Земля в цвету, стр. 31

В конце жизни Мичурин задумывает полную «перестройку» вишневого дерева. Незадолго до смерти он говорит одному из учеников: «Неправильно растет вишня. Надо, чтобы и косточка была съедобной…»

Этому ученику — ныне ленинградскому ботанику — удалось сделать по-мичурински: погрузить в мякоть вишни косточку миндаля.

Мичурин был уверен, что фрукты, плоды должны и скоро «будут составлять необходимую часть питания всех трудящихся, а не только служить лакомством».

Он смело и стремительно расширял круг «плодов». Кто, кроме деревенских мальчишек, ест рябину, осеннюю лесную печальницу в багряном ожерелье? Он меняет ее природу. Рябина становится «десертной». Теперь она будет поставлять на стол вкусные ягоды и жителям городов и поселений, расположенных около Полярного круга.

Он создает сорт актинидии, более богатой витаминами, чем лимон.

Его абрикос, названный дорогим в нашей стране словом — «товарищ», выдержал жесточайшие зимы 1928/29 и 1941/42 годов, когда погибали даже привычные к морозам яблони.

Культуру крыжовника у нас он считает народной. Но уже проник и к нам американский паразитический грибок, завезенный любителями «заморских сортов». Надо спасать наш крыжовник! Мичурин разрешает задачу, которую тщетно решали европейские селекционеры, на чьих глазах неотвратимо гибли все насаждения крыжовника. Он создает сорта крыжовника, не восприимчивые к грибку.

В Мичуринск обращаются со всех сторон — и по важным делам и с мелочами. Кондитерам нужен безвредный и по возможности вкусный «краситель» для конфет и пирожных. Работники промышленности задают вопрос: можно ли сделать, чтобы пробковый дуб рос не только в Крыму и на Кавказе?

Тайн у Мичурина нет. О пробковом дубе, например, он обстоятельнейше отвечает — как переселить это дерево на север.

На юбилейных мичуринских торжествах американский профессор Ганзен сказал:

— Ни один селекционер в мире во все времена не может похвастать столькими сортами, сколько может предъявить Иван Владимирович.

Мичурин вывел около трехсот пятидесяти сортов — целый обширный лес растений, не существовавших на земле, пока не пришел этот необыкновенный человек.

Кто-то подсчитал, что во всей Франции при Людовике XIV было столько сортов яблонь, сколько вывел их один Мичурин.

Свою жизнь он подытожил так: «Мне удалось больше чем на тысячу километров продвинуть на север от границы прежних районов своего распространения самые нежные и зябкие и вместе с тем самые ценные южные плоды и ягоды и добиться неслыханной прежде скороспелости их». Книга академика И. И. Презента «В содружестве с природой» заканчивается двумя картами.

Читатель видит внизу этих карт черные черточки. Две почти прижаты к Азовскому морю, к углу, где Ростов, третья чернеет немногим выше — у Сталинграда и Ворошиловграда. Это прежние северные границы абрикоса, всех известных южных сортов груш и винограда. А вот красная черта круто взметена по Волге, заглядывает в Москву и загибает дальше на север — к Ленинграду. То «бере зимняя Мичурина». Другая красная черта захватывает Тамбов и Курск. Да это мичуринский абрикос! Поразительны эти «линии победы» человека над природой! Красные кружки обосновались в Кирове, в Ярославле, за Челябинском. Это культуры мичуринских сортов винограда.

Больше трехсот сортов, созданных за одну человеческую жизнь! Вспомним, годы бились селекционеры, чтобы вывести какой-нибудь сорт. Да можно ли повторять только это слово «сорта», говоря о том, что сделал Мичурин: так властно и резко изменены во многих из них свойства растения, что ботаник, встретившись с ними в дикой природе, отнес бы их к новым видам, а то и родам.

В докладе на исторической сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина 31 июля 1948 года академик Т. Д. Лысенко так сказал о мичуринских сортах: «Ряд из них создан без половой гибридизации, и все они созданы путем строго направленной селекции, включающей в себя планомерное воспитание».

ТВОРЕЦ

Задаешь себе вопрос, в чем же разгадка огромного явления, имя которому — Мичурин, в чем секрет этой беспримерной жизни?

