Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!, стр. 89
– Дживс, какое удивительное совпадение!
– Сэр?
– Ну как же, Таппи пришла в голову та же мысль, что и мне. Вернее, не мне, а мисс Уикем. Очень странно, думаю, вы не станете отрицать. Чудеса, да и только.
– Не совсем, сэр. Оказывается, эту мысль подала мистеру Глоссопу юная леди.
– Мисс Уикем?
– Да, сэр.
– Вы хотите сказать, что после того как мисс Уикем предложила мне проткнуть грелку Таппи, она подговорила Таппи проткнуть мою?
– Совершенно верно, сэр. Юная леди щедро одарена чувством юмора, сэр.
Я был ошеломлен. Когда я вспомнил, что чуть было не предложил руку и сердце девушке, которая способна надуть человека, питающего к ней сильное и благородное чувство, то задрожал всем телом.
– Вам холодно, сэр?
– Нет, Дживс. Просто дрожь пробрала.
– То, что произошло, если я могу взять на себя смелость высказать свое мнение, сэр, подтверждает точку зрения, которую я изложил вчера и которая состоит в том, что хотя мисс Уикем очаровательная юная леди…
Я поднял руку.
– Ни слова, Дживс, – сказал я. – Любовь умерла.
– Понимаю, сэр.
Я сидел в грустном раздумье.
– Значит, утром вы видели сэра Родерика?
– Да, сэр.
– Ну и как он?
– Немного взвинчен, сэр.
– Взвинчен?
– Да, сэр. Возбужден. Он выразил настоятельное пожелание увидеться с вами, сэр.
– Что вы мне посоветуете?
– Если вы выйдете через черный ход сразу, как только оденетесь, сэр, вам не составит труда пересечь поле так, чтобы вас никто не видел, и дойти до деревни, где вы сможете нанять автомобиль и доехать до Лондона. Позже я мог бы привезти вещи в вашем автомобиле.
– Дживс, но разве в Лондоне я буду в безопасности? Там сейчас тетя Агата.
– Да, сэр.
– Так что же?
Он посмотрел на меня своим непостижимым взглядом:
– Я думаю, самое лучшее, сэр, ненадолго покинуть Англию, где зимой погода не слишком нас радует. Я бы не взял на себя смелость давать вам советы, сэр, но ввиду того, что вы уже имеете заказанные заранее на послезавтра места в «Голубом экспрессе», следующем в Монте-Карло…
– Но вы же аннулировали заказ?
– Нет, сэр.
– Я думал, вы аннулировали.
– Нет, сэр.
– Я же вас об этом просил.
– Да, сэр. Нерадивость с моей стороны, но я забыл об этом поручении.
– Вот как?
– Да, сэр.
– Ладно, Дживс. Едем в Монте-Карло.
– Очень хорошо, сэр.
– Как удачно, что вы забыли аннулировать заказ.
– В самом деле, сэр, очень удачно. Если вы немного подождете, сэр, я схожу в вашу комнату и доставлю вам костюм.
Глава 4
ДЖИВС И ПЕСНЯ ПЕСНЕЙ
Стояло утро еще одного жаркого и ветреного дня.
Следуя своей неизменной привычке, я распевал в ванной комнате «Эй, сынок!», когда за дверью послышались шаги и голос Дживса произнес:
– Прошу прощения, сэр.
Я как раз дошел до того места, где поется об одиноких ангелах и где требуется крайняя степень сосредоточенности, чтобы выдать эффектный финал, но тем не менее я прервал процесс и вежливо отозвался:
– Да, Дживс? Что такое?
– Мистер Глоссоп, сэр.
– Что с ним?
– Он в гостиной, сэр.
– Таппи Глоссоп?
– Да, сэр.
– В гостиной?
– Да, сэр.
– Хочет со мной поговорить?
– Да, сэр.
– Хм!
– Сэр?
– Я сказал «Хм!».
Сейчас объясню, почему я сказал «Хм!». Видите ли, в появлении Таппи я усмотрел нечто странное. Ведь он должен знать, что в этот час я принимаю ванну и, следовательно, занимаю выгодную стратегическую позицию – могу, например, запустить в него мокрой губкой. Поэтому я был здорово удивлен его приходом.
Я проворно выскочил из ванной и, промокнув торс и конечности парой полотенец, прошествовал в гостиную. Таппи сидел у пианино и одним пальцем наигрывал «Эй, сынок!».
– Привет! – бросил я не без надменности.
