Никогда не заговаривайте с неизвестными, стр. 64
Кто ей принесет? А если телефон не сможет починить? Что тогда? Мастера вызывать побоится".
Он подошел к Борису и сунул ему руку, тот охотно принял рукопожатие и доброжелательно ответил:
— До скорого. Не пропадай, а то ведь тебя очень ищут.
— Я появлюсь.
— Ага. Показания надо дать.
— Сажать его надо, — буркнула Лариса. — Он же никогда больше не появится.
— А сюда я зачем пришел, по-вашему? — повернулся к ней Иван.
— Откуда мне знать? — ехидно ответила она. — Может, нас хотел убить?
— О, господи… — Иван подал руку и Танькиному отцу, но тот ее не заметил.
— Оставь адрес, — сказал ему в спину Борис. — Чтобы тебя проще было найти.
Иван повернулся:
— Я еду к матери.
Другого выхода он не видел, другого адреса назвать не мог, квартиру в такой час не снимешь.
— Кстати, — сказал он, обращаясь только к Ларисе. — Если вы еще раз приедете к ней и начнете ее оскорблять…
— То что? — повернулась она.
Иван молча вышел. Спустился во двор, сел в машину, включил печку. А вот света включать не стал. Машина, долго простоявшая на морозе, медленно нагревалась, по ногам потянуло теплом. Он закурил, пустил дым в лобовое стекло.
«Кто же ее так, кому она нужна? — думал он. — В чем дело? Были у нее какие-нибудь знакомые, которые могли… Она с такими не общалась. Был только я. Ох, как скверно…»
Иван стряхнул пепел. "Значит, это мои грехи.
Значит, пришли ко мне, а попали на нее. Кто пришел? Это не может быть мое последнее дело — я тогда еще не убил этого торгаша. Я как раз был в подъезде. Алиби нет. — Он попытался прогнать всякую мысль о необходимости алиби. — Когда начинаешь оправдываться перед ментами, они понимают, что ты боишься. И не могу я оправдаться — не говорить же, чем я в тот час занимался… Значит, с моим последним делом это не связано. А если прошлое дело?"
Он продумал и этот вариант и пришел к выводу — они с Серегой слишком давно в последний раз работали вместе. Чересчур давно, чтобы кто-то их теперь нашел… Напарник мертв, а Иван за это время успел сменить несколько квартир.
«Значит, с моей работой это не связано. Тогда что это может быть? Вооруженный грабеж? Прознали, что в квартире есть деньги, и ворвались? Не нашли денег и убили ее? Почему же тогда деньги при ней? Получается, или убийство из ревности, или убийство из мести… И оба раза попадаю я!»
Он раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил снова. Пошарил в «бардачке», достал заветную фляжку с коньяком, чуть-чуть приложился.
Немного, чтобы милиция не привязалась. Он все никак не мог представить Таньку, ползущую к двери, чтобы позвать на помощь. А из горла хлещет кровь.
"Как она не захлебнулась? — машинально подумал он. — Была сильнее, чем я думал, или просто повезло… Хотя что уж там, какое повезло… Значит, ревность или месть. Был у нее парень до меня?
Не знаю. Не рассказывала. Если был — ее мамаша ни за что не скажет, будет сажать меня. Папаша знал? Дядя знал? Дядя против меня. Добрый, руку жмет".
Иван спрятал фляжку в «бардачок».
«Кто же мог знать? Подружки в училище, конечно, знали, и на них надежды больше. Этим стрекозам только дай поболтать — все выложат. Ладно. Ревность… А если месть? Но за что?»
И он снова вспомнил глаза Мухи.
"Она не могла, — подумал он. — Зачем это ей?
Неужели прикончила Таньку, чтобы остаться без соперницы? Я ведь ей несколько раз сказал, что Танька мне не дорога. И тем более она в розыске.
Ехать куда-то через всю Москву, чтобы убить вот так, за мужика… Нет, это не Муха! Но кто же тогда это сделал? Кто и главное — зачем?"
Иван высмотрел сбоку от шоссе телефонные автоматы. Выпрыгнул из машины и позвонил Мухе.
Сперва с одного автомата, потом с другого. Он даже не знал, что ей скажет. Но она была ему нужна — именно сейчас. Он чувствовал, что она должна что-то знать… Гудки в трубке были ровные, спокойные.
