100 рассказов о стыковке. Часть 1, стр. 128
Там же, в ИКИ, рядом с залом для испытаний наших АПАСов, будущий генерал КГБ устроил нам выговор, добившись покаяния. Мы покаялись в совершенном грехе, обещали, что больше не будем возить за границу подпольные советские продукты в государственных контейнерах.
Но, как сказал мне тогда А. Нестеренко, отвечавший у нас за совместную документацию, полностью опасность не миновала. Он советовал как можно быстрее найти хороший повод и вывезти группу в Америку. Искать повода не пришлось. Во время контрольной стыковки возникла проблема направляющих штырей и гнезд, о которой подробнее рассказано дальше.
Работа по подготовке к стыковке «Союза» и «Аполлона» продолжалась, несмотря ни на какие трудности и препятствия.
Много лет спустя история с бутылкой получила своеобразное продолжение. По случаю 25–летнего юбилея ЭПАСа, нас пригласили на родину первого немецкого космонавта. Там я вручил Зигмунду Йену совершенно необычную бутылку, на этикетке которой написано: «АПАСная водка"Андрогиновка"(0,5 на двоих)», а на обороте: «Особый аффект: оба сверху».
Рассказав историю 25–летней давности всему честному народу, я просил на всякий случай засвидетельствовать, что никакие деньги за нее не приму ни за что, несмотря ни на какие коммерческие перемены. Что значит школа!
2.14 Контрольная стыковка
В 1972 году, согласовывая план–график совместных работ с американцами, как и во всем остальном, старались соблюсти паритет. Отработочные и квалификационные испытания дважды проводили в Хьюстоне. В дополнение к испытаниям масштабных моделей предусмотрели провести также в Москве предполетные испытания летных стыковочных агрегатов для кораблей «Союз» и «Аполлон».
Контрольная стыковка летных АПАСов требовала настоящего технического оснащения, и было ясно, что коридоры ИКИ для этого не пригодны. Поэтому в постановление ЦК и Совмина включили создание лаборатории, для которой во дворе нашей открытой базы — ИКИ — построили специальное здание.
Для экономии средств и времени это лабораторное здание спроектировали на основе типовой парикмахерской, которые в те годы широко возводили в Москве. Так что наше «испытательное дупло» получило, можно сказать, двойную конспирацию и стало чем?то вроде салона красоты для космической техники андрогинного типа. В целом оно сослужило нам неплохую службу, если не считать, конечно, того, что расстояние между ИКИ и нашей настоящей базой составляло почти 50 км и приходилось каждый день ездить на другой конец Москвы, через весь город. Зато мне на весь период испытаний выделили персональную машину, и не простую, а черную «Волгу» с шофером, первый и последний раз в жизни. Правда, время от времени я отпускал его, чтобы проехаться на любимом общественном транспорте.
После ЭПАСа лабораторную «парикмахерскую» превратили в базу для переговоров и совместных испытаний по программе «Интеркосмос», в основном, для совместных работ с социалистическими странами.
При подготовке к завершающему этапу совместных испытаний — контрольной стыковке летных АПАСов — наша деятельность развернулась в двух направлениях: на нашем заводе и в КБ собирали испытательное оборудование и сами летные АПАСы, а в ИКИ «сдавалась» открытая лаборатория. Если на ЗЭМе в Подлипках все было отлажено, то в новой лаборатории пришлось все начинать почти с нуля. Работу затруднял ряд обстоятельств: здание лаборатории только что построили, оборудование вводилось заново. Здесь, на нейтральной полосе, в открытой пограничной зоне появились новые люди. Штатный персонал лаборатории, отвечавший за помещение, его охрану и оборудование общего назначения, формировался из новобранцев. Напрямую они мне не подчинялись. Начальник лаборатории, подозрительного вида молодой человек, похоже, был тройного подчинения. Буфетчица, которая заведовала баром, находившимся на спецснабжении (ведь предстояло кормить самих американцев), казалось, вообще никому не подчинялась. В те годы дефицитные товары распределялись чуть ли не по указанию самого ЦК.