– A-а, Берти, привет! – отвечал Таппи. – Послушай, Берти, я пришел по важному делу.
Мне показалось, что приятель держится скованно. Подойдя к камину, он неловким движением опрокинул на пол вазу, и она разлетелась на мелкие осколки.
– Берти, дело в том, что я обручился.
– Обручился?
– Обручился, – смущенно подтвердил Таппи, смахивая фотографию в рамке на каминную решетку. – Почти обручился.
– Почти?
– Да. Берти, она тебе понравится. Ее зовут Кора Беллинджер. Она обучается классическому вокалу. У нее изумительный голос, черные блестящие глаза и возвышенная душа.
– В каком смысле «почти»?
– Понимаешь, в чем дело. Прежде чем заказывать приданое, она хочет кое-что выяснить. Видишь ли, из-за того что у нее возвышенная душа, она смотрит на жизнь очень серьезно. Чего она совершенно не выносит, так это грубого юмора, всяких шуточек, розыгрышей и всего такого прочего. Говорит, если она узнает, что я на это способен, то между нами все кончено. И к несчастью, она от кого-то слышала про эту шутку в «Трутнях»… Думаю, ты давно о ней забыл, правда, Берти?
– И не мечтай!
– Да-да, конечно. Я хочу сказать, ты же первый смеешься от души, когда вспоминаешь про бассейн в «Трутнях». Я тебя прошу, старик, при первой же возможности отведи Кору в сторонку и заверь ее, что в этой истории нет ни слова правды. Берти, мое счастье в твоих руках, надеюсь, ты меня понимаешь.
Разумеется, если он ставит вопрос таким образом, что мне остается? У нас, Вустеров, свой кодекс чести.
– Ладно уж, – сказал я, впрочем без особого восторга.
– Берти, ты молодчага!
– Когда я познакомлюсь с этой занудой?
– Пожалуйста, Берти, не называй ее «занудой». Я уже все предусмотрел. Я сегодня приведу ее к тебе на обед.
– Как?!
– К половине второго. Чудно. Славно. Отлично. Благодарю. Я всегда знал, что могу на тебя положиться.
Он умотал, а я обратился к Дживсу, который возник передо мною с завтраком на подносе.
– Дживс, обед на троих, – сказал я.
– Очень хорошо, сэр.
– Знаете, Дживс, это уж слишком. Помните, какую свинью подложил мне мистер Глоссоп тогда, в бассейне «Трутней»?
– Да, сэр.
– С тех пор я мечтаю отомстить. А теперь, вместо того чтобы стереть его в порошок, я должен кормить его с невестой изысканным обедом, всячески обхаживать – словом, быть добрым ангелом.
– Такова жизнь, сэр.
– Вот именно, Дживс. Что у нас на завтрак? – спросил я, оглядывая поднос.
– Копченая селедка, сэр.
– Не удивлюсь, – сказал я, все еще пребывая в задумчивости, – если узнаю, что жизнь селедок полна волнений и тревог!
– Вполне возможно, сэр.
– Это помимо того, что ее коптят.
– Да, сэр.
– И все идет своим чередом, Дживс…
Не могу сказать, что эта барышня Беллинджер вызвала у меня такой же восторг, как у Таппи. Она предстала перед моим взором ровно в час двадцать пять и оказалась упитанной особой лет тридцати с комплекцией борца среднего веса, властным взглядом и квадратным подбородком, которого лично я всячески бы сторонился. Наверное, такой бы стала Клеопатра, если ее посадить на углеводную диету. Не знаю почему, но все женщины, имеющие касательство к оперному пению, даже если они еще только ему обучаются, склонны к излишней полноте.
Таппи тем не менее был явно от нее без ума. Все его поведение и до обеда, и во время оного свидетельствовало о том, как сильно он старается соответствовать ее благородной душе. Когда Дживс предложил ему коктейль, он отпрянул, будто ему сунули под нос змею. Я ужаснулся, увидев, как любовь изменила этого несчастного. У меня даже аппетит пропал.
В половине третьего Беллинджер отбыла на урок пения. Таппи рысцой потрусил за ней до двери, нежно подвывая и слегка подпрыгивая. Вернувшись, он уставился на меня затуманенным взглядом и сказал:
– Ну, Берти?
– Что «ну»?
– В смысле, как она? Хороша?
– А то! – сказал я, чтобы ублажить несчастного придурка.
– Удивительные глаза, правда?