Запасной выход, стр. 31
– Неужели у него нет друзей? – любопытствовала дама. – Я лично видела одного – он явился в студию двадцать девятого, вечером. Правда, они с Женей не поладили и он вскоре ушел.
– Вы имеете в виду Ивана?
– Не знаю его имени, но это был такой плотный, симпатичный парень, с очень приятным голосом. Я еще подумала, что он должен хорошо петь. При наличии слуха, конечно.
– Он и есть певец. Точнее, был… – Я смотрела в ее глаза-пуговицы и пыталась понять – знает она о смерти Ивана или же все это для нее – новость? Но попробуй, пойми, что выражают глаза, которые прячутся так глубоко в глазницах. Честно говоря, мне казалось, что она оттуда за мной подсматривает. Но может, я просто к ней придиралась.
– Бросил петь? – легко спросила она, встав из-за стола и занявшись приготовлением кофе.
– Бросил жить, – ответила я ей в спину.
Елена Викторовна продолжала наливать воду в кофеварку. Затем нажала кнопку, повернулась и с милой улыбкой спросила:
– Как это понять? Молодой человек покончил с собой?
– Его убили в собственной машине на Ленинградском шоссе. Ночью, с двадцать девятого на тридцатое декабря. В общем, вы его видели в последний вечер жизни.
Так знала она или нет?! Я чуть с ума не сошла, занимаясь физиогномистикой, но у меня так и не сложилось никакого мнения. Елена Викторовна только чуть повела плечами, будто сбрасывая с них неприятный груз этой новости:
– Бедняга… Даже до Нового года не дожил… Они с Иваном дружили?
И тут я не выдержала:
– Скажите, а почему я вас не видела в этой студии двадцать девятого? Я тоже сюда приходила!
– Во сколько?
– В восемь!
– А я ушла незадолго до восьми, – улыбнулась она, мельком взглянув на стенные часы. – Даже помню, что еще попала в магазин.
– Ну, тогда вы видели машину Ивана напротив института! Это были старые «Жигули», темные.
– Ох, Надя, да зачем бы я стала разглядывать «Жигули», старые или новые? – фыркнула она. – У меня есть своя машина, слава богу!
– Но «Жигули» там стояли? Вы можете подтвердить в милиции, что Иван никуда не уехал?!
У меня сорвался голос. Елена Викторовна смотрела на меня как на сумасшедшую. Потом выключила кофеварку – кофе давно был готов.
– Почему это для вас так важно? – спросила она.
– Потому что его убили и сразу закрыли дело! Нашли какую-то проститутку, пойманную во время облавы на шоссе, и она заявила, что ударила Ивана по голове, чтобы добыть денег на наркотики! Но все было совсем не так!
– О господи, – пробормотала она. – А как все было? Вы-то откуда можете знать?
– Я знаю, что тем вечером он снова вернулся в студию, пробыл в ней где-то до полуночи, и это совершенно точно! А что с ним было потом – никто не знает! Но проститутку он к себе в машину точно не сажал! Абсолютно точно!
– Да почему?! – воскликнула она. Я видела, что ее изумление совершенно искренне, и мой рассказ ее захватывает.
– Потому что ему не нужна была проститутка! Он ехал к девушке на свидание! – вырвалось у меня.
Елена Викторовна помедлила и налила кофе. В две чашки. Одну она протянула мне, и я взяла. Но пить не хотелось, и руки у меня дрожали. Я держала чашку на весу и в конце концов облила ковровое покрытие. Елена Викторовна, примостившись с чашкой у своего рабочего стола, не упрекнула меня за испорченный ковер. Да и, правду сказать, пятен на нем уже было предостаточно. Она смотрела поверх пара, поднимающегося над краями чашки, и, казалось, ожидала продолжения. Я молчала. Меня не покидало ощущение катастрофы. Я не должна была этого говорить. Я должна была говорить об этом не так! Потому что если к смерти Ивана причастны люди с этой студии, я только что подставила под удар и себя, и Юлю. И что с того, что я не назвала ее имени? Она просила никому не рассказывать, а я ее предала.
– И дело точно закрыто? – спросила в конце концов Елена Викторовна.
– Да. Вдове уже выдали справку. Похороны будут завтра.
Она покачала головой:
– Жаль парня… Только не он первый, не он последний.
