Лицо в тени, стр. 50

– Я все ему рассказала, – глухо произнесла Марина. – Хотела молчать, но когда увидела его лицо… Мне показалось, что он меня сейчас ударит… А если нет – то сколько же мне придется врать! Врать, выкручиваться, умолять его… Я поняла, что мне все надоело. Что пусть он меня убьет, пусть даже попытается отобрать Катьку… Пусть будет все, что угодно. Но так жить я больше не могу!

– Молодец! – воскликнула Алина. Она с восхищением смотрела на сестру. – Какая же ты молодец! А он?! Что он сделал?

– Ты знаешь? – медленно и удивленно произнесла та, будто не веря своим словам. – Я рассказала все – а он ничего мне не сделал. Просто сидел и молчал. А потом попросил… Об одном.

– Никому ничего не говорить?

Марина подняла голову:

– Вот именно. И при этих условиях он был готов помогать мне как угодно. Сделать все. Отдать все деньги, которые ему удалось скопить и занять. Продать эту проклятую дачу.

Она спросила мужа – почему он согласился? Ради Кати, ради нее самой или все-таки немножко ради Ильи? Ответ был короткий и ясный – ради спокойствия. Ни любви, ни сострадания в этом ответе не было. Она знала, что он видит их семью только как целое. Если исчезнет она или даже Илья – все нарушится. А такой выход Василия устраивать не мог. Тогда ей вспомнилось очень многое. То, как безмолвно и неуклюже этот человек когда-то ухаживал за нею. То, как он предложил ей, беременной от другого, выйти за него замуж. То, как он ради нее сменил место жительства, бросил всех друзей, все свое прежнее окружение. И то, как он ее ревновал по ничтожным поводам, как бил, и даже при детях не стеснялся в выражениях. И какие слова шептал ей потом, ночью, когда заплаканные дети уже ложились спать и в квартире было темно…

– И тогда я подумала – а кто еще так меня любил? – виновато спросила Марина. – Никто и никогда. Так что, ради бога, ничего ему не говори. Сделай вид, что ты ничего не знаешь. Потому что хотя бы этого он заслуживает.

Глава 13

Когда совсем рассвело, Алина не выдержала и задремала. Иногда до нее сквозь сон доносились какие-то звуки, но она на них не реагировала. Сестра разбудила ее около девяти часов, и, судя по ее измученному виду, сама она так и не сомкнула глаз.

– Ты едешь в город или тут решила остаться? – Алина, с трудом разлепив веки, села, пригладила волосы. Василий был здесь же – он с угрюмым видом пил кофе из своей личной, большой керамической кружки. На столе был сервирован скудный завтрак – бутерброды из черствого хлеба, намазанные джемом. От еды Алина отказалась и попросила сварить ей кофе. Она украдкой поглядывала на свояка, но тот по-прежнему не обращал на нее внимания. Он жевал неаппетитные бутерброды, вряд ли различая их вкус. Его взгляд был устремлен в какую-то воображаемую точку на стене.

Сестра поставила перед Алиной кофе:

– Давай, торопись. Ему нужно на работу, да и ты, кажется, сегодня не выходная?

Алина тихонько пискнула – день, расстилающийся впереди, показался ей огромной, безводной пустыней, которую ей предстояло переползти. И конца этому дню она не видела.

– Что поделаешь, – сестра присела рядом. У нее глаза закрывались на ходу, сегодня утром ей можно было дать лет сорок. – Они сюда не вернутся. Теперь ясно, что они где-то в другом месте.

Алина молча с ней согласилась. В самом деле, если дети провели где-то эту ночь – какой им смысл показываться на даче днем? Их явно и поблизости от поселка нет.

– А вы все-таки заявите насчет них, – предложила она. – Хотя бы в местное отделение милиции.

– Перестань, – поморщилась Марина. И снова этот странный взгляд в сторону мужа.

Алина вспомнила, что накануне вечером сестра призналась, что всерьез боится Василия. Но она основывала свой страх всего лишь на том, что ей не понравился взгляд, которым Василий окинул снимок покойного… Но почему она так упорно сторонится милиции?

