкой.

— О Господи, черт побери! — взорвался наконец Рэрдов.

Пентони в растерянности выронил свиток, а барон, вскочив на ноги, закричал:

— Черт побери, Пентони, ты великий мудрец!

Пентони, вздрогнув, пробормотал:

— Вы о чем, милорд?

Лицо барона приобрело свой обычный цвет, и он, щелкнув пальцами, проговорил:

— Садись, Пентони, и пиши.

— Что писать, милорд?

— Пиши о предательстве! — радостно воскликнул Рэрдов. — Как ты только что сказал, в Ирландии полно коварных предателей. Ирландцы стали слишком наглыми, отсюда и происки мерзавца Реда. Так вот, я полагаю, что пора их всех уничтожить.

— Уничтожить? — переспросил советник.

Барон с улыбкой кивнул:

— Да, именно гак. Ведь союз Реда с ирландцами угрожает безопасности короля на всем побережье его королевства, понимаешь?

Пентони мгновенно все понял. Пусть король узнает об этом, а не о том, что Рэрдов нашел и потерял владычицу красок, причем втайне от своего сеньора. Да-да, следовало направить шум и крик на кого-то другого, ибо это превосходный способ отвлечь внимание от собственных проступков.

Рэрдов же, по-прежнему улыбаясь, продолжал:

— Эдуард придет в ярость, узнав, что еще и кельты присоединяются к тому, что затевается против него в Шотландии. Ха, замечательно! Садись же, Пентони. Садись и пиши!

Советник сел и окунул перо в чернильницу. Взглянув на барона, спросил:

— Кому именно писать?

— Уогану, наместнику. Он ведь направляется к нам? Что ж, тогда пошлем всадников, чтобы перехватили его и сообщили о кознях ирландцев.