100 рассказов о стыковке. Часть 1, стр. 88
Так, преодолевая противоречия, строилась стыковочная техника, достигалась высокая степень надежности.
Расстыковка была назначена на вечер 29 июня. Для нас она была первой, и мы немного волновались, как все сработает там, наверху, после трехнедельного полета в космосе. Московская группа специалистов опять собралась в кабинете Охапкина, связь с Евпаторией по–прежнему поддерживалась по телефону. «Союз-11» отстыковался без проблем, было половина десятого вечера, до посадки оставалось четыре с половиной часа. Мы решили, что дело сделано и сидеть в душном кабинете нет смысла. На улице было тепло и совсем светло, стояли самые короткие, июньские ночи. Вся стыковочная команда направилась на Финский (так называли поселки, застроенные щитовыми домами по финскому образцу), построенный на окраине Подлипок еще по тому знаменитому постановлению от 13 мая 1946 года за подписью самого Сталина, давшему мощный начальный импульс развитию ракетной техники в стране. Мы пошли к Вильницкому, нам не терпелось отметить успех. Казалось, все шло хорошо.
Но жизнь, как известно, непредсказуема, а смерть всегда маячит где?то рядом.
Я вернулся домой поздно, с последней электричкой; проспал несколько часов, и как будто что?то толкнуло меня — включил радио: шесть утра, никаких сообщений. Решил позвонить Вильницкому, к телефону подошла жена. До сих пор в ушах стоят ее слова: «Плохо, все погибли, Лев Борисович побежал на работу».
Начала работать еще одна комиссия, еще одно аварийное расследование. Космонавты погибли от разгерметизации СА, и это произошло при спуске на высоте около 70 км, сразу после разделения отсеков. Все последующие операции, все системы спуска и приземления, включая мягкую посадку, сработали нормально, но для первого экипажа орбитальной станции это уже не имело никакого значения.
Несчастных ребят оплакивала вся страна.
В СА есть так называемый дыхательный клапан, соединявший кабину с атмосферой. По программе, он должен срабатывать на высоте около 3 км, для того чтобы выровнять давление внутри и снаружи. Срабатывание происходит при подрыве пиропатрона по команде от автоматики системы приземления. Клапан располагается в верхней части СА, на стыке с бытовым отсеком. Его отверстия закрыты до тех пор, пока отсеки соединены. Отсеки разделяются при срабатывании восьми мощных пироболтов, после чего входное отверстие клапана оказывается открытым наружу. Внутри СА к клапану присоединена трубка, заканчивающаяся отверстием.
После разделения отсеков «Союза-11» клапан оказался открытым, и воздух стал выходить через трубку наружу в безвоздушное пространство. Космонавты не были готовы к этому, они наверняка слышали шум выходящего воздуха и стали понимать, что давление падает, однако не смогли достаточно быстро определить, где был дренаж. Заткни они входное отверстие клапана, трагедии бы не произошло. Согласно инструкции, при спуске космонавты пристегиваются к креслам ремнями, как летчики и пассажиры самолетов при взлете и посадке. На Земле, после приземления космонавтов, Пацаева обнаружили отстегнутым от кресел. Было похоже, что он делал попытки добраться, дотянуться до потолка. Отведенных космонавтам секунд не хватило, а вскоре начались перегрузки за счет торможения в атмосфере, но это было уже не важно: давление падало слишком быстро.
Комиссия рассматривала несколько версий аварии, несколько причин срабатывания дыхательного клапана. Наиболее вероятной признали самопроизвольный подрыв пиропатрона клапана от перегрузок, сопровождающий подрыв пироболтов для отстрела бытового отсека. Было много разговоров и спекуляций по поводу этой и других причин. Возможность такого подрыва обсуждалась еще на Земле при проверках электрической цепи пиропатрона, при так называемом обтекании цепи малым, безопасным (в части подрыва) электрическим током. Обычно проверяется каждый пиропатрон, каждый пироболт ракеты и космического корабля, а их на борту несколько десятков. Критерием проверки является целостность электрической цепи. Предполагалось, что при подрыве цепь разрушается; так обычно и происходило. Говорили, что пиропатрон, примененный в клапане, иногда не обнаруживал подобного свойства. Вероятность того, что его подорвали при обтекании, а цепь при этом осталась целой, была небольшой. Однако спустя несколько месяцев данный тип пиропатрона заменили другим, на всякий случай.