«Конечно, я втянула их в эту историю с пистолетом, – подумала Алина, отпивая обжигающий горький кофе. – И вряд ли дело закончится так просто – ведь это оружие должно было как-то появиться в моей сумке, а эти двое утверждали, что первый раз видят пистолет… Она боится милиции, потому что подозревает в чем-то мужа? Ну а если он действительно знал этого несчастного задушенного, которого я нашла? Разве это доказывает, что Василий в чем-то провинился? Однако он ведь не признался… И опять все это им подстроила я! Если бы не я – кто, когда нашел бы этого человека!»

Перед отъездом в город Марина зашла к соседке и попросила ее присматривать за их домом. Если та заметит, что там кто-то появился – пусть позвонит им в Москву. Позвонить можно было из дома на углу – других телефонизированных домов в переулке не было. Баба Люба обещала это сделать. Она была очень расстроена исчезновением детей и обещала Марине завтра же съездить в церковь и поставить за их здравие свечки.

По дороге в Москву все молчали. Марина дремала на заднем сиденье, уронив голову на плечо сестры. Алина тоже сидела с закрытыми глазами, но не спала. Время от времени она начинала наблюдать за Василием сквозь приподнятые ресницы. Если бы удалось его расспросить насчет того, почему он так отреагировал на фотографию… Но как спросишь? Ведь он заключил с женой что-то вроде пакта о ненападении. Ты не тронь мое самолюбие, а я не трону тебя… Если обнаружится, что жена не сдержала слова и все рассказала сестре…

«Ну ладно, можно играть в молчанку, – подумала Алина, снова прикрывая глаза. – Много пользы я им в таком случае не принесу, но самое главное – не навредить. А то мне что-то не везет – стоит впутаться в их дела – и тут же появляется милиция! Можно подумать, что я мечтаю подвести их под монастырь! Василий, конечно, так и думает. Бирюк! Слова не сказал, делает вид, что я прозрачная».

Парой слов она со свояком все-таки обменялась. Сперва Алина попросила высадить ее у метро, но тот неожиданно предложил подвезти ее к самому месту работы. Алина согласилась – она с ужасом представляла поездку в тесном утреннем вагоне электрички и понимала, что приедет на работу совершенно измочаленной.

Они попрощались у входа в магазин. Марина так устала, что без всякого интереса оглядела наполовину оформленные витрины, вывеску – «Папарацци», снующих внутри людей. Казалось, она при этом спит с открытыми глазами.

К вечеру оборудование витрин и торгового зала было в основном закончено. В воскресенье собирались начать размещать товар – пока итальянского производства, поскольку собственных изделий магазин-ателье еще не производил. Товар уже прибыл на склад, и теперь нужно было заниматься маркировкой.

– Но только, ради бога, выспись! – обратилась Вероника к своей подопечной. – На тебя смотреть жалко!

Алина с трудом сохранила открытыми глаза и только кивнула. Весь день она поражалась – как ей удается двигаться, с кем-то заговаривать, кому-то отвечать, да к тому же выполнять массу физической работы? Впрочем, именно физический труд и не позволял ей уснуть прямо в зале, на полу, среди снующих вокруг людей. Сиди она за компьютером или кульманом – Алина давно уже видела бы сладкие сны.

Вероника так разжалобилась, что отвезла девушку домой на своей машине. По дороге она болтала – в основном о делах. Алина таращилась, как сова, почти ничего не различая у себя перед носом, и изредка, невпопад отвечала. Наконец Вероника рассмеялась:

– Да что ты надо мной издеваешься? Все «да» и «да»! Ты слышала, о чем я тебя сейчас спросила?

Та тряхнула головой – это движение отозвалось глухой болью в затылке, и вяло поинтересовалась, какой был вопрос.

– Двоечница! – добродушно ответила Вероника. – Я тебя спросила – откуда ты знаешь Эдика? А ты мне говоришь: «Да, конечно!»

С Алины весь сон как рукой сняло. Она изумленно повернулась к собеседнице:

– Эдика? Фотографа?

– Ну да. – Та посигналила идущей на обгон машине. – Вот сволочи, жлобы… Ага, не вышло!

Она терпеть не могла, когда ее обгоняли.