Страх перед страхом, стр. 53
– А со мной? – запальчиво переспросила она.
– С тобой – никем, – последовал неожиданный ответ.
Татьяна задохнулась. Она даже не смогла ему ничего ответить. Алексей почувствовал, что перегнул палку, и стал прощаться. Он обещал позвонить – в самое ближайшее время. Хотя у него сейчас столько работы…
Она повесила трубку.
Ключи нашлись не на холодильнике, а на подоконнике кухонного окна. Она взяла их и осмотрела. Да, те самые, разумеется. Только на этой связке из всех трех не было вообще никакого брелока.
Она присела к столу и задумалась, поигрывая зажатыми в руке ключами. Она не слишком верила Алексею, что его новая подружка – женщина порядочная. Почему она должна этому верить? Она ведь с нею не знакома. Но теперь ей и самой казалось, что Алексей не мог ее обокрасть. Единственным, что он мог унести из квартиры, были его собственные вещи. И муж имел бы на это полное право. Но он не сделал этого – не имел возможности сделать. У него просто не было ключей. А кроме того, забрать, в преддверии лета, свою зимнюю шапку… Это же просто нелепо! Причем он оставил свою дубленку. Или ее оставили те, кто ее обокрал, – не позарились… Вещь была изрядно поношенная, засаленная на локтях. Татьяна все собиралась отнести ее в чистку, но никак не могла выкроить время. Предполагалось, что мужу будет куплена новая зимняя куртка, более соответствующая его служебному положению. С меховым воротником, хорошей фирмы… Однако теперь это была не ее забота.
Она мимоходом подумала, что всю жизнь ее раздражало, что приходится брать на себя заботу о супруге. От стирки его вещей до содержимого его карманов – он спокойно мог забыть дома кошелек, права, не говоря уже о каких-то мелочах. Она так привыкла опекать его в каждом движении, каждом поступке, что уже воспринимала это как нечто естественное, хотя и не переставала раздражаться по этому поводу.
А теперь… Теперь не приходилось заботиться ни о ком. Ни о дочери – та переняла у Алексея его рассеянность. Ни о нем самом. И теперь, когда женщина отвечала уже за одну себя, эта ответственность казалась ей такой мизерной. Оказывается, чтобы быть счастливой, нужно быть немножко несчастной… Измученной, замордованной домашними делами. Только не одинокой. Не одинокой – ни в коем случае…
«Мне нужен кто-то, – подумала она, в отчаянии пряча лицо в ладонях. – Все равно кто – человек, собака, кошка… Я не могу быть одна. О боже, я думала, что устала от всех, а я не могу быть одна! Человек не должен быть совсем один. Я хочу, чтобы во мне кто-то нуждался…»
Но некого было позвать на помощь, некому было позвонить. Семья когда-то съела все ее свободное время, она растеряла друзей и подруг. И теперь их не было. Никого. Некому было излить душу. Остались только люди, сочувствие которых было ей совсем не нужно. Потому что они, в сущности, были чужими…
Она встала и походкой сомнамбулы прошла в комнату дочери. Если бы хоть остались постеры на стенах! Но не осталось ничего. Пятна клея на обоях, запыленная занавеска на окне, заправленная постель. Женщина упала на стул возле письменного стола. Да, из этого ящика пропали деньги. Их взял не Алексей – что уж яснее… Он не мог их взять. Он бы никогда не посмел. Он не такой. Тогда… кто?
Она снова выдвинула ящики, один за другим, как будто деньги неожиданно могли обнаружиться там – среди старых тетрадок, забытых мелочей, фантиков от жвачки. Денег, разумеется, не было.
Она взяла в руки тетрадку по литературе. Одиннадцатый – последний класс. Она вспомнила Иру такой, какой та была в то время. Иногда – строптивая, иногда – покладистая, просто золотая… Со своими экстравагантными увлечениями, детскими тайнами, наивными влюбленностями в певцов и актеров… А что, в сущности, на самом деле представляла из себя ее дочь?
Татьяна подумала, что не знала этого. У дочери была подруга, которая в то время уже успела испытать на себе, каково забеременеть от человека, который не собирается на тебе жениться и спокойно может ударить твоего отца… Знала об этом Ира или нет? В ту ночь, когда Женька пришла к ним ночевать, девчонки долго шептались. Нет, Ира, конечно, знала. И молчала, как убитая. Единственное, что она изволила сообщить, так это то, что у подружки очень строгие, деспотичные родители. В ее понимании – это был деспотизм?
Татьяна открыла тетрадь и пробежала глазами по строчкам сочинения на тему: «Человек, на которого я хочу быть похожим». Что ж, тема сама по себе неплохая. Молоденькая учительница, верно, сама еще не решила для себя этот вопрос. Так вот, ее милая маленькая дочка ни на кого не желала походить. Все казались ей лжецами и посредственностями. С одной стороны, это было интересно. Значит, рядом с нею жил уже вполне сформировавшийся человек, который презирал идеалы и стереотипы. А с другой…
В этом возрасте все хотят быть похожими на кого-то. А она не желала. Откуда это разочарование, почти цинизм? Откуда отрицание всяких идеалов? Почему она содрала все постеры со стен, уничтожая следы своих бывших кумиров? Была ли она уже тогда, в школе, знакома с Петром? Или со слов Жени знала, насколько обманчивым может быть идеал?
Татьяна закрыла тетрадку.
Глава 14
Теперь каждое утро для девушки начиналось одинаково. Она звонила на квартиру Нелли, и ее мать отвечала, что дочь не вернулась. Чтобы заставить себя снять трубку и набрать этот номер, Дуне приходилось собирать в кулак все свое мужество. Но труднее всего было как-то закончить разговор. Ободрять несчастную женщину, пытаться внушить ей надежду, что все еще образуется… И не верить в это самой.
В тот вечер, когда Дуня нанесла визит в коммуналку, она задумалась – не пора ли все-таки обратиться в милицию? Какая-то зацепка у нее есть, хотя Анна Петровна и не сможет подтвердить, что девушка побывала там на другой день после своего исчезновения. А ее свидетельство было бы очень важно – ведь она лицо незаинтересованное. А вот мать парней может и не подтвердить, что у нее побывала Нелли. Правда, перед Дуней она этого не скрывала, но когда явится милиция, она вдруг может насторожиться. Ничего не поделаешь – все равно молчать опасно. Пусть ищут в этом направлении – может, что-то найдут. Тем более что уже подали в розыск… Может быть, молчать и действовать в одиночку – опасно? Для Нелли, прежде всего?
Она решила посоветоваться с ее матерью и отправилась к ней.
В квартире, как всегда в последнее время, было много народу. Родственники, знакомые, друзья семьи. У всех был такой вид, будто они ждут поезда на вокзале – удрученные, замученные… На кухне сидело двое парней из их компании – Сергей и Юра. Дуне показалось, что ее приход был воспринят с удивлением – она тут давно не показывалась…
Но их реакция девушку не волновала. Она вызвала на балкон мать Нелли – больше уединиться было негде, а ей хотелось поговорить без свидетелей. Дуня все время повторяла про себя: «Кто-то из наших все знает и молчит. Откуда я знаю кто?»
Женщина, услышав, что еще четвертого мая ее дочь видели в одной квартире, едва не лишилась чувств.
– Где она? Где?
Она повысила голос, и Дуне пришлось попросить говорить потише.
– Но почему? – не вняла ее просьбам женщина. Она судорожно цеплялась за перила балкона, ноги у нее подкашивались. – Где она была? У кого?
– Потише, прошу вас. – Дуня плотнее прикрыла дверь в комнату, заметив сквозь стекло, что все, кто был в комнате, уставились на нее. – Она была жива, здорова, с ней все было в порядке. Только вот что она делала потом – я не знаю. Как, по-вашему, это нужно сообщить милиции?
– А как же! У меня есть телефон, – заторопилась та. И вдруг остановилась, будто оглушенная: – Дунечка, постой… А что же она… Не позвонила нам?! Мы же с ума сходили!
Девушка развела руками:
– Я не знаю. Сама думаю об этом.
Она попросила об одном – чтобы разговор со следователем происходил без свидетелей. Не нужно, чтобы кто-то из присутствующих в квартире это слышал. Женщина спросила, зачем такая тайна? Тут все друзья ее дочери.