Две кругосветки, стр. 30
На низких камнях у самого берега собрались островитяне, привлечённые любопытством. Крузенштерн послал две лодки — осмотреть берег и гавань.
Из-за мыса появилась каноэ с восемью полуголыми гребцами, которое направлялось прямо к одной из российских лодок. Немного погодя один из гребцов затрубил в раковину, а другой стал размахивать лоскутом белой ткани.
— Белый флаг? — Старпом Ратманов озадаченно воззрился на мотавшуюся над водой белую тряпицу.
Остальные были удивлены не менее. В Европе белый флаг — знак мира. Однако народы других частей света этот знак, скорее всего не понимали.
— Неужели на каноэ европеец? — сам не веря своим словам, предположил Крузенштерн.
Наконец, нукагивское каноэ и лодка поравнялись. Из каноэ в лодку уверенно прыгнул человек, и матросы «Надежды» немедленно повернули к кораблю.
Догадка была справедлива. Однако распознать европейца среди островитян было бы довольно трудно — вся его одежда также состояла из одной лишь набедренной повязки, а загорелое тело покрывали сложные татуировки.
И всё-таки это был англичанин.
Поднявшись на корабль, татуированный европеец поприветствовал капитана на чистейшем английском и сразу же предъявил бумаги с рекомендациями. Два американских капитана аттестовали господина Робертса наилучшим образом, сообщая, что тот во время стоянки их судов у Нукагивы немало способствовал доставке пресной воды и дров.
Робертс предлагал свои услуги переводчика. Он прожил здесь уже семь лет и свободно говорил на местном диалекте. К тому же он был женат на королевской родственнице и имел высокое положение среди прочих нукагивцев.
Вот так сюрприз! Крузенштерн несказанно обрадовался. Заполучить переводчика с нукагивского — да он даже и не мечтал о такой удаче. Общение с «дикими», построенное на догадках, затруднялось всегдашним недопониманием, поэтому-то Крузенштерн заранее объявил команде о необходимости относиться к островитянам дружелюбно и уважительно.
— Я уверен, что мы оставим берег тихого народа сего, не оставив по себе дурного имени, — сказал своим людям капитан.
Он надеялся, что гуманное отношение к «диким» станет традицией, которую будут строго соблюдать не только его матросы, но моряки всех последующих русских экспедиций.
Проявление неоправданной жестокости по отношению к дикарям вело к бессмысленным жертвам среди местных жителей и вредило самим европейцам. Пример трагической гибели великого мореплавателя Джеймса Кука, убитого во время ссоры с аборигенами на одном из Гавайских островов, в Тихом океане, должен был послужить другим серьёзным уроком.
Теперь, с помощью Робертса, капитан рассчитывал побольше узнать о нравах и обычаях этих островов, чтобы наверняка избежать возможных столкновений с нукагивцами.
И всё же стычки избежать не удалось, хоть в этом и не было вины российских моряков. Но это случилось много позже…
А пока Робертс, как хорошо знающий своё дело лоцман, помог «Надежде» безопасно пройти в залив Таиохае.
По дороге он успел дать Крузенштерну один совет.
— Вам, господин капитан, следует опасаться одного француза, который живёт здесь уже несколько лет. Его зовут Кабри. Он бывший моряк, и добровольно остался на этом острове. Его худой нрав заставил нас сделаться врагами. Этот человек не желает жить в мире, стараясь оклеветать меня перед королём, и неоднократно покушаясь на мою жизнь.
Крузенштерн лишь головой покачал, удивляясь, что и здесь, вдали от цивилизации, англичанин и француз не могут жить в мире.
— Быть может, я смогу помочь вам и Кабри забыть старые распри и восстановить согласие. Ведь вы же единственные европейцы на этом острове! — с надеждой заметил он.
Робертс только плечами пожал. Он давно не питал насчёт Кабри никаких иллюзий.
Обширная закрытая бухта Таиохае напоминала гигантский амфитеатр. Высокие тёмные утёсы, испещрённые водопадами, представляли собой остатки кратера древнего вулкана.
Не успела «Надежда» бросить якорь на расстоянии полумили от берега, как несколько сотен островитян вплавь окружили корабль.
В воде нукагивцы чувствовали себя совершенно свободно. Они плыли, держа в руках, в зубах или положив на спины кокосовые орехи, связки бананов и плоды хлебного дерева, надеясь обменять их на что-нибудь стоящее.
Торговля пошла бойко. Моряки спускали с борта верёвку, к которой пловцы привязывали свои товары. Потом туземец или сам влезал наверх, или же ему опускался обратно кусок железного обруча.
Получив железяку, островитяне радовались, как дети. За кусок старого обруча давали по пяти кокосов и по четыре плода хлебного дерева. Однако ножи и топоры, или, как они их называли, «токи», имели в глазах туземцев ещё большую цену. Все нукагивцы без исключения мечтали о «токи»!
