Игры с палачами, стр. 82

Теперь Хантер понимал, откуда растут ноги у безумной жестокости Оливии. Вытесненная агрессия. На протяжении двадцати восьми лет она ненавидела свою мать за то, в чем Сандра на самом деле не была виновна. Когда Оливия узнала правду о том, что всю сознательную жизнь ее обманывали, вытесненная агрессия проснулась и нашла новую мишень. Двадцать восемь лет — большой срок. За это время агрессия может настояться и принять угрожающую силу.

По щеке Оливии скатилась слеза. Ее голос сорвался.

— Я до сих пор помню свою маму. Она была очень красивой женщиной. Я помню, что каждую ночь перед сном мама играла со мной теневыми марионетками. В этом ей не было равных. Она могла показать кого угодно — животных, людей, ангелов… Денег у нее не водилось, поэтому у меня не было игрушек. Я играла в театр теней. Мы сидели часами, придумывая сказки, а потом разыгрывали эти глупые пьесы на стенах. Все, что нам было нужно, — свет свечей и наши руки. Мы были счастливы.

Хантер на секунду зажмурился. Вот почему Оливия создавала из частей тел своих жертв «скульптуры», отбрасывающие теневые изображения. Это было мрачное подношение матери. Еще один способ избавиться от агрессии, терзающей ее изнутри.

— Он никогда не играл со мной. Представляете? — качая головой, сказала Оливия. — Когда я была маленькой, Деррик никогда не гулял со мной в парке. Он не читал мне книг, не носил на плечах, не пил со мной понарошку чай, как это делают нормальные отцы. Я играла в теневых марионеток сама с собой.

Роберт молчал.

— После того как он мне все рассказал, я уехала домой и проплакала три дня. Я понятия не имела, как смогу жить с этим дальше. Вся моя жизнь была замешана на лжи. Все, что ему было от меня нужно, — получить отпущение грехов и спать спокойно. В детстве меня никто не любил, за исключением мамы, конечно. А потом я вдруг узнаю, что четверо мужчин, которые надругались над ее телом, а затем выбросили его, словно никому не нужный мусор, преспокойненько живут себе дальше. Они женились, вырастили детей, сделали карьеру. Они жили, совсем не раскаиваясь в содеянном. И что хуже всего, они и дальше будут жить, не понеся заслуженного наказания.

Хантер понимал, что подобного рода мысли могут сорвать крышу у любого, а у кого не сорвут, оставят после себя неизгладимую психическую травму.

— Вам не хуже меня известно, что я, узнав правду об убийстве матери, все равно была бессильна что-либо сделать. С тех пор прошло двадцать восемь лет. У меня не было никаких доказательств, за исключением слов умирающего. Никто ничего не стал бы предпринимать: ни полиция, ни прокуратура, ни власти штата — никто. Никто бы мне не поверил. Мне бы пришлось жить как прежде, так, как я жила все эти двадцать восемь лет. — Женщина замотала головой. — Думаете, я смогла бы?

Хантер вспомнил, что чувствовал, когда узнал, что его отца смертельно ранили при ограблении «Банка Америки». Тогда он еще не служил в полиции. Роберт до сих пор помнил ту бурлящую где-то в глубине его сердца ярость. Тогда, повстречав людей, убивших его отца, Хантер без колебаний застрелил бы их.

— Я уже подумывала о том, чтобы свести счеты с жизнью, — слова Оливии вернули его к действительности, — когда поняла, что если способна убить себя, то вполне созрела для того, чтобы убивать других. Точка. Я решила, что справедливость восторжествует, пусть даже вершить правосудие придется мне самой. Моя мама достойна того, чтобы за нее отомстили.

Несколько мгновений ее взгляд блуждал по комнате.

— Все это было похоже на сон. Мне казалось, что мама стоит рядом со мной, говорит что делать, движет моей рукой. Мой от… — Злоба перекосила лицо Оливии. — Деррик Николсон любил мифологию. Он все время читал книги, цитировал… Было бы только справедливо превратить его в мифологический символ.

Передернув затвор, женщина послала патрон в патронник.

Пришло время последнего акта.