– Но убивают далеко не всех!
– Да как сказать, – задумчиво ответила она, помешивая сахар в кофе. – Сердечный приступ не классифицируют как насильственную смерть… Но виновник приступа обычно имеется.
– Он умер не от приступа! Ему проломили голову, вытащили в поле и оставили там умирать на морозе!
– И поэтому я должна вспомнить, стояли его «Жигули» возле дома, когда я уходила с работы? – спросила она. – Надя, вы чего-то не договариваете. Машина могла там стоять. Он мог сюда вернуться. И уйти во сколько угодно – тут часто засиживаются допоздна. Но никто из здесь присутствующих не проламывал ему головы на Ленинградском шоссе, среди ночи.
– Вы так уверены?
Она даже рот приоткрыла и перестала звенеть ложечкой о стенки чашки. А потом посмотрела на телефонный аппарат, стоявший на столе, рядом с ее локтем.
– Я не сумасшедшая, – предупредила я.
– А я не собиралась звонить в психушку, – хладнокровно ответила она. – Просто пытаюсь кое-что понять.
– Что именно?
За ее взглядом было трудно уследить – об этом я уже говорила. Но сейчас мне показалось, что она принялась разглядывать мои ботинки. Слов нет, они были не слишком чистые – на них уже проступили соляные пятна. А может быть, она наконец обратила внимание на то, что я разлила кофе на ковер?
– Извините, – запоздало сказала я.
– За что? – Она вздрогнула, будто разбуженная.
– Я пролила кофе… Осталось пятно.
Елена Викторовна встала и подошла ко мне вплотную. Сомнений не было – она рассматривала именно ковер под моими ногами. На светло-сером жестком покрытии отчетливо выделялась группа темных пятен. Но на моей совести было только одно – светлее других, еще свежее.
– Странно, – сказала она, глядя вниз. – Я только что заметила… Собственно, праздники…
– Что?
– Тридцатого и тридцать первого я тут не появлялась, – объяснила она. – Сегодня впервые пришла, чтобы кое-что привести в порядок. До этого ковер был чистый… Или я просто не замечала?
Теперь и я не могла отвести взгляда от пятен. Я даже встала и отодвинула стул, чтобы лучше их рассмотреть.
– У меня такое ощущение, что здесь что-то праздновали, когда меня не было, – проговорила женщина как будто про себя. – Я не приветствую, когда хозяйничают в моем кабинете. Тут вся документация, телефон, в конце концов! Наговорят с Америкой, а платить буду я! Я еще не успела никого расспросить, сегодня тут никто не появлялся… Как вы думаете, Надя, что это такое?
– Эти пятна? – Я присела на корточки и осторожно поскребла ногтем одно из старых пятен. На пальце осталась бурая пыльца.
– Кетчуп, может? – спросила она, присаживаясь рядом. Я услышала, как ее узкая твидовая юбка слабо затрещала по швам. Но Елена Викторовна не обратила на это внимания.
– Кто знает? – спросила я. – Вы только что увидели?
– Да, из-за вашего кофе. А думала я совсем о другом… Дело в том, что когда я сегодня вошла в кабинет, телефон был не в порядке. Трубка снята и лежала рядом. Я точно помню, что положила ее на место, когда закончила последний разговор. Двадцать девятого, конечно. Значит, потом тут кто-то побывал. Я переживала из-за междугородних звонков, такое уже случалось, тут ведь проходной двор, полно студентов. И мне не понравилось, что кто-то брал мои ключи. Копия у вахтера, на щите. Но он никому не должен их давать. Только в случае утери или нашему директору.
– А кто ваш директор?
Она встала, тяжело опершись рукой о колено. Отряхнула юбку, хотя та была совершенно чистая. Я смотрела на нее снизу вверх и в этом ракурсе наконец сумела увидеть как следует ее глаза. Нет, сейчас они были не похожи на тусклые пластиковые пуговицы серого цвета. В них был страх.
ГЛАВА 8
Она сняла телефонную трубку и по памяти набрала какой-то номер. Я видела, как быстро двигаются ее пальцы, прикасаясь к черным кнопкам, и как с каждым новым нажатием напрягается ее лицо. Оно стало очень официальным, когда Елена Викторовна услышала ответ и заговорила: