Каждый любит как умеет, стр. 47
– Кто?!
– Заказчик, – она понизила голос. – Да, да, я серьезно. Кто мы с тобой такие? Мелочь! С нами никто церемониться не будет. А если заказчик решит, что мы
. для него опасны? Если он захочет сделать все шито-крыто? Однажды мы нарвемся на такого психа, который не поверит, что мы будем молчать… И тогда, Гришка, конец. Нет, хватит. Виктор будет шестой, и последний. А потом будем разрабатывать архив. Когда покончим с архивом – придумаю что-нибудь еще.
И как всегда, парень подчинился этому уверенному голосу. Эта девушка до сих пор всегда давала ему возможность заработать. Неудач практически не было.
; И хотя он подозревал, что сама она всегда зарабатывала больше, контролировать ее не удавалось. Гриша покорно взял листок:
– Ладно, чего там. Спрашивать Сашу? А от кого?
Да ни от кого. Хотя постой… – Таня сбегала за папкой, в которой хранилось дело Миношкиной, и полистала страницы. – Здесь сказано, что этот парень был в Голландии прошлым летом. Мать утверждает, что у него и там был какой-то любовник. Так скажи, что ты только что вернулся из Голландии и привез ему маленькую посылку от друга. И назовись другим именем. Ну хотя бы Алешей.
– Атас… Голландия! – хмыкнул Гриша, но возражать не стал.
Пока он звонил, девушка сидела напротив и курила. Глаза у нее были усталые, сонные, но она крепилась. Сегодня был не такой уж насыщенный день, но Таня почему-то устала. Сил хватило только на то, чтобы выстирать парик, в котором она была сегодня, и еще один – светло-каштановый, с длинными волосами. Парики сушились на болванках здесь же, в кухне. А ее собственные волосы – черные, спутанные – свободно падали ей на грудь. Она накручивала концы локонов на пальцы и рассеянно слушала, как Гриша добивается, чтобы позвали Сашу. И вдруг он поднял руку. Девушка замерла. Разговор длился не дольше двух минут. Наконец парень положил трубку и самодовольно сообщил:
– Готово. Даже не брыкался. Назначили встречу на Покровском бульваре, он вроде сейчас там живет.
– Он поверил в Голландию?
– Да… – Гриша отмахнулся. – Просто ему загорелось со мной познакомиться. Ну и голосок у него… Прямо как кот мурлыкал.
Она протянула сообщнику фотоаппарат:
– Вот, это тебе понадобится завтра. Учись пользоваться, вот инструкция. И когда будешь снимать, не суй пальцы в объектив.
А если он заметит, что я снимаю? – с сомнением произнес Гриша. Он явно не верил в свой талант фотографа.
– Даже если так – плевать. Деньги-то получим не с него, а с его мамаши. А теперь иди, отсыпайся. – Девушка сладко потянулась. – На сколько он назначил встречу?
– На полвосьмого вечера.
– Ну, и слава богу. В такое время еще светло, так что снимки получатся.
Она выпроводила Гришу и на прощанье сухо чмокнула его в щеку:
– Увидимся уже на бульваре. Его фотка есть в деле. Судя по всему – симпатичный блондин. Мне предстоит его обольстить, представляешь?!
И Таня состроила глазки. Когда дверь за Гришей была заперта, девушка разом погасла. Она прошла по квартире, всюду выключила свет и, не раздеваясь, упала на постель.
Девушка лежала в темноте, закрыв глаза и чувствуя, как горят усталые, покрасневшие веки. Она караулила сон, надеясь случайно в него провалиться. Иногда наплывала глухая, плотная волна, захлестывала ее с головой… Но неизбежно появлялась какая-то мысль, которая снова выбрасывала девушку из сна в реальность. Она ненавидела такие ночи. Можно было мучиться до утра и все равно не уснуть. К утру она начинала ненавидеть саму себя. В темноте перед ней возникали лица, которые пора было забыть. Лица мертвых, которых она убила. И лица живых, которые за это платили. Сотни лиц, которые проплывали перед ней – искаженные, страшные, знакомые и незнакомые. Она билась головой в подушку, кусала губы, принимала снотворное, запивая таблетки вином или водкой. И тогда приходил сон. Тяжелый, без сновидений, похожий на смерть.
– Опять… – Девушка резко села на постели и уронила голову в согнутые колени. – Ну что делать? Напиться?
Если бы ее сейчас видел Гриша, он бы потерял всякую веру в свою сообщницу. Но в таком состоянии ее не видел никто. Как только рядом появлялось живое существо – будь то мужчина, женщина или ребенок – девушка сразу преображалась. Она начинала играть какую-то роль – всегда разную. Она могла быть милой, веселой, честной, доброй, уверенной, раздражительной, скрытной. Любой – только не такой, как сейчас. Наедине с собой она теряла маску, и ей становилось страшно.
– Я что-то забыла… – она запустила пальцы в спутанные волосы. – Что-то сделала не так. Но, черт, я не понимаю что!
Она перебирала все подробности своего последнего дела. Да, заказчик просил убрать не мужчину, а женщину. С мужчины было довольно и тюрьмы – за убийство жены. Да, женщину спасла случайность. Она явилась в квартиру сыщика гораздо раньше, чем предполагалось. Да, заказчик дал согласие, чтобы вместо женщины погиб мужчина. Так или иначе, а все было исполнено. Тот человек получил в свое распоряжение фирму. Таня – деньги. Все остались довольны.
– Так чего я психую? – Она подняла измученные глаза к окну. – Ведь все нормально…
Там светился серый квадрат – он был лишь немного светлее окружающей его темноты. Был самый темный, самый глухой час летней ночи. Час, в который ей было труднее всего уснуть. Она вспоминала и никак не могла вспомнить. «Я уверена – о том, что сыщик умер, Лена никому не скажет… – Девушка сбросила с себя простыню. Ей было невыносимо душно – не помогало даже открытое окно. – Я намекала ей, что Олег был убит из ее «Макарова». Если она не дура, она этому не поверит. Не знаю, где в тот вечер был ее пистолет. Но точно, не у меня. И все равно, деваться ей некуда. Если даже тело найдут, баллистическая экспертиза невозможна. Пули там нет, нет и гильзы. Ничего нет. И никто не докажет – из этого пистолета стреляли или из другого. Она будет молчать об Олеге. Если боится – будет молчать. Тогда что я психую? Все в порядке».
Она больше не могла сидеть. Ее раздражало даже прикосновение простыни. Девушка выскочила из постели и пошла на кухню. Она открыла холодильник и решительно налила себе водки – полстакана. Выпила ледяную жидкость, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Задумчиво сжевала кусок сыра. Покурила, облокотившись на подоконник, высунув голову наружу. Ночь была тихая, черная, невыносимо душная. От выпитой водки стало чуть легче на душе, но сон прошел окончательно. И теперь ей казалось, что она ничего не забыла, ни в чем не просчиталась. О чем может идти речь? Дело кончено. Кончены оба дела. Деньги у нее в кармане. Женщина, которая могла бы свидетельствовать против нее – в тюрьме, и вряд ли станет много говорить. Конечно, соседи, может быть, слишком часто видят Гришу. Он ходит сюда почти каждый день. Но с другой стороны, его все равно никто не опознает. В то утро он выглядел совсем иначе.
Девушка бросила окурок и проследила, как крохотная огненная комета прорезала темноту и разбилась об асфальт. Стояла такая сушь, что окурок не погас. Он еще долго тлел на асфальте, и Таня задумчиво следила за этим огоньком. В такие ночи она ощущала бесконечное одиночество. Все, случившееся за день, казалось каким-то чужим, искусственным. Как будто днем она начинала рисовать какую-то картину, а ночью смывала нарисованное. И так – раз за разом, месяц за месяцем. «Я топчусь на месте… – Она следила, как во двор въезжает машина. – Ничего не меняется, ничего… Может, мне хоть с архивом повезет? Накоплю побольше денег и брошу все. Хотя, «побольше» – это по-разному можно понимать… Сколько же мне нужно, чтобы хватило хоть на год? »
Машина остановилась возле ее подъезда. Таня все еще делала сложные расчеты в уме, когда в ее дверь позвонили.
ГЛАВА 11
Сердце подскочило куда-то к горлу, да, кажется, там и осталось. Девушка едва не задохнулась от страха. Она сжала руки и на цыпочках отошла от окна. Таня уговаривала себя, что звонка не было, ей вполне могло показаться. И в конце концов, это могла быть ошибка. Она ждала, потихоньку пробираясь в коридор. В темноте слабо светился «глазок» на входной двери. Таня уже совсем было решила, что звонок ей послышался, когда новый трезвон оглушил ее. В ночной тишине звонок казался особенно громким.