Лицо в тени, стр. 66

А тут еще Василий уехал на неделю в командировку. Марина сидела дома с ребенком и даже не всегда могла выйти в магазин – так ее одолевал кашель. Мать, навестив ее, увидела, в каком состоянии дочь, и поставила на своем: с Ильей посидит она, а Марина немедленно отправляется к доктору.

Врачей молодая женщина не любила и боялась. Почему – никто не знал. Но едва завидев белый халат, она сразу начинала воображать всякие ужасы. Обратиться к врачу – это значило для нее что-то очень страшное и угрожающее. Поэтому она с большой неохотой отправилась на прием в свою поликлинику, всячески стараясь оттянуть то время, когда нужно будет переступить порог больницы. Поэтому она и зашла в какой-то магазин – она даже не помнила толком, в какой. Кажется, это был магазин подарков.

И вот там она столкнулась с Андреем.

Встреча была такой неожиданной и нежелательной, что женщина сперва страшно растерялась. Она узнала Андрея, задев его локтем у прилавка и случайно повернув голову, чтобы извиниться. Но не извинилась и сразу же отвернулась. Марина надеялась, что он ее не узнает. Но он узнал.

И сразу же, с места в карьер, спросил о ребенке. Тут же – не отходя от прилавка, не поинтересовавшись, почему у Марины такой странный, болезненый вид, чем она занималась те три года, что они не виделись. Она машинально ответила, что родился сын. Мальчик здоров. Она с трудом нашла в себе силы добавить, что Илья считает своим отцом Василия и ее цель – сделать так, чтобы он так считал и дальше.

Андрей страшно расстроился. Сперва, заговорив с ней, он улыбался, но теперь улыбка погасла. Марина захотела уйти, и он вышел вместе с ней. Про больницу она уже забыла. С неба снова сыпалась какая-то мокрая гадость, у женщины кружилась голова, подкашивались ноги. Андрей настойчиво взял ее за руку, усадил в свою машину. Тогда у него еще была машина. Отвез в какое-то кафе.

Она все время порывалась уйти, но Андрей ее не отпускал. Женщина даже не могла потом вспомнить, о чем они говорили. Андрей, кажется, жаловался на свою незадавшуюся семейную жизнь, но подробностей она не помнила. Просил ее рассказать о себе, о сыне. Что она ему отвечала – тоже толком не понимала. У нее поднималась температура, ломило грудь и ей все было безразлично. Даже то, что в больницу сегодня она уже не попадет и что дома ее ждет встревоженная мать и двухлетний ребенок.

Наконец мужчина заметил ее болезненное состояние и предложил уйти из кафе. Андрей усадил ее в машину и повез куда-то. Она поздно поняла, что везет он ее к себе домой. Только когда вокруг замелькали знакомые дома, она попыталась возразить. Андрей сказал, что хочет с ней поговорить о чем-то важном, в кафе о таком не скажешь. И что они не могут разбежаться вот так – без объяснений, как полузнакомые люди, почти как враги. Он даже добавил, что когда-то повел себя подло и сам это понимает. Но разве он мог тогда знать, что она не будет избавляться от ребенка?

Даже эти дикие слова не произвели на нее тогда никакого впечатления. Марина была как в тумане и даже перестала кашлять. Грудь, ноги, голова – все наполнилось горячим, звенящим, почти приятным жаром. Андрей между тем сказал, что вообще-то он живет в другом месте, на квартире у жены, но везет Марину сюда, потому что родителей как раз нет дома. Они уехали в гости.

– Вот это я помню очень хорошо, – призналась теперь Марина. – Потому что это было сказано совсем как прежде.

Когда они добрались до квартиры, Марине стало так дурно, что ей, едва сняв пальто, пришлось сперва присесть, потом прилечь на широкую супружескую кровать родителей Андрея. Она никогда не думала, что еще раз вернется в эту квартиру, увидит знакомые стены, старые обои, услышит тиканье стенных часов – удивительно родное, хотя она бывала тут не так уж часто…

До Андрея дошло наконец, что его спутница больна всерьез, и он сразу захлопотал. Предложил водки, чаю с медом, какие-то таблетки. Марина равнодушно позволила запихнуть в нее все предложенные яства, после чего слабым голосом спросила, когда вернутся его родители? Ей так плохо, что она должна немножко полежать. Но не хотелось бы, чтобы они снова ее застали… Вряд ли они обрадуются!

