111 симфоний, стр. 150

Симфония принесла невиданный успех. Малько исполнял ее в других городах страны, скоро она приобрела широкую известность и за рубежом. В 1927 году Первая симфония Шостаковича прозвучала в Берлине, затем — в Филадельфии, Нью-Йорке. Ее включили в свой репертуар крупнейшие дирижеры мира. Так девятнадцатилетний мальчик вошел в историю музыки.

Музыка

Краткое оригинальное вступление словно поднимает занавес театрального спектакля. Переклички трубы с сурдиной, фагота, кларнета создают интригующую атмосферу. «Это вступление сразу обозначает разрыв с высоким, поэтически-обобщенным строем содержания, присущим классическому и романтическому симфонизму» (М. Сабинина). Главная партия первой части отличается четкими, словно скандированными звучаниями, собранной маршевой поступью. Вместе с тем она неспокойна, нервна и тревожна. Ее заключает знакомый по вступлению возглас трубы. Побочная — изящная, чуть капризная мелодия флейты в ритме медленного вальса, — легка и воздушна. В разработке, не без влияния сумрачно-тревожного колорита вступительных мотивов, меняется характер основных тем: главная становится судорожной, смятенной, побочная — жесткой и грубой. В заключении части звучат мелодии вступительного раздела, возвращающие слушателя к начальным настроениям.

Вторая часть, скерцо, переводит музыкальное повествование в иной план. Оживленная суетливая музыка словно рисует картину шумной улицы с ее непрерывным движением. На смену этому образу приходит другой — поэтичный, нежный напев флейт в духе русской народной песни. Возникает картина, полная спокойствия. Но постепенно музыка наполняется тревогой. И вновь возвращаются непрерывное движение, суета, еще более задорные, чем в начале. Развитие неожиданно приводит к одновременному контрапунктическому звучанию обеих основных тем скерцо, но спокойную, похожую на колыбельную, мелодию теперь мощно и полнозвучно интонируют валторны и трубы! Сложную форму скерцо (музыковеды трактуют ее различно — и как сонатную без разработки, и как двухчастную с обрамлением, и как трехчастную) завершает кода с резкими размеренными аккордами фортепиано, замедленной темой вступления у струнных и сигналом трубы.

Медленная третья часть погружает слушателя в атмосферу раздумья, сосредоточенности, ожидания. Звучания — низкие, колышущиеся, подобно тяжелым волнам фантастического моря. Они то нарастают как грозный вал, то опадают. Время от времени это таинственное марево прорезают фанфары. Возникает ощущение настороженности, тревожных предчувствий. Как будто сгущается воздух перед грозой, становится трудно дышать. Задушевные, трогательные, глубоко человечные мелодии сталкиваются с ритмом похоронного марша, создавая трагические коллизии. Композитор повторяет форму второй части, но содержание ее принципиально иное — если в первых двух частях жизнь условного героя симфонии разворачивалась в кажущемся благополучии, беззаботности, то здесь проявляется антагонизм двух начал — субъективного и объективного, заставляя вспомнить аналогичные коллизии симфоний Чайковского.

Бурный драматический финал начинается взрывом, ожидание которого пронизывало предшествующую часть. Здесь, в последнем и самом масштабном, грандиозном разделе симфонии, разворачивается полная накала борьба. Драматические, полные огромной напряженности звучания сменяются моментами забытья, отдыха… Главная партия «вызывает в воображении образ толпы, хлынувшей в панике при сигнале бедствия — сигнале засурдиненных труб, поданном во вступлении к части» (М. Сабинина). Появляются страх, смятение, грозно звучит тема рока. Побочная партия с трудом перекрывает колоссальное разбушевавшееся tutti. Нежно, мечтательно интонирует ее мелодию скрипка соло. Но в разработке и побочная теряет свой лирический характер, она вовлекается в общую борьбу, то напоминает тему траурного шествия из третьей части, то превращается в жуткий гротеск, то звучит мощно у медных, перекрывая звучанием весь оркестр… После кульминации, срывающей накал разработки, вновь звучит мягко и нежно у солирующей виолончели с сурдиной. Но и это не все. Новая дикая вспышка энергии происходит в коде, где побочная тема завладевает всеми верхними голосами оркестра на предельно мощном звучании. Лишь в последних тактах симфонии достигается утверждение. Конечный вывод все же оптимистичен.

Симфония № 2

Симфония № 2, посвящение «Октябрю» си мажор, ор. 14 (1927)

Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, заводской гудок, колокольчики, струнные; в заключительном разделе смешанный хор.

История создания

В начале 1927 года, вернувшись с международного конкурса имени Шопена, в котором он занял пятое место, Шостакович сразу попал на операционный стол. Собственно, мучивший его аппендицит и был, наряду с явной предвзятостью жюри, одной из причин конкурсной неудачи. Сразу после операции началось сочинение фортепианных «Афоризмов» — юный композитор соскучился по творчеству во время вынужденного перерыва, вызванного интенсивной подготовкой к конкурсным выступлениям. А после законченного в начале апреля фортепианного цикла началась работа совершенно иного плана.

Агитационный отдел музсектора Госиздата заказал Шостаковичу симфонию, посвященную десятилетию Октябрьской революции. Официальный заказ свидетельствовал о признании творческого авторитета двадцатилетнего музыканта, и композитор с удовлетворением принял его, тем более, что его заработки были случайными и нерегулярными, в основном — от исполнительской деятельности.

Работая над этой симфонией, Шостакович был абсолютно искренним. Вспомним: идеи справедливости, равенства, братства на протяжении веков владели лучшими умами человечества. На алтарь служения им приносили жертвы многие поколения русских дворян и разночинцев. Шостаковичу, воспитанному в этих традициях, революция пока еще казалась очистительным вихрем, несущим справедливость и счастье. Он загорелся идеей, которая может показаться по-юношески наивной — создать по симфоническому монументу к каждой из знаменательных дат молодого государства. Первым таким монументом и стала Вторая симфония, получившая программное наименование симфоническое посвящение «Октябрю».

Это одночастное произведение, построенное в свободной форме. В создании ее, да и в общем замысле серии «музыкальных монументов», большую роль сыграли впечатления «улицы». В первые послереволюционные годы появилось массовое агитационное искусство. Оно вышло на городские улицы и площади. Вспоминая опыт времен Великой французской революции 1789 года, художники, музыканты, театральные деятели принялись за создание грандиозных «действ», приуроченных к новым советским праздникам. Например, 7 ноября 1920 года на центральных площадях и невских набережных Петрограда разыгрывалась грандиозная инсценировка «Взятие Зимнего дворца». В представлении участвовали воинские соединения, автомобили, руководил ими боевой постановочный штаб, оформление создавали видные художники, в том числе добрый знакомый Шостаковича Борис Кустодиев.

Фресковость, броскость сцен, скандирование митинговых призывов, различные звукошумовые эффекты — свист артиллерийских выстрелов, шум автомобильных моторов, треск ружейной пальбы — все это использовалось в постановках. И Шостакович также широко использовал звукошумовые приемы. Стремясь передать обобщенный образ народа, совершившего революцию, он применил в симфонии даже такой неслыханный ранее «музыкальный инструмент», как заводской гудок.

Над симфонией он работал летом. Написана она была очень быстро — 21 августа, по вызову издательства композитор поехал в Москву: «Музсектор меня вызвал телеграммой для демонстрации моей революционной музыки», — писал Шостакович Соллертинскому из Царского Села, где отдыхал в те дни и где начиналась новая глава его личной жизни — молодой человек познакомился там с сестрами Варзар, одна из которых, Нина Васильевна, через несколько лет стала его женой.