Узнав от Робертса, что на острове мало свиней, Крузенштерн объявил, что «токи» будут вымениваться только на них. Всем на корабле было строго наказано — до тех пор, пока «Надежда» не запасётся припасами, не выменивать ничего у островитян, хотя бы они предлагали удивительные на взгляд европейца редкости.
Правда, когда через несколько дней выяснилось, что свиней всё равно не достать, и команде придётся по-прежнему довольствоваться остатками солонины, Крузенштерн отменил своё приказание.
В 4 часа пополудни прибыл на корабль здешний король Тапега со своею свитою. С королём прибыл упомянутый Робертсом француз. Тот, казалось, совершенно забыл свой французский и выглядел настоящим дикарём.
Сам король оказался сильным благообразным мужчиной лет сорока пяти. У него была толстая широкая шея и крепкие мышцы. Кожа Тапеги выглядела тёмно-голубой, почти чёрной — так сильно он был татуирован. Даже обритые части головы были испещрены сложными узорами.
Зато одет он был, как и прочие его соотечественники, легко и незамысловато. На нём был только чиабу — узкий пояс из материи.
Крузенштерн повёл короля в свою каюту, подарил ему нож и аршин двадцать красной материи. Довольный Тапега тут же намотал ткань на себя. Свита короля также получила подарки.
Выйдя из каюты на шканцы и обнаружив там двух бразильских попугаев, король крайне удивился. Его величество присел на корточки перед клеткой и долго любовался удивительными птицами.
Крузенштерн понимающе улыбнулся и подарил одного попугая Тапеге.
Забрав подарки, счастливый его величество, с ног до головы обмотанный в красное, отправился восвояси.
Крузенштерн тоже остался доволен встречей: дипломатические отношения были установлены.
Глава 33. Нукагивские впечатления Отто Коцебу
«Вчера к нам с визитом приплыл сам король Тапега. У него — рожки. Мориц считает, что это смешно. Но здесь все мужчины ходят так. Бреют головы, а над ушами оставляют волосы и собирают их в два пучка.
Сегодня поутру король явился снова. Привёз капитану пудинг из плодов хлебного дерева и кокосовых орехов.
Пудинг понравился. Тем, кому достался, разумеется.
Только не мне. Я, право, не был раздосадован. А вот его королевское величество огорчился. Он надеялся получить ножницы за свой пудинг, но не получил их. (Мы всё время требуем свиней, но их не доставляют.)
Потом король долго торчал перед портретом жены капитана. Портрет написан масляными красками и висит в каюте Крузенштерна. Кудрявые волосы его жены привели короля и прочих туземцев в восхищение.
Думаю, Крузенштерн всерьёз опасался, как бы Тапега не попросил подарить ему понравившийся портрет, как в прошлый раз — попугая. Всё-таки с попугаем Крузенштерну было гораздо легче расстаться.
К счастью, гости заметили зеркало, и тут же забыли о портрете. Они искренне недоумевали и придирчиво оглядывали стену — позади зеркала.
Тапеге понравилось глядеться в зеркало. Похоже, он готов теперь любоваться на себя по нескольку часов кряду!
Мориц с Русей подглядели как-то за Его Величеством, как тот вертится перед зеркалом, надувает щёки, таращит глаза, и выдумали новую игру. Руся делает вид, что он Тапега, а Мориц — что он его отражение. Руся губы выпятит и живот вперёд выставит — и Мориц за ним. Руся присядет и рожу дурацкую скорчит, — и Мориц тоже. Как две обезьяны. Обхохочешься! Так наловчились друг за другом повторять, что у них всё почти одновременно получается. Всех насмешат, потом сами ржут до колик.
Кстати, до сахара его величество такой охотник, что беспрестанно просит его и ест по целому куску. А после завтрака король, не простясь ни с кем, соскочил с корабля в воду и поплыл к берегу. Никаких церемоний!
Я бы тоже не прочь стать королём на таких условиях. А Мориц не хочет. Он любит сахар, но его отпугивают рожки. К тому же надо татуироваться, а это, говорят, очень больно.
Толстой сказал, что хочет сделать себе татуировки на спине и груди. Охота ему быть синим, как Тапега!
Вот умора! Сегодня Морица облапошил островитянин.
Приплыл дикарь, и на шее у него было привязано что-то белое, похожее на украшение или амулет. Мориц издалека принял это за большой зуб. Он дал за него дикарю иглу для сшивания мешков. Дикарь, как только торг был заключен, разразился громким смехом.
Ещё бы ему было не захохотать. Он продал Морицу очищенный банан!