На этот раз нас, электромехаников, к расследованию причин аварии привлекали мало. Анализу подвергался лишь датчик крышки СА, который никак не срабатывал на орбите перед спуском на Землю, а по одной из дополнительных версий, крышка могла стать причиной разгерметизации. С самого начала эта версия была маловероятной. Вскоре я ушел в отпуск и уехал к теще на дачу нянчить трехмесячную дочь.
Для многих моих коллег наступили тяжелые времена. Очень нелегко было нашему главному конструктору Мишину, ведь лишь за три дня до гибели космонавтов произошла третья подряд авария ракеты H1. В течение восьми с небольшим лет руководства на его долю пришлось наибольшее количество аварий и катастроф, и чья бы вина здесь ни была, надо отдать должное силе и мужеству этого человека. Чтобы пережить такие потрясения, выдержать изнурительное, изматывающее бремя комиссий и расследований, необходим огромный запас физических и духовных сил.
Как всегда, наряду с расследованием причин аварии, комиссия дала рекомендации, как дополнительно изменить космический корабль, процедуру пилотирования, чтобы избежать подобных отказов. Тяжесть произошедшей катастрофы привела тогда к значительным изменениям. Разработчики корабля не ограничились введением дополнительного ручного затвора, который космонавты могли перекрыть в случае досрочного подрыва пироклапана. Космонавтов одели в герметичные скафандры. Начиная с 1964 года, с полета на корабле «Восход-1», на всех десяти [«Союз-2», с которым не удалось состыковаться космонавту Береговому, был беспилотным кораблем] пилотируемых «Союзах» они летали в космос в обычной, почти земной одежде. В июне 1971 года это закончилось. Все последующие годы такой путь на орбиту и возвращение на Землю стал заказан. Вес вновь введенного скафандра вместе с системой подачи воздуха и другой аппаратурой составил около 70 кг. Надеть скафандр за несколько часов до старта, работать в нем, снять его на орбите, после этого сушить, надевать перед спуском и снимать после приземления — Стоила ли игра свеч — вопрос сложный, почти философский: безопасность, страховка, перестраховка? Однозначно ответить трудно, хотя надо отметить, что в полетах в течение 30–ти лет потери герметичности не было.
Только через два с лишним года, в сентябре 1973–го, стартовал в космос «Союз-12» с космонавтами Василием Лазаревым и Олегом Макаровым, а еще через два с половиной месяца — «Союз-13», с Петром Климуком и Валентином Лебедевым. «Союзы» стали двухместными кораблями на длительное время, на годы, это тоже стало дополнительной платой за полет в скафандрах.
Советская космонавтика постепенно оправлялась после июньской трагедии. Начинался новый этап. К полету готовили новые орбитальные станции «Салют», новые транспортные корабли «Союз» с системами стыковки на борту. Сначала медленно, потом все быстрее стала разворачиваться первая международная космическая программа со стыковкой на орбите советского «Союза» и американского «Аполлона».
Глава 2
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД: «СОЮЗ» - «АПОЛЛОН»
2.1 ВВЕДЕНИЕ В ЭПАС
Экспериментальному проекту «Союз» — «Аполлон» (ЭПАС) предшествовало десятилетие соперничества. Около пяти лет ушло на то, чтобы подготовить и осуществить совместный полет со стыковкой на орбите. Космический полет интернационален по своей сути. Пространство над планетой нельзя разделить на куски, в космосе невозможно обозначить и возвести границы, как это сделали политики у нас: на земле, в небесах и на море. Разогнавшись до космической скорости, уже невозможно исправить орбиту так, чтобы летать только над одной территорией, даже над такой огромной, как, скажем, Сибирь, или хотя бы над одним континентом. Ракета выводит спутник за пределы действия не только атмосферы и земной тяжести, но и политических сил. Тем не менее, не имея возможности управлять космическими орбитами, политики научились использовать космос в своих целях. Начиная с полета Юрия Гагарина, каждый последующий преподносился как национальное достижение, становился демонстрацией могущества страны. В 60–е годы СССР и США показали остальному миру, на что они способны.