– Ты можешь не беспокоиться, – радостно ответил Андрей. – Они будут поздно, к десяти.

Он расстелил постель, помог Марине раздеться, лечь. Она слабо просила его отвернуться, оставить ее в покое, но тут он стал так настойчив… Мужчина заговорил о том, что она не должна его стесняться, не может его оттолкнуть, потому что это глупо, по-детски, и если кто имеет право на нее смотреть, так это именно он.

– Если бы я была здорова и голова так не кружилась – я бы врезала ему, – сказала Марина сестре. – Не смотри на меня так. Я сама знаю, что я тряпка. Я сама себя ненавижу иногда… Но я ничего ему не ответила. И даже хуже! Я поняла, что соскучилась по нему. Ведь Васька…

Она опустила голову, и Алина испугалась, что сестра снова заплачет, забьется в истерике. Но та всего-навсего отпила еще немного коньяка из горлышка.

– Васька не делал ничего, чтобы я его полюбила, – сдавленно выговорила она. – Только приставал ко мне со своей идиотской ревностью, мучил, даже бил… Он даже поговорить толком со мной не хотел, я никогда не слышала от него ласковых слов. А если и говорил, то как будто с собакой… Мне всегда казалось, что эта доброта – просто подачка и что он мне отомстит за то, что был ласков со мной две минуты. Понимаешь? Потому что ему было стыдно, что он со мной связался… А не связаться не мог. И развязаться тоже уже не мог. Любит он меня, понимаешь?

Алина кивнула. Она понимала.

Андрей отвез Марину домой незадолго до десяти часов вечера. Та попросила не подвозить ее к самому подъезду – наверняка мать будет смотреть из окна. Женщина страшно боялась, что ее уже ищут по всему городу, и только молилась Богу за то, что Василий сейчас в отъезде. Мать, в самом деле, была вне себя. Особенно, когда увидела, что дочь находится в бредовом состоянии, и узнала, что у врача та не была, а зашла к какой-то случайно встреченной на улице подруге.

В больницу Марина все-таки попала – ее две недели лечили от пневмонии. А потом, уже после Нового года, она сходила в больницу еще раз, уже к другому врачу. Узнав, что она беременна, женщина долго сидела в коридоре, глядя на скверно выкрашенную стену, где висел большой угрожающий плакат со словами: «Дай ему жизнь. Аборт – это убийство». Но об аборте она не думала. Для нее даже не было сомнений, что рожать она будет. Так же, как не было сомнений и в том, кто отец этого ребенка.

Марина знала, что это Андрей. Все было точно, как в первый раз. Те же ощущения, те же подозрения. И он точно так же не делал больше попыток с нею встретиться. Даже не спросил на прощание адреса, телефона. Он мог только запомнить улицу, где Марина попросила ее высадить, но женщина была уверена – он уже и улицу забыл.

Она сидела и думала, почему ей никак не удавалось забеременеть от мужа – а ведь они не предохранялись, и он очень хотел второго ребенка. И почему так просто, будто играючи, это получается с Андреем? Она еще раз посчитала по пальцам, вспомнила слова врача… Все сходилось, сомнений не было.

Когда, придя домой, она сказала мужу, у какого врача побывала и что он ей сказал, Василий был очень рад. Просто счастлив. Он обнял жену и признался, что уже почти запаниковал, что у них не получается зачать ребенка. Наконец-то у них будет нормальная семья! Он говорил так, как будто Ильи просто не было, и этот ребенок в счет не шел.

Женщина ничего не ответила. Она сидела, устало прижавшись к мужу, закрыв глаза, и думала, что сделать человека счастливым очень легко. Нужно просто его обмануть.

Глава 17

Сестры легли спать уже под утро, с трудом устроившись на одной постели. Был еще коротенький диванчик, но на нем можно было спать, только скрючившись. Алина легла с краю – ей нужно было вставать первой. Закрывая глаза, она подумала, что при всех несчастьях у сестры есть одно большое преимущество перед ней – ей хотя бы не нужно по утрам вскакивать и бежать на работу. Хотя теперь, когда та ушла от мужа, Марине, вероятно, придется самой зарабатывать на жизнь.