Глава 116

Хантер вновь взглянул на Оливию. Не было ни малейшей возможности приблизиться к ней, застав врасплох. Она заметит и будет стрелять. Помещение слишком большое, а женщина стоит слишком далеко от него. Добежать он не успеет. К тому же он лежит на полу, руки и ноги расставлены в стороны, из-за чего он похож на морскую звезду. Мышцы затекли. Двигаться быстро и проворно он не сможет.

— Хотите увидеть мою последнюю «скульптуру»? — спросила Оливия. — Последнюю теневую марионетку? Это будет завершающим актом моего правосудия.

Хантер прижался подбородком к полу и взглянул вверх, сначала на женщину, а затем на Скотта. Мужчина до сих пор был без сознания.

— Оливия, не надо!

— Нет, надо! Двадцать восемь лет Деррик Николсон умащивал свою совесть и успокаивал сердце мыслью о том, что он сжалился над дочерью бедной проститутки. Двадцать восемь лет эти подонки преспокойно жили без наказания и покаяния. Теперь пришла моя очередь успокаивать сердце, если оно у меня еще осталось. Вставайте, — приказала она.

Хантер медлил.

— Я сказала: «Вставайте».

Женщина навела на детектива пистолет.

Мускулы и суставы Хантера болели. Он начал медленно подниматься с пола.

— Ступайте туда. — Оливия указала рукой налево. — Прижмитесь спиной к стене.

Хантер подчинился.

— Видите фонарь на полу? Справа…

Детектив опустил глаза и кивнул.

— Возьмите его.

Хантер взял фонарь.

— Поднимите фонарь на уровень груди и включите.

Детектив помедлил, стараясь понять, что же происходит.

— Мне пришлось импровизировать, — сказала Оливия. — У меня был разработан план… хороший план… жестокий план… Ему было бы очень больно. Но при сложившихся обстоятельствах надо внести определенные изменения. Надеюсь, вам понравится. Включите фонарик.

Хантер поднял руку с фонариком на уровень груди и включил его.

Оливия отошла в сторону. В луче света показался Скотт. Он все еще был без сознания. Голова была откинута назад. Рот приоткрыт так, словно мужчина заснул в таком положении и вот-вот захрапит. Лежа лицом в пол на расстоянии нескольких футов от Скотта, Хантер не заметил, что Оливия прикрутила тонкую, но, похоже, крепкую проволоку ко второй напольной лампе на расстоянии четырех с половиной футов от пола. Длиной проволока была около двух футов. Оливия обмотала ее конец вокруг обрубка указательного пальца Скотта.

Хантер ничего не понимал, пока не увидел теневое изображение, отбрасываемое на противоположную стену. Там виднелся силуэт откинутой назад головы Скотта. Его рот был приоткрыт, словно мужчина кричал. Обрубок пальца, поддерживаемый проволокой, отбрасывал тень, напоминающую цилиндрическую трубку, расположенную под углом. Из-за отсутствия перспективы казалось, что одна тень находится перед другой. Цилиндрическая трубка была нацелена прямо в раскрытый рот Скотта.

Откуда-то издалека донесся вой сирен. Перед тем как войти внутрь склада, Хантер вызвал подмогу, но по звуку детектив понимал, что полицейские появятся здесь минут через пять, может быть, через три… Слишком долго ждать…

Оливия взглянула на Хантера. Она была совершенно спокойна.

— Я знала, что они приедут, — тыча в сторону детектива пистолетом, сказала женщина. — Будете ли вы живы к тому времени, когда полиция сюда доберется, будет зависеть от того, успеете ли вы разгадать последнюю часть моей головоломки.

Хантер не сводил глаз с дула пистолета.

— Не смотрите на меня. Лучше глядите на тень.

Роберт сосредоточился. Сначала ему показалось, что человек раскрыл рот, приготовясь пить из трубочки какую-то жидкость. Собирается ли Оливия залить что-нибудь в горло Скотта? Она хочет убить его таким образом? Это было бы нарушением ее стиля. Мысли Хантера путались.

Выстрел из пистолета, зажатого в руке Оливии, прогремел, словно взрыв атомной бомбы. Пуля вонзилась в стену, пролетев всего в нескольких дюймах от головы Хантера. Детектив вздрогнул. Электрический фонарик выпал из его руки.

— Ну же, Роберт! Вы ведь опытный полицейский, к тому же умный… Или вы не можете думать под дулом пистолета?