Дикарь нацепил его на шею нарочно, чтобы обмануть какого-нибудь доверчивого покупателя вроде моего братца.
Мориц поначалу надулся и стоял весь красный.
Впрочем, когда дикарь досыта нахохотался, то снова подплыл к кораблю, и вернул иглу. Мориц, уже улыбаясь, подарил-таки иглу нукагивскому шутнику.
Похоже, туземцам нравится разыгрывать доверчивых европейцев. Их король Тапега — не исключение. Говорят, давеча, когда он гостил на „Неве“, и сидел на шканцах, мичман Берг стоял рядом и осматривал весло, купленное капитаном Лисянским у одного островитянина. Берг случайно выронил весло, да, как на грех, прямо на голову Тапеге.
Король схватился за голову руками и корчась, свалился на палубу, как будто получил cильный удар.
Все переполошились. (Легко могу представить!) Испуганный Берг, стараясь загладить неумышленный свой поступок, подарил королю кусок железного обруча в 4 дюйма длиною.
Тогда его величество тотчас вскочил, обрадованный — и давай хохотать, показывая знаками, сколь искусно умел он притвориться.
Сегодня, как следует вооружившись, съехали на берег Крузенштерн, господин посланник и большинство наших офицеров для визита к его величеству Тапеге. Их сопровождают англичанин и француз.
Перед отъездом Крузенштерн велел выстрелить из пушки. Теперь наш корабль объявлен табу, чтобы в отсутствие капитана посторонние не всходили на борт. На шлюп островитяне не лезут, всякий торг прерван, однако плавающие вокруг туземцы возвращаться на берег не спешат.
Думаю, они могут так плавать хоть целый день.
Некоторые женщины приплыли с детьми на плечах. Другие — с большой палкой, к которой привязаны вещи. Даже шестилетние дети плавают вокруг корабля без отдыха по нескольку часов!
Проголодавшись, они здесь же, в воде, едят кокосовые орехи.
Табу — штука замечательная. Охраняет получше ружья. Туземцы считают, что нарушивший табу немедленно погибнет.
Сегодня, наконец, снарядили баркас для того, чтоб налиться водой. Левенштерн взял меня с собой.
Прибой был такой сильный, что лодку нельзя было подогнать к берегу. Поэтому мы наполняли наши маленькие бочки, а потом предоставляли дикарям доставлять их на баркас. Наши матросы не смогли бы с той же ловкостью, что и они, переносить бочки через прибой.
Брат и родственники короля не сочли унизительным помогать нам набирать воду. Когда работа была окончена, и мы сели в баркас, начался отчаянный шум. Каждый за свои труды получал кусок старого железного обруча. И каждый старался схватить вместо одного куска сразу два…
10 мая с утра к нам приплыл посланец короля. Он рассказал, что с гор на рассвете видели трёхмачтовый корабль. Тапега решил предупредить Крузенштерна (вдруг на корабле его враги). Но это наверняка наша „Нева“! Навстречу „Неве“ послали лодку, чтобы ввести её в залив.
Тут много интересного. Нукагивцы мастера ходить на ходулях — с их помощью они переходят через ручьи.
Рыбу они ловят странно — толкут камнем корни какого-то растения, а потом рыбак ныряет на дно и разбрасывает это зелье. Рыба от него пьянеет и всплывает на поверхность воды полумёртвая, тогда её и собирают без особого труда…
Интересно, каково-то её потом есть?
Ну, рыбу они ловят мало. Это занятие у них не в почёте.
Сегодня я узнал про Нукагиву самое главное!
Это остров каннибалов!!!
Робертс уверяет, что они едят только своих неприятелей, убитых на войне. Я бы не хотел воевать с ними.
Сейчас у них перемирие. Но через месяц-другой война снова начнётся.
При прежнем короле бухты Таиохае, отце Тапеги, войны с соседями были чаще: он был большой охотник до мозгов человеческих! Вот ужас-то!
Робертс сказал, что убивший врага получает его голову. Он отрезает её немедленно, делит череп пополам и сразу проглатывает кровь и мозг.
Мориц, кстати, не дослушал Робертса. Он убежал, сказав, что его сейчас стошнит. Руся тоже весь позеленел, но остался — известно, он же характер вырабатывает.
Словом, мы стойко выслушали до конца. И поэтому мы знаем, что происходит потом.
Вот что. Победитель очищает череп от мяса, украшает клыками кабана и связывает под челюстью волокнами кокоса. Этот череп служит свидетельством отваги, и его подвязывают к одежде на талии.
Эспенберг и Лангсдорф нынче сильно повздорили из-за такого черепа, проломанного камнем, — каждому хотелось его иметь…
А мне вот такое сокровище даром не надо.
Мориц принёс бананов, но мы с Русей не стали. Да мне что-то вообще сегодня есть не хочется…»