Дети и эти, стр. 26
Вдруг видит: дверь. «Служебное помещение. Покупателям входа нет».
Мама подумала-подумала, открыла и вошла. За дверью просторная комната. Посредине стол. На столе три тетрадки, три ручки и три учебника. Первый учебник по алгебре для пятого класса, второй учебник по геометрии для третьего класса, а третий по арифметике для первого. Мама взяла учебник для пятого класса, полистала, положила обратно на стол, потом открыла учебник для третьего класса и тоже положила на место. А когда взяла учебник для первого класса, вдруг услышала за спиной человеческий голос:
— Здравствуйте. Вы кто?
От неожиданности мама охнула, учебник случайно выпал из рук и одна страница порвалась. Мама обернулась, увидела перед собой небольшую девочку.
— Добрый день! — испуганно поздоровалась с девочкой мама. — я покупательница. А ты кто?
— Дочка владельца этого супермаркета. Как вы сюда попали?
— Заблудилась, — призналась мама. — Вижу: дверь.
— Напрасно, — встревоженно сказала девочка, — напрасно вы сюда вошли. Покупателям в служебное помещение входа нет.
— Мне вход и не нужен. Мне бы выход найти. Выведи меня, пожалуйста, через служебный выход, — попросила мама.
— Идёмте, — согласилась дочка владельца супермаркета, к чему-то прислушиваясь. — Только скорей, а то не успеем.
И только она это сказала, как тут же послышались громкие шаги. И оглушительные голоса.
Девочка побледнела.
— Уже идут. Не успеем. Прячьтесь скорей, а то вам несдобровать!
— Куда прятаться? Куда? — заметалась по комнате мама.
— Под стол.
Мама нырнула под стол, затаилась и увидела, как в комнату вошли шесть ног. В разных ботинках. Два ботинка были крупные, два средние, а два совсем маленькие.
Сначала к столу подошли крупные ботинки, потоптались, и толстый грубый голос прогудел:
— Кто брал мою тетрадку? Кто брал ручку?
— Никто не брал, — правдиво отвечала дочка владельца супермаркета.
Потом к столу подошли средние ботинки, средний голос прохрипел:
— Кто брал мою тетрадку? Кто брал ручку?
— Никто, — отвечала девочка.
Тогда к столу шагнули маленькие ботинки, и тонкий голосок заверещал так, что у мамы под столом даже в ушах зазвенело:
— Кто брал тетрадку? Кто ручку?
— Никто, — сказала девочка. — Честное слово, никто.
«Как хорошо, — подумала под столом мама, — что я не трогала эти тетрадки и ручки.
Какое счастье, что я к ним даже не прикасалась».
— А ты не обманываешь нас, сестра? — спросил грубый голос.
— Не обманываю.
— Никто на нашем столе ничего с места на место не перекладывал? — спросил средний голос.
— Не перекладывал.
— И никто не прячется под столом? — крикнул тонкий.
— Кто же там может быть? — притворно удивилась девочка. — Никого там нет. Садитесь, спокойно делайте уроки. Только сначала сходите, помойте руки. После школы.
— А кто брал мою алгебру и листал её?
— Кто брал мою геометрию и открыл её?
— Кто брал мою арифметику и порвал её?
Тут мама не стала ждать, когда её найдут под столом, выскочила, увернулась от шести растопыренных рук, выбежала из комнаты, помчалась по служебному коридору. К счастью, маме повезло: коридор вывел её прямо к служебному выходу из супермаркета, и мама вернулась домой, к сыну. А продукты купила в ларьке напротив своего дома.
ВЫЛЕЧЕННЫЙ ЧЕРВЯК, БОЛЬНОЕ ГОРЛО И ЧЕРНИЧНЫЙ КИСЕЛЬ
Папа одной девочки жалел всех несчастных животных. Не мог пройти мимо. Увидит больное существо — в дом тащит. Чтоб вылечить. Даже червяка, лопатой раненного, склеить хотел. Канцелярским клеем. Вылеченный червяк от папы сбежал. Уполз в разные стороны. Но папа не огорчился. Подобрал на улице заблудившуюся таксу. Животное потеряло свою хозяйку, поэтому хворало нервным срывом. У собаки была глубокая депрессия с ярко выраженным отсутствием аппетита. Ничего не ела, кроме котлет.
Девочка возмущалась, сердилась на папу, заявляла, что не собирается неизвестно чьих такс котлетами лечить, но мама и бабушка с дедушкой оказались на папиной стороне. Встали на защиту таксы, кричали:
— Как ты можешь лишить страдающее животное лекарств?