К телефону никто не подходил.
Глава 16
Она отложила в сторону телефонную трубку.
Даже на расстоянии было слышно — трубка мертва, гудков нет. Девушка слегка усмехнулась, но усмешка была невеселая, скорее, издевательская.
Она нашла свое пальто, залезла в карман, достала оттуда сверток в белой бумаге. Пальто девушка надела, а сверток развернула и пересчитала деньги, шевеля губами и прищуриваясь всякий раз, когда насчитывала тысячу долларов. Каждую тысячу она клала крест-накрест, чтобы не сбиться со счета. Произведя подсчет, снова аккуратно упаковала сверток, распахнула пальто, расстегнула пиджак, плотно облегавший ее грудь, и сунула пачку во внутренний карман. Застегнула карман на пуговку, затем плотно запахнула на груди пиджак.
Теперь он застегивался с трудом. Верхнюю пуговицу пришлось оставить, и она не стала с ней возиться. Затем девушка снова обшарила карманы пальто, из одного вынула маленькую черную коробочку. Из другого — целлофановый пакетик с тремя стеклянными ампулами. Коробочку раскрыла, пакетик распечатала. Вынула из коробочки шприц, вставила в него иглу, прокачала, выпуская воздух. Отогнула бархат на дне коробочки, извлекла оттуда половинку бритвенного лезвия «Жиллет», взяла ампулу, поднесла ее к свету и сделала несколько надпилов по стеклу. Щелкнула ногтем по ампуле и отбила надпиленный кончик. Опустила туда иглу и набрала в шприц маслянистой, коричневой влаги с резким аммиачным запахом. Оттуда же, из-под лиловой бархотки она достала крошечный пластиковый колпачок и туго навинтила его на кончик иглы.
Теперь у нее в руках было оружие. Смертельное, но неудобное. Прежде всего потому, что в длину этот шприц с иголкой и выдвинутым до отказа поршнем был сантиметров тридцать. По десять сантиметров на каждый элемент. В нерабочем состоянии все это заняло бы в три раза меньше места, но она боялась, что у нее потом не будет времени привести его в рабочее состояние, а другого оружия у нее не было. Муха спрятала шприц с предохранительным колпачком в карман пальто — карманы были глубокие, шприц поместился целиком. Она положила его иглой вверх, чтобы в случае нажима на поршень и прорыва колпачка игла не вонзилась ей в бедро. Муха сложила в коробочку ампулы, лезвие, защелкнула ее и уложила в другой карман. Сумочки у нее не было. Она никогда не носила сумочку — не было даже такой потребности.
Девушка прошла на кухню, допила остывший чай. Посидела у стола, выкурила сигарету. Ее глаза ничего не выражали, в них не было и тени мысли. Они казались нарисованными черной тушью на белом лице, как у китайской елочной игрушки. Волосы она собрала на макушке в тугой гладкий узел, оставив свободными две широкие длинные пряди надо лбом. Эти пряди падали ей на виски, задевая края бровей, спускались по щекам, по шее до самой груди. Прическа несколько меняла ее внешность, но она не надеялась, что ее никто не узнает, просто сделала все, что могла. Муха не накрасилась — косметики у нее не было.
Девушка погасила сигарету, тщательно добивая искры в пепельнице. Встала из-за стола, погасила на кухне свет и открыла входную дверь. На площадке было тихо и пусто, трещала под потолком длинная лампа дневного света, соседи спали — был всего пятый час утра. Муха спустилась во двор, огляделась. Здесь тоже не было никакого движения — стояли вдоль бордюра темные машины с погашенными фарами, молчащими моторами.
Муха застегнула пальто и быстро пошла к освещенному бульвару.
Движения и тут почти не было, лишь изредка проносилась сумасшедшая машина. В такой час и милиции нечего бояться. Муха даже не пыталась голосовать. Она шла к метро, дорогу постаралась запомнить, когда Иван ее сюда привез. Метро было довольно далеко, а морозец под утро ударил нешуточный — градусов пятнадцать. Муха шла, подняв воротник пальто, с непокрытой головой. Шапки у нее не было, шарфа тоже, не было и перчаток.
Вскоре она поняла, что начинает околевать, но в конце уже маячила оранжевая буква "М". Метро через пятнадцать минут должно было открыться…