За стеной, стр. 38

Мерлин не кричал. Он упал на спину, и его втянуло в черный камень, будто это был вовсе не камень, а торфяное болото, которое засосало неосторожного путника.

Мерлин не кричал, но голос его громко и ясно прозвучал в ушах Нимью, когда она попыталась подняться на ноги.

— Нимью, ты была моим заветным желанием, я ждал тебя, ждал исполнения желания. Ты была ценой, которую я заплатил за Искусство. Любовь не осуществилась. Прости меня.

Его руки вытянулись из камня. Нимью схватила их, как будто могла вытащить его назад. Но ее руки сомкнулись в воздухе, а его — исчезли под поверхностью камня. Яркая звезда зажглась в ямке ее шеи, звезда, обещавшая силу и мудрость, даже большую, чем та, о которой она мечтала. Но внутри был холод, холод осознания того, что эта сила не является ее заветным желанием. Ее истинное заветное желание лежало погребенным в темном камне. И она уже никогда в жизни не коснется его.

Или нет? Нимью сжала свою звезду и посмотрела в небо. Такое светлое! Если звезда могла упасть с неба, то, наверное, могла бы и вернуться туда? Снова занять свое место на небесном своде, распутав все нити времени, которыми она была опутана, когда падала. Если бы это произошло, то наверняка Мерлин мог бы свободно ходить по земле, а он освободил бы свою звезду и получил бы обратно свое заветное желание.

Но в мире были и другие силы. И другие места, где можно получить знание. Нимью вытянула тонкие руки над головой и в одно мгновение стала птицей с широкими крыльями. Она поймала западный ветер над открытым морем и улетела из Британии.

А с ней ушли и вся мудрость, вся сила Мерлина, все надежды на королевство Артура. Королевство, которое должно было превратиться в руины, как случилось с заветным желанием Нимью, когда оно погрузилось в камень.

Глаза Гензеля

Гензелю было десять лет, а его сестре Гретель — одиннадцать, когда мачеха решила от них избавиться. Сначала они об этом не догадывались, потому что Мамаведьма (так они тайно называли мачеху) всегда их ненавидела. Оставить их в супермаркете или позабыть забрать из школы — было для нее в порядке вещей.

Только когда папа принялся читать в газете об «исчезнувших детях», ребята поняли, что все очень серьезно. Папа, конечно, был слабым человеком, но дети думали, что он любит их и сможет заступиться перед Мамойведьмой.

Они поняли, что ошиблись, в тот день, когда он повез их в лес. Гензель хотел поиграть в поход, поэтому взял с собой бутылку воды, компас и карту, но папа сказал, что им это не понадобится. Прогулка будет короткой.

А потом папа их бросил. Только ребята вышли из машины, как он тут же уехал. Они не попытались его догнать. Они поняли, что это означает. Мамаведьма снова загипнотизировала его.

— Думаю, ее ждет неприятный сюрприз, когда мы явимся обратно, — сказал Гензель, вытаскивая карту, которую спрятал под рубашкой. Гретель молча вынула из носка и протянула брату маленький компас.

Им понадобилось три часа, чтобы вернуться домой, сначала они шли пешком, затем ехали на патрульной машине. Когда они подъехали к дому, Мамаведьма разговаривала в телефонной будке. Гензель и Гретель услышали, как она завизжала. Но дома она улыбалась и целовала воздух около их щек.

— Она что-то задумала, — сказала Гретель. — Что-то нехорошее.

Гензель согласился, и они легли спать в одежде, с картами, компасом и конфетами в карманах рубашек.

Гретель снился ужасный сон. Вот Мамаведьма в бархатных тапочках, как кот, крадется к их комнате. В руке у нее большая желтая губка, которая приторно пахнет сладким, так приторно, что противно. Она подходит к кровати Гензеля и прижимает губку к его лицу. Его руки и ноги дергаются, а потом бессильно падают.

Гретель пыталась выбраться из этого сна, но когда она, в конце концов, открыла глаза, перед ней была желтая губка и улыбающееся лицо Мамыведьмы, а затем сон ушел, и уже не было ничего, кроме полной, кромешной темноты.

Гретель проснулась и поняла, что лежит в какой-то аллее. Сердце колотится и ей не хочется открывать глаза, потому что солнце светит слишком ярко.