Они не позволили ограничить таксу в котлетах, наоборот, ещё и свои котлеты ей отдавали. Тайком. Через месяц больная так выздоровела, что стала сама поперёк себя шире. А это с таксами редко бывает. Её даже родная хозяйка, когда нашлась, не сразу узнала.
После таксы папа лечил муравья. Это девочку вполне устраивало. Она терпела. Муравей был маленький, лечился в стеклянной банке с травой и почти не высовывался. Но когда больного пришли навестить друзья, да ещё всем муравейником, терпение у девочки лопнуло. Она не выдержала, потребовала немедленно выписать пациента из больницы, то есть из банки. Пришлось выздоравливающему муравью долечиваться дома. Под землёй.
Потом лечили орла, который неизвестно откуда залетел на балкон и отказался добровольно покинуть помещение. Чем птица больна, было неизвестно, но папа решил, что раз не улетает сама, значит, надо лечить. И начал лечение. Орёл сидел на балконе, как генерал в отдельной больничной палате. Вцепившись в перила, грозно поглядывал по сторонам. Всем своим видом показывал: если что — никаких поблажек медицинскому персоналу не будет. Девочка его очень боялась.
Котлетами орёл брезговал. Требовал мышей. Но о том, чтобы кормить больного живыми животными, не могло быть и речи. Папа немедленно отобрал бы у орла недоеденных мышей и начал их лечить. Вместе с орлом.
В конце концов орёл согласился на сырое мясо. Только чтоб обязательно свежее. С рынка. Когда больной наконец поправился и улетел, девочка долго ещё его вспоминала. С ужасом. Но иногда думала: «Хорошо, что орёл был не двуглавый. Всё-таки двуглавого орла в два раза трудней прокормить».
У папы лечились и другие неожиданные пациенты. Но самое неожиданное началось после того, как папа съездил в командировку. В Африку. Его командировали с работы, чтобы он помог армии одной воинственной африканской страны освоить зенитный комплекс «Игла», а папа, на обратном пути, подобрал где-то* в саванне и притащил домой больного жирафа.
В кабину лифта жираф не вошёл, вернее, вошёл только до половины, дальше не поместился. Пришлось им с папой подниматься на девятый этаж пешком. Девочка увидела их обоих в дверях, чуть в обморок не упала.
— Папа, папа, кого ты привёл?
— Жирафа. У него ангина. С осложнениями.
Девочка стоит, руки по швам опустила, не знает, что и сказать. А мама, бабушка с дедушкой прыгают в прихожей от радости, кричат:
— Ура! Ура! У нас дома жираф жить будет!
— Нет, — говорит девочка, — не будет. Только через мой труп. Завтра же отвезём его в ветеринарную клинику или в зоопарк. Пусть там лечат. А тебе, папа, я лучше хомячка принесу. У моей подруги Нади, помнишь девочку Надю из нашего класса, у неё как раз хомячки лишние получились. Хомячок лучше жирафа. Не спорь, папа. Гораздо лучше.
— Чем же хомячок лучше? — робко спрашивает папа.
— Размерами, — отвечает девочка, — размеры у него замечательные.
— Хорошо, — согласился папа. — Спасибо. Я же не против хомячка. Но жираф тоже пускай останется. Ему домашний постельный режим нужен.
— Нет, — замахала руками девочка. — Не получится. У твоего больного рост выше, чем у нас потолок.
— Так он же пока лежачим больным будет. А потом с верхними соседями договоримся. Люк к ним проделаем. Он туда высунется. Бу ду ходить кормить его на верхний этаж. А все остальное тут, у нас, будет.
— Нет уж, — испугалась девочка. — Лучше с нижними соседями договаривайся. Пусть уж он лучше сюда, к нам, через люк высовывается. Здесь кормить будем. А всё остальное — где-нибудь там. Внизу. У нижних соседей.
Жираф хрипел так, что не мог глотать ни таблетки, ни тёплое молоко. Проболел ангиной недели три, потом пошёл на поправку. Встал на ноги и тут же поцарапал уши об потолок.
Пока лечили уши, девочка к жирафу почти привыкла. А когда его, выздоровевшего, провожали в Африку, девочке было даже немного жаль расставаться. В аэропорту она на прощанье обняла жирафа, похлопала по крепкой шее. А потом вместе со всей семьёй долго махала вслед самолёту, на котором один её знакомый лётчик, пилот первого класса, обещал бесплатно доставить совершенно здоровое животное обратно в саванну.