Лицо в тени, стр. 42

Она сказала, что мальчик вернется домой очень поздно. Василий же, скорее всего, придет с минуты на минуту. Андрей… Хочет его дождаться?

Тот не хотел. Он встал, беспомощно улыбаясь, как-то скомканно поблагодарил – она так и не поняла за что? Спросил, можно ли ему будет иногда звонить? Марина не решилась этого запретить. Все, на что ее хватило, это сказать, что Илья по-прежнему считает Василия отцом, и ради бога – пусть все так и останется! Андрей кивнул, попрощался и ушел. Женщина осталась в совершенной растерянности и поймала себя на мысли, что ей жаль этого человека. Она никогда прежде не думала, что когда-нибудь станет его жалеть.

Зачем он приходил, Марина узнала намного позже. Тогда от ее жалости не осталось и следа, но уже ничего нельзя было исправить.

Глава 11

– Проехал по всем улицам – раза три, – Василий снял куртку и швырнул ее под вешалку. – Все. Нигде их нет. У меня уже глаза не смотрят.

Сестры, разом замолчавшие при его появлении, переглянулись. Во взгляде Марины читалось: «Ради бога, ему ни слова!» Алина слегка пожала плечами – о таких вещах ее и просить не стоило. Она встала:

– Ну ладно. Давайте-ка ложиться. Сегодня все равно ничего не найдем… О, боже! Да ведь уже наступило «завтра»! Суббота!

Действительно, на часах была половина второго. Все падали с ног. Марина быстро постелила мужу в супружеской спальне – в мансарде. Он отправился спать, перед этим бросив ей, что кто-нибудь должен дежурить на кухне. Вдруг дети вернутся среди ночи и некому будет отпереть дверь?

Когда он поднялся по лестнице и его шаги послышались наверху, Алина позволила себе возмутиться:

– Кто-нибудь должен подежурить! Почему не он? Мы устали не меньше его.

– Брось. Я ведь не работаю, – убито отозвалась сестра.

– Ты всегда так говоришь, вот и получается, что пашешь больше всех!

– Но в самом деле, вдруг они вернутся?

– Да если бы они были в поселке – давно бы вернулись! Кроме бабы Любы, тут никаких знакомых нет! Ты думаешь – они решили переночевать где-нибудь под забором? Или забрались в чужой сарай?

Марина коротко ответила, что спать не ляжет. Алина может идти наверх. А она посидит здесь. Все равно – ей не уснуть.

Девушка прикинула, во сколько ей завтра вставать. Суббота была для нее рабочим днем – впрочем, как и все остальные. Перед открытием магазина никаких выходных никому не полагалось. Работы было невпроворот. Перед ней, как наяву, возникли коробки с манекенами – два из них были еще не собраны, а сколько труда стоит разместить их в витринах? Она почувствовала себя в ловушке.

– Хорошо, – решила Алина после недолгого раздумья. – Я лягу тут, на диванчике. Только принесу подушку.

Марина не возражала. Казалось, она даже ее не слышала. Но когда сестра примостилась на узеньком жестком диване, прикрыла ноги курткой и попросила выключить верхний свет, сестра пересела к ней и тихо заговорила. В углу кухни горела слабая настольная лампа, на плите шипел мокрый, только что поставленный на огонь чайник. Голос сестры был настолько тих, что его иногда заглушало тиканье настенных часов.

…Тогда, после первого визита Андрея, она ничего не рассказала мужу. Сперва Марина колебалась – может быть, стоит рассказать? Но потом она представила себе возможные последствия. Ей придется объяснить – чего ради Андрей вспомнил о ней? Может быть, она сама нашла его? Навязалась ему на шею, как когда-то? Пригласила в гости? Дала свой номер телефона? А может быть, обещала ему встречу с Ильей?

