Две кругосветки, стр. 12

Она лишь окончательно убедилась, что кроме неё на шлюпах экспедиции нет ни одного «зайца». Призрачные надежды на то, что Руся поблизости, улетучились, а впереди её ожидали месяцы плавания в холодных и неприветливых антарктических водах.

«Восток» уходил всё дальше и дальше к югу. Тропическая жара сначала сменилась прохладой, а затем наступили настоящие холода с густыми, непроглядными туманами. Казалось, надвигается ненастная поздняя осень. На самом деле близился декабрь — первый месяц Антарктического лета.

Всё чаще они встречали китов — то и дело над поверхностью океана вскипали фонтаны. Луша с удивлением убедилась, что фонтаны эти были вовсе не струёй воды, как она привыкла видеть на картинках в детских книжках. Киты выдыхали белые столбы пара, который с шумом взлетал кверху, словно из носика гигантского чайника. Выпустив пар, всплывали на поверхность массивные китовые туши, и на них тут же опускались уставшие птицы.

Наконец, «Восток» приблизился к скалистому пустынному архипелагу [19] Южная Георгия. Северный берег самого большого острова Георгии, покрытый снегом и льдом, изучил еще английский мореплаватель Джеймс Кук. Беллинсгаузен собирался описать и «положить на карту» его юго-западное побережье.

Пятнадцатого декабря на шлюпе все поднялись рано — каждому хотелось поскорее увидеть остров. Впрочем, на рассвете Георгию ещё не было видно. Оставалось с нетерпением вглядываться в чёрные тучи над горизонтом, сгустившиеся как раз в том месте, где по расчётам находился берег.

А вокруг кипела жизнь. Киты выбрасывали в воздух фонтан за фонтаном. Хохлатые пингвины обгоняли корабль, выскакивали из воды и перекликались друг с другом. Одиноко парили огромные дымчатые альбатросы. Буревестники — голубые, снежные, чёрные — летали стаями, тут и там сидели на воде. Смелые пеструшки подлетали совсем близко к шлюпу. Глядя на всю эту суету, опытные моряки сразу понимали — берег близко.

К восьми утра пасмурное небо немного очистилось. Сквозь облака стали видны покрытые вечным снегом суровые остроконечные вершины. Великая зыбь с шумом разбивалась об эти мрачные скалы. «Восток» подошёл к острову поближе и двинулся вдоль юго-западного берега Южной Георгии.

Вдруг из залива показался парусный бот [20]. Он двигался навстречу «Востоку», гордо подняв трепещущий на ветру, изрядно вылинявший английский флаг.

Удивлённые этим неожиданным появлением, россияне тут же легли в дрейф [21] и знаками просили бот пристать к шлюпу

Вскоре на ялике прибыли с бота штурман и два матроса. Они, как выяснилось, приняли «Восток» за «китобойца» и намеревались, получив плату за труды, провести его в залив. Там уже стояли два трёхмачтовых судна, принадлежащих английской компании для ловли китов.

Гости рассказали, что стоят здесь уже четыре месяца и промышляют охотой на морских слонов, вытапливая жир из туш убитых животных. Ездят для этого во все здешние бухты, а для ночлегов опрокидывают свои лодки и спят под ними. Растений здесь никаких нет, кроме мха, поэтому огонь разводят, поджигая жир морских животных, а на растопку употребляют шкуры пингвинов, которых в это время года здесь великое множество.

Беллинсгаузен, соблюдая обычаи морского гостеприимства, приказал предложить посетителям грог и сухари с маслом. После угощения в кают-компании повеселевшие гости снова поднялись на палубу. Тут-то Луша и подошла к англичанам — узнать, нет ли среди китобоев юнги её возраста — помня любимую бабушкину поговорку, что язык до Киева доведёт.

— Ноу! — хмуро помотал головой краснолицый рыжебородый китобой и отошёл в сторону, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь постарше.

Такой ответ Лушу не слишком расстроил: особых надежд она и не питала. Так спросила, на всякий случай.

