Ритуал, стр. 4

Шляпники выстроились в каре вокруг оббитого коврами помоста, на котором торжественно восседали три королевских семейства. Золотое платье Оливии приковывало всеобщее внимание, только и слышалось: «Ах, какая красавица!»

Юта сидела, не поднимая головы, боясь взглянуть в сторону Остина и спиной ощущая его близкое присутствие.

Король-отец провозгласил небольшую речь о благе и процветании, после чего уступил бразды правления распорядителю праздника, увенчанному огромным белым цилиндром.

Тот выдал каскад шуток — толпа посмеялась. Потом, по сигналу его длинного жезла, увитого плющом, все выпустили из кошельков с утра изловленных и заключенных там ос — ведь, по примете, вслед за осой в кошелек должны посыпаться денежки. Некоторым корыстолюбцам не повезло, и они разочарованно вытряхивали на землю преждевременно издохших насекомых — это, как известно, сулит убытки.

Потом объявили поединок бойцовых ежей. Бои проходили на огромном круглом барабане, толпа вокруг смеялась и рукоплескала, а распорядитель принимал ставки. Ежи, ярко разукрашенные владельцами, сопели и фыркали, топоча по толстой шкуре барабана, то и дело сворачиваясь клубком, чтобы тут же, стремительно развернувшись, ухватить соперника за длинный черный нос. Барабан гудел, отбивая немыслимую дробь; победителем оказалась маленькая, крашенная киноварью ежиха, отличившаяся, впрочем, весьма свирепым нравом.

Подошло, наконец, время демонстрации шляпок. Бархатная волна с лодочкой и рыбаком должна была принести приз своей владелице, но Юта отказалась от участия в конкурсе. Первое место занял, конечно же, золотой лебедь Оливии — хотя и немного ощипанный.

Солнце стояло высоко, первая половина карнавала близилась к концу. Предстояли еще ночные забавы — хороводы с факелами, бесплатное вино за счет цеха шляпников и фейерверк за счет государственной казны, а также всеобщие пляски и ликование.

Королевские семьи поднялись, чтобы после круга почета вернуться во дворец и отдохнуть до наступления темноты.

Дворцовый оркестр грянул — немного нестройно; поредевшая толпа приветственно замахала платочками, а распорядитель опустил свой жезл и с облегчением вытер лоб кружевным обшлагом.

Дунул ветерок и освежил горячий Ютин лоб — ничего удивительного, если б в ту же секунду этот ветерок не сменился сильным порывом тугого горячего ветра.

Протестующе заворчали горожане — у кого-то все-таки снесло шляпку.

Юта двумя руками взялась за голубые бархатные поля и посмотрела на солнце.

Солнца не было. На площадь упала густая черная тень, хотя дворцовый звездочет уверенно предсказывал совершенно ясную погоду.

Снова налетел ветер — внезапный, свирепый. Площадь накрыла волна резкого неестественного запаха, от которого слезились глаза и высыхала гортань.

На мгновение стало тихо — так тихо, что явственно донесся с высоты свист рассекаемого воздуха. Солнце показалось снова и снова пропало, будто закрытое бешено несущейся тучей.

— А-а-а!!

Пронзительный женский крик взорвал всеобщее оцепенение. Охваченные ужасом, горожане бросились кто куда — топча друг друга и опрокидывая праздничные повозки.

Юта стояла на покрытом коврами помосте и всеми силами удерживала на голове шляпку Май — ничего важнее она пока не могла придумать.

Она видела, как ее отец, обнимая одной рукой Вертрану, а другой — королеву-жену, пытается протиснуться сквозь толпу к стоящей в отдалении карете, как Остин заталкивает Май под помост, как не утратившая самообладания Оливия пробирается туда же, как вертится посреди площади пыльный смерч, в котором обезумевшими бабочками пляшут сорванные цветные флажки…

Тьма сгустилась.

Юта подняла голову и увидела в небе над собой коричневое чешуйчатое брюхо с прижатыми к нему растопыренными крючьями когтей. У нее ослабели колени.

— Беги, Юта, спасайся!

Ей показалось, что она слышит голос Остина.

По-прежнему удерживая шляпку двумя руками, Юта сорвалась с места в полной уверенности, что не остановится уже никогда.

Она неслась по опустевшей площади, неслась вслепую, и ее преследовал волнами накатывающий запах. Она спотыкалась о брошенные сумки, флаги и погремушки, а над ней кружил, заполняя собой все небо, чудовищный крылатый ящер — дракон.