Муж был патологически ревнив. И Марина так никогда и не могла понять – был ли он таким от природы, или сам себе подставил подножку, женившись на беременной от другого девушке? Возможно, найди он себе невесту без такого прошлого, он был бы самым обыкновенным мужем – в меру подозрительным, в меру недоверчивым… В первое время после их свадьбы Марина часто пыталась обсудить с ним ситуацию. Начиналось с пустяка – она приходила домой на полчаса позже обещанного. Или вешала телефонную трубку в тот самый момент, когда в комнату входил Василий. Он мрачнел, замыкался, а потом, когда она и думать забывала о случившемся, внезапно начинал донимать ее ревнивыми расспросами. Она пыталась ему объяснить, что в ее поведении нет ничего дурного. Если он не верит – может проверить! Вот телефон сокурсницы, которой она только что звонила. Почему так резко положила трубку? Да потому, что разговор был окончен. Да ничего она не скрывает, ей нечего скрывать! Ну правильно, пришла домой на полчаса позже. Потому что нужно было зайти на рынок. И вот доказательство – она купила зелень и картошку. Почему не сделала этого вчера, в воскресенье?

Сперва Марина только смеялась над этими расспросами. Через несколько месяцев уже начинала плакать. После того как она родила Илью – муж попросту начал ее бить.

Именно тогда она поняла, какую ошибку совершила, согласившись выйти замуж за этого парня. Он не мог ей простить единственную вину, которую она за собой знала – чужого ребенка. А она не могла эту вину загладить – ведь Илья всегда был перед глазами. Живой упрек, свидетельство ее былой распущенности… Неопровержимый довод, что муж всегда был прав!

– Но ведь и ты знал, что он чужой! – плакала Марина, прикладывая к распухшему лицу мокрое полотенце. – Зачем же ты женился на мне! Надеялся, что я его не доношу, рожу мертвого?

Он говорил, что жена дура. Что на ребенка он как раз не сердится. И на нее он бы тоже не сердился, если бы она вела себя как следует. Что ни говори, а полчаса она где-то шлялась, и нечего совать ему под нос зелень и картошку. Их можно было купить в овощном магазине на углу, а не тащиться за такой чепухой на рынок.

Еще позже – после рождения дочери, Марина перестала даже оправдываться. Не то чтобы муж перестал к ней приставать с ревнивыми расспросами. Он даже не забыл свой обычай прикладывать к ней руку… Просто она уже не видела никакого смысла его переубеждать. Это было совершенно бесполезно. Его ревность оказалась не временной причудой, а затяжной, застарелой болезнью, вылечить которую она не могла. И жена больше не оправдывалась. Тем более что в остальное время он был хорошим, заботливым мужем и прекрасным отцом. Как своей родной дочери, так и Илье. Именно это заставляло ее многое прощать мужу. Она не могла упрекнуть его в том, что Василий в чем-то ущемляет Илью. Он свято хранил свое обещание – ничем не давал понять, что мальчик ему чужой. Правда, все поголовно замечали, что он больше любит Катю, но в конце концов, что тут было удивительного? Многие отцы больше любят дочерей. Во всяком случае, Илья не выглядел несчастным, да и вряд ли чувствовал себя таким. Обычный мальчик – энергичный и в то же время немного ленивый. Он больше любил спорт, чем литературу, больше – пепси, чем молоко… За детей Марина была спокойна.

Да и за себя она больше всерьез не боялась. Она давно успела определить ту границу, которую Василий никогда не переступал. Если он начинал ревновать, нужно было только потерпеть полчаса или, в крайнем случае, час. Если начать возражать и оправдываться – он только больше заводился и вот тогда мог ее ударить. Но если просто молчать и заниматься при этом каким-нибудь хозяйственным делом… Чистить картошку, например, пришивать пуговицы, поливать цветы… Тогда он успокаивался намного быстрее.

А в последнее время он совсем остепенился. Однажды даже признал, что привязался к ней несправедливо – когда повод был уж совсем смешной. Марина купила себе новую помаду и, накрасив губы, спросила мужа, как ей это идет? Василий минут десять ворчал, что если она сидит дома, такая яркая помада ей ни к чему, а Марина по привычке молчала, перемывая посуду. Неожиданно муж замолчал и минуты через две признался, что был не прав. Она была потрясена, но не посмела этого показать. Тогда у нее впервые появилась надежда, что все наконец придет в норму. И в самом деле, они взрослые, разумные люди – зачем же мучить друг друга? Супруги прожили вместе десять лет и хорошо прожили – если не считать этой проклятой ревности на пустом месте…