Второй матрос — жилистый, голубоглазый и русоволосый, с двумя серьгами в одном ухе — вообще ничего не сказал, только молча пожал плечами. Но уходить не торопился. Он стоял, широко расставив ноги, привычные к качке, и прищурясь, испытующе смотрел на Лушу. Будто сам хотел спросить у неё что-то, но раздумывал, стоит ли.

— Я — русский, — наконец, заговорил он. — Я уже рассказал вашему капитану, что бежал во время пребывания российских кораблей в Англии и теперь скитаюсь по промыслам. Рад встретить соотечественников в краях, где до Антарктического континента рукой подать.

Последние слова он произнёс легко, уверенно, как будто речь шла о соседнем переулке. Луша могла бы и заинтересоваться, откуда у гостя такая уверенность в том, что Антарктида существует.

Однако Луша пропустила мимо ушей столь интригующее заявление: приоткрыв рот, она восхищённо смотрела на две серьги, вставленные в ухо.

— А это… — она машинально коснулась пальцами своей мочки, — этот пирсинг… Ну, то есть, эти серьги… Только для красоты? Или что-то… символическое? Я хочу сказать, верно, это что-нибудь да значит?

Китобой прищурился. Ответил не сразу. Сначала удивлённо улыбнулся, подняв брови и качая головой, как будто только что узнал про Лушу что-то такое, что сразу сделало их… близкими, что ли.

Луша смутилась. Опять она что-то не то брякнула, что ли? Что уж, спросить нельзя.

Адамс упоминал как-то про обычай английских моряков вставлять серьгу в ухо — в знак того, что её обладателю довелось пересечь экватор. А потом клялся и божился, что «как он уже однажды экватор пересёк, то и серьгу теперь в ухо вставит всенепременно». А мичман Демидов спорил с ним — экватор пересечь недостаточно, нужно обогнуть мыс Горн, тогда можно будет серьгу вставлять. Словом, мнения разделились…

Подумав немного, Луша уточнила вопрос:

— Вы правда два раза экватор пересекали?

Матрос кивнул. Глаза его смеялись.

— Пересекал. И не только экватор, — загадочно промолвил гость.

Сквозь шум моря и пронзительные крики бурных птиц [22] Луша услышала странное:

— А вы, юнга, по всей видимости, тоже?

Ветер гудел в снастях, шевелил, поднимал кверху концы Лушиного шейного платка.

— Что тоже? — испуганно переспросила она, машинально заправляя бьющийся платок поглубже за воротник.

Китобой выдержал долгую паузу, провожая взглядом огромного альбатроса, парящего в потоках ветра. Раскинув мощные крылья и не делая ни единого взмаха, птица плавно скользила вниз, к самой воде.

— Тоже пересекли не только пространство, но и время, чтобы здесь оказаться.

— Что-о?

Альбатрос, почти коснувшись волны, развернулся грудью к ветру и взмыл вверх. Луша вся подобралась, выпрямилась — как будто стала выше ростом. Покраснев от волнения, спросила звенящим голосом:

— Вы из будущего?

Матрос усмехнулся и молча кивнул.

— Вы — хронодайвер!

Хронодайвер слегка опустил веки и приложил палец к губам.

Киты у самого горизонта продолжали усердно обрызгивать белёсыми фонтанами тёмно-свинцовое небо. Адамс со скучающим видом слонялся по палубе, делая вид, что его очень интересует жизнь млекопитающих.

Давно настала пора гостям покинуть шлюп, а Луша и китобой по-прежнему оживлённо беседовали о чём-то. Вид у них был такой, будто они двести лет знакомы. Луша блестела глазами, и поминутно прижимала ладони к раскрасневшимся, пылающим щекам. Адамс недоумевая, косился на странную парочку, не зная, что и думать.

Но вот промысловики, распрощавшись, отправились восвояси. Сам не зная почему, Роман вздохнул с облегчением.

«Восток» наполнил паруса и двинулся дальше, вдоль изрезанного заливами, скалистого берега Южной Георгии.

Глава 15. Луша и пингвины

После Южной Георгии настал черёд обнаруженной когда-то Куком земли Сандвича, которая на поверку оказалась целым архипелагом. А затем стали встречаться и вовсе неизвестные берега. Что ни день — то новое открытие.