Приближалась зима, вводилась в строй отопительная система, утеплялись ворота и оборудовался тамбур для автомашин, ввозивших оборудование. Даже освещение главного зала требовало отладки. Не забуду, как перед ввозом летных АПАСов, осматривая последний раз помещение, я обратил внимание на большие киловаттные лампы накаливания, подвешенные под самым потолком. Я распорядился на всякий случай вывернуть те из них, которые висели над испытательной зоной. Там, где планировалось разместить АПАСы, оставили только боковое неоновое освещение. Как вскоре выяснилось, такое решение оказалось действительно правильным. Месяц спустя, на глазах у ошарашенных американских коллег, взорвалась одна из оставшихся в дальнем углу 1000–ваттных «бомб», и мелкие стекла градом посыпались вниз, чуть не долетев до АПАСов. Можно себе представить, какой скандал международного масштаба мог разразиться, попади мелкие стеклянные осколки в летные агрегаты. Не исключено, что американское оборудование пришлось бы возвращать на фирму «Рокуэлл», в Калифорнию. Кто?то из моих ребят саркастически смеялся: «Профессор, после изобретения самого АПАСа это было твое самое мудрое решение». Смех смехом, а, может, так оно и было. При Сталине не за такие дела объявляли вредителями и расстреливали. Слава Богу, это было давно.
Забегая вперед, стоит упомянуть о другом инциденте, вызвавшем замешательство нашей смешанной испытательной бригады. Он связан с тем, что американцы на одном из своих агрегатов нашли мелкую стружку. В тот момент их агрегат оказался внизу, под подвешенным сверху нашим АПАСом. Проведя экстренную инспекцию, выяснили, что стружка высыпалась из полуоткрытых пазух нашего агрегата, подвешенного сверху. Пришлось звонить на ЗЭМ: «Григорий Маркович (Марков — начальник сборочного цеха № 44), первое, проверь два остальных агрегата, второе, срочно присылай на подмогу бригаду опытных сборщиков». Вечером, во вторую смену все, до самой мелкой соринки, было вычищено пылесосом, кисточками и другими инструментами.
Всего у нас изготовили три летных АПАСа, два — для кораблей «Союз» и ЗИП. Как уже говорилось, руководство приняло решение подготовить к полету и стыковке в 1975 году два летных корабля «Союз» — основной и запасной: мало ли что могло случиться?
Американское оборудование прибыло в Москву на транспортных самолетах ВВС США. Мы с В. Ф. Кнором, помощником Бушуева, встречали спецрейс этого военного самолета в «Шереметьево». Оттуда до ИКИ космический груз транспортировался под эскортом машин спецГАИ. Из аэропорта его доставляли почти так же, как тогда возили на «членовозах» только членов Политбюро — по средней полосе и под сигналы сирен, разве что не на «членовозе». В то время машины реанимации пользовались меньшими привилегиями. Обычным машинам полагалось остановиться и пропускать представителей, прилетевших из другого мира. Казалось, важнее в этот момент ничего не было. В те годы сохранность космической техники у нас гарантировалась государством. Полтора месяца спустя мы с Валерием проводили американский груз тем же путем, погрузив его в военный транспортный самолет, помахав ему рукой на прощание.
До встречи на орбите!
Дни и недели между этими транспортными операциями были насыщены испытаниями, выполнением 12–ти активно–пассивных стыковок. Американцы привезли в Москву два стыковочных агрегата: для корабля «Аполлон» и ЗИП. Экономия — экономией, а такую систему, как стыковочная, НАСА не решалось оставить без дублера. «Экономь, но не дури», — как сказал современный поэт. Поэтому на земле наши три АПАСа стыковались с двумя американскими, каждый с каждым, сверху и снизу, в активном и пассивном режиме. Недаром все они были задуманы и сделаны андрогинами. В общей сложности — те самые 12 стыковок! Программа заняла больше месяца интенсивных работ.
В целом испытания в Москве проходили гладко, если не считать одного события. В разгар испытаний возникло серьезное осложнение, которое чуть не остановило все работы. Оно стало нам известным как проблема направляющих штырей и гнезд. Решение проблемы потребовало не только обсуждений и переговоров, не только бумажной работы, но и доработок летных агрегатов. Подробнее об этом — в следующем рассказе.