Настоящая биография Мичурина еще не написана.

Его образ уже пытается воссоздать великий угадчик — искусство.

Попробуем наметить хотя бы некоторые черты живого облика Мичурина.

Характер железный и неукротимый. Даже крутой — и в быту и в деле. Но чуждый неистовства, вовсе чуждый позы, надрыва, истерической крикливости. Внешне простой, любящий систематичность, последовательность, прямые и резкие линии, твердо проведенные через жизнь при очень большой непростоте, сложности и глубине внутреннего мира.

Бербанк отмалчивался, быть может, иронически, еле заметно, чуть-чуть улыбался, пока ветер ругательств и обвинений в богохульстве свистал ему в уши. Но вряд ли козловский протопоп гоголем вышел из мичуринского дома после попытки учинить там душеспасительный разнос: скорее он вылетел оттуда с горящими ушами, как будто его отхлестали по щекам.

Есть одна черта, которую неизменно находишь у всякого значительного человека, у каждого, чей кирпич остался в огромном здании человеческой культуры. Эта черта — нерядовая работоспособность. Но и зная это, дивишься трудовому подвигу, каким была жизнь Мичурина. Только у Мичурина черта эта на свой, на мичуринский лад — не так, как у Тимирязева, у Дарвина и других великих трудолюбцев.

Не было почти ничего в его саду, чего не сделали бы его собственные руки, и наверняка не было такой вещи, какой они не могли бы сделать.

Не было черной работы, которой бы он сторонился. Этот небогатырского сложения, худощавый человек поднял на свои плечи тонны тяжестей. А всяческое «рукоделие» он любил всю жизнь до страсти и умел вносить в него тончайшее мастерство и подлинное искусство.

Еще в то время, когда он служил на железной дороге, он уже брал на учет все сколько-нибудь ценные, чем-нибудь примечательные деревца у всех любителей-садоводов, на многие десятки верст вдоль по линии. Потом этот круг все расширяется. Он захватывает и другие губернии. Мичуринский глаз видит людей с совсем неожиданной стороны. Во Владимире, в мучном ряду, торгует купец Д. П. Гончаров с сыном. Мичурин заносит в книжку: «Через него надо хлопотать о васильевской вишне». Это вишня-южанка, с Афона. Она есть еще у «Сорокина, мясного торговца, страстного любителя». Николай Михайлович Деревенцев — для всех «извозчик с третьей биржи», а для Мичурина он, кроме того, обладатель двух деревьев вишни-скороспелки.

В эти годы Мичурин вставал до света, все неслужебные часы работал в саду. Солнце садилось, и его малолетние помощники — дети Маша и Коля — надеялись, что отец отпустит их, наконец, поиграть, порезвиться. Но по крутой дорожке отец шел сам и круто вел свою семью.

Осенью день слишком мал Мичурину, впереди еще долгий вечер. И при свете «летучих мышей», колеблемых ветром, продолжается работа. А потом, в комнате, еще можно поупражняться в прививке на ивовых прутьях…

Упрямое упорство, напор воли: не вышло раз, другой, третий — делай сызнова четвертый, пятый, шестой.

Он высадил 2800 персиковых черенков. Летом он не мог надышаться на них. Зима уничтожила их — все. Он записывает: «Этого слишком достаточно, чтобы убить всякую надежду на возможность культуры персиков в нашей местности. Но, во-первых, чего нет, того и хочется, а во-вторых, чего не достигал упорный настойчивый труд и терпение человека?», «… и поэтому продолжаю борьбу далее».

Эта черта, это качество поражает. Препятствия склоняются перед таким волевым напором.

Но, видно, чтобы достигнуть по-настоящему значительного, подлинно великого, должно быть и еще нечто — должна быть сила и на еще труднейшее.

Это найдешь уже не у каждого даже среди крупных людей.

Когда исчерпано все для движения по избранному пути и поставленная цель не далась в руки, или пусть даже она достигнута, но из-за плечей ее открывается новая, пока невидимая другим, еще величественнее, еще труднее и еще обязательнее, — тогда должны найтись ясность взгляда, неподкупная трезвость вечно ищущей мысли, а главное — воля и мужество для высшего усилия, чтобы «восстать на самого себя».