— Юта-а!

Она увидела Остина.

Он несся к ней огромными скачками, широко раскрыв рот, но крик его тут же уносило ветром.

Юта повернула было ему навстречу, но Остин вдруг оказался внизу, под ней. Она какое-то время видела его запрокинутое лицо, искаженное страхом, распахнутый ворот рубашки и камушек-талисман на золотой цепочке, но потом площадь вдруг опрокинулась, как блюдо, и Остин сделался маленьким, как фарфоровый рыбак на голубой шляпке.

Юта увидела сверху дворец, парк, площадь и улицы, мечущихся в панике людей…

Крепко удерживаемая в когтях дракона, принцесса Юта уносилась все дальше и дальше от дома, увлекаемая неведомо куда отвратительным чудовищем.

Тогда она закричала — но никто ее не услышал.

II

Скалится призрак моих неудач.

Сам себе лекарь.

И сам — палач.

Арм-Анн

Ледяной ветер поднебесья хлестал Юте в лицо, забивался в гортань и перехватывал дыхание; пышные юбки хлопали, как ослабевшие паруса, и били по бешено молотящим в воздухе ногам. Она потеряла сначала одну туфлю, потом другую. Когти дракона сжимали ее, словно стальные обручи, больно давили на ребра и не давали вывернуться.

Встало на дыбы ослепительно голубое небо, вспыхнуло и погасло солнце, медленно и как бы нехотя повернулась внизу земля. Снова небо; Юта орала, срывая голос, и вырывалась изо всех сил.

Поля складывались мозаикой — желтый квадратик к черному. «Лоскутное одеяло», — мелькнуло где-то на краю Ютиного сознания. Голубой змейкой извивалась речушка, а там, дальше, синей дугой вставало море.

Ветер сносил прочь пронзительный драконий запах; поворачивая голову, она видела невысоко над собой коричневую чешую и мерно взмахивающие перепончатые крылья.

Снова небо, белое беззаботное облачко, горизонт, и небо опять… Юта дернулась, ссаживая бока о стискивающие ее когти, извернулась и изо всей силы ударила ногами по жесткой мускулистой лапе. Дракон не обратил на это никакого внимания.

Сжав зубы, глубоко вдохнув, Юта заставила себя расслабиться.

Она безвольно обвисла в удерживающих ее когтях, зажмурившись и считая про себя: пятнадцать, шестнадцать…

Когти дрогнули.

Дракон, видимо, решил, что жертва задохнулась, и ослабил хватку.

Чуть-чуть.

Этого чуть-чуть Юте хватило. Рванувшись из последних сил, отчаяно оттолкнувшись локтями и коленями, она вывалилась-таки в пустое небо.

Казалось, она оглохла — вокруг встала стена ревущего ветра, юбки захлестнули Юту с головой, и когда она снова увидела землю — непонятно, вверху или внизу — земля была уже намного ближе.

Растопырившись и замерев, как зимняя лягушка в толще озерного льда, забыв от ужаса даже зажмурить глаза, Юта летела, падала, проваливалась в воздушную яму; в следующие несколько мгновений земля стремительно потеряла сходство с лоскутным одеялом и бросилась ей в лицо.

На некоторое время ее сознание помутилось. Ощутив толчок и внезапную боль, она решила было, что уже разбилась насмерть и лежит, окровавленная, где-нибудь в поле; но ветер все так же трепал ее платье и волосы, и, приоткрыв глаза, она увидела, как земля удаляется.

В последнюю секунду дракон подхватил выскользнувшую жертву, и теперь его когти сжимали Юту еще крепче, еще больнее впивались в ребра и не давали продохнуть. Впрочем, у принцессы уже не было сил бороться — она только слабо возилась, тщетно пытаясь разжать чудовищные когти. Это причиняло больше неудобств ей самой, нежели дракону, но Юта не сдавалась, сучила ногами и, изогнувшись, пыталась укусить покрытую мелкой чешуей лапу.

Сквозь туман, вставший у нее перед глазами, она видела все же, как поля внизу сменились густыми лесами, где ни дороги, ни просеки; временами она впадала в беспамятство, а тем временем леса сменились каменистой равниной, потом встали серые с прозеленью скалы, о которые разбивался прибой — дракон занес Юту на морской берег.