— Хлороформ, — прошептал Гензель. — Мамаведьма отравила нас, а папа увез и выбросил.

— Меня тошнит, — пожаловалась Гретель. Она заставила себя подняться и обнаружила, что исчезло все, что они прятали под рубашками — карты, компас и конфеты.

— Плохо наше дело, — вздохнул Гензель. Он заслонился рукой от солнца и разглядел кучи мусора и разбитые окна. В воздухе пахло гарью от недавнего пожара. — Мы в старой части города, которую обнесли забором после беспорядков.

— Она, должно быть, надеется, что нас кто-нибудь убьет, — сказала Гретель. Она нахмурилась, подняла осколок стекла и обернула его какой-то старой тряпкой, теперь этот осколок можно было использовать как нож.

— Возможно, — согласился Гензель. Он был вовсе не глуп. Он понимал, что Гретель испугана не меньше него.

— Давай осмотримся, — предложила Гретель. Лучше что-то делать, чем просто стоять и чувствовать, как становится все страшнее и страшнее.

И они молча пошли вперед, плечом к плечу. Аллея перешла в широкую улицу, но и улица оказалась совершенно пустынной. Единственными живыми существами были голуби.

Но, завернув за угол, Гензель так резко попятился, что стеклянный ножик Гретель чуть не вонзился ему в бок. Она испугалась и отбросила ножик в сторону. Звон разбитого стекла разнесся по пустынной улице и спугнул стаю птиц.

— Я чуть не зарезала тебя, придурок! — воскликнула Гретель. — Почему ты остановился?

— Там магазин, — ответил Гензель. — Совсем новый.

— Дай-ка взглянугь, — сказала Гретель. Она так долго смотрела за угол, что Гензель потерял терпение и потянул ее за воротник.

— Это магазин, — подтвердила Гретель. — Магазин игровых приставок. И в витрине выставлено множество игр.

— Странно, — сказал Гензель. — Я думаю, он не работает. Тут же некому покупать.

Гретель нахмурилась. Магазин чем-то напугал ее, и чем больше она старалась не думать об этом магазине, тем больше это ее тревожило…

— Может быть, он случайно остался, — добавил Гензель. — Знаешь, когда они после пожара обносили все это забором…

— Может быть… — кивнула Гретель.

— Давай проверим, — предложил Гензель. Он видел, что Гретель обеспокоена, но ему магазин показался хорошим знаком.

— Мне не хочется, — сказала Гретель, покачав головой.

— Ну, постой тут, а я схожу, — вызвался Гензель. Но не успел он сделал шесть или семь шагов, как Гретель догнала его. Гензель про себя усмехнулся, Гретель ни за что не останется одна.

Магазин был очень странным. Окна витрины — такие чистые, что можно разглядеть весь торговый зал. Все игровые приставки соединены с большими телевизионными экранами, а у стены — аппараты с баночками колы и сладостями.

Гензель нерешительно прикоснулся пальцем к двери. Часть его разума хотела, чтобы дверь оказалась заперта, а другая — чтобы дверь приоткрылась. Но дверь не просто приоткрылась. Она автоматически сдвинулась, и в лица ребят подул прохладный воздух кондиционера.

Гензель шагнул внутрь. За ним неохотно последовала и Гретель. Дверь закрылась, и тут же зажглись все экраны, и оживились все игры. Затем аппарат с кокой со звоном выдал две банки, а аппарат со сладостями зажужжал, заворчал, и в щель вывалилась целая куча леденцов и шоколадок.

— Восторг! — счастливо воскликнул Гензель, шагнул вперед и схватил банку колы. Гретель протянула руку, чтобы остановить его, но было поздно.

— Гензель, мне это не нравится, — сказала Гретель, отступая к двери. Во всем происходящем было что-то очень странное — мерцание телевизионных экранов дотягивалось до ребят, подзывая поиграть, пытаясь затащить их обоих в…

Гензель не обратил никакого внимания на слова сестры. Он отпил большой глоток колы и начал играть в какую-то игру. Гретель потянула брата за руку, но его глаза не отрывались от экрана.

— Гензель! — закричала Гретель. — Мы должны уйти отсюда!