Без семьи, стр. 44

Учителя, настоящего учителя, который был нам нужен, не простого деревенского музыканта, а артиста, мы могли найти только в большом городе. По карте я узнал, что самым замечательным городом на нашем пути будет Мант.

В Манте мы решили позволить себе этот большой расход и взять урок музыки. Я хотел как можно скорее доставить удовольствие Маттиа.

Пройдя через Межеанское плоскогорье, вероятно самую печальную местность на всем свете, где нет ни лесов, ни рек, ни обработанных полей, ни деревень, ни жителей, а только огромные и мрачные пустыри, мы наконец пришли в Мант.

Так как уже наступила ночь, мы не могли в тот вечер искать учителя. К тому же мы до смерти устали.

Но Маттиа не терпелось узнать, есть ли в Манте учитель музыки, и за ужином я спросил у хозяйки харчевни, где мы остановились, есть ли у них в городе хороший музыкант. Она была очень поражена моим вопросом: «Разве вы не знаете господина Эспинассу?»

– Мы пришли издалека, – сказал я. – Издалека? Откуда же?

– Из Италии, – ответил Маттиа. Она перестала удивляться и заметила, что тогда мы, понятно, можем не знать о таком музыканте, как господин Эспинассу. Но если бы мы пришли из какого-нибудь французского города, то она не стала бы даже разговаривать с такими невеждами, никогда не слыхавшими о господине Эспинассу.

– Кажется, мы нашли того, кто нам нужен, – обратился я по-итальянски к Маттиа.

Но я боялся, что такой знаменитый артист не захочет дать урок бедным бродячим музыкантам.

– А господин Эспинассу очень занят? – спросил я.

– Наверно, очень занят Как же иначе! – Как вы думаете, он сможет принять нас завтра утром?

– Конечно. Он принимает всех, у кого есть деньги в кармане.

Мы успокоились и, несмотря на усталость, долго обсуждали те вопросы, какие завтра зададим этому знаменитому учителю.

Утром, тщательно умывшись и переодевшись во все чистое, мы взяли инструменты: Маттиа – скрипку, я – арфу, и отправились к господину Эспинассу. Капи хотел, конечно, отправиться с нами, но мы привязали его к конюшне, считая неприличным идти с собакой к знаменитому музыканту города Манта.

Придя по указанному адресу, мы растерялись: в витрине дома качались два маленьких медных тазика для бритья, что никак не могло служить вывеской учителя музыки. Пока мы рассматривали эту вывеску, подошла какая-то женщина, и мы ее спросили, где живет господин Эспинассу.

– Тут, – ответила она, указывая на парикмахерскую. В конце концов, почему профессор музыки не может жить у парикмахера?

Мы вошли Лавка была разделена на две части. В правой половине на полках лежали щетки, гребни, банки с помадой, мыло В левой на прилавке и возле стены были разложены и развешаны музыкальные инструменты: скрипки, корнет-а-пистоны, трубы.

– Можно видеть господина Эспинассу? – спросил Маттиа.

Маленький человек, живой и подвижной, бривший в это время крестьянина, ответил басом:

– Это я.

Я посмотрел на Маттиа, давая ему понять, что такой музыкант-парикмахер совсем не тот человек, который нам нужен, и вряд ли стоит к нему обращаться и бросать деньги на ветер. Но вместо того чтобы меня послушаться, Маттиа уселся на стул и спросил с независимым видом:

– Не пострижете ли вы меня, после того как окончите бритье?

– Конечно, молодой человек. Могу и побрить вас, если пожелаете.

– Благодарю вас, – как-нибудь в другой раз, – ответил Маттиа. – Сегодня я не собираюсь бриться.

Я был ошеломлен поведением Маттиа, но он украдкой бросил на меня взгляд, прося не сердиться, а подождать.

Вскоре Эспинассу кончил брить крестьянина и с салфеткой в руке подошел к Маттиа.

– Сударь, – сказал Маттиа в то время, когда тот завязывал ему вокруг шеи салфетку, – у нас с товарищем спор, а так как мы знаем, что вы знаменитый музыкант, то вы, верно, сможете нам его разрешить.

– В чем он заключается, молодые люди? Я понял, чего добивался Маттиа. Прежде всего он хотел узнать, в состоянии ли этот парикмахер-музыкант ответить на его вопросы, затем заплатить ему за урок столько, сколько стоила стрижка волос. Маттиа оказался большим хитрецом!

– Почему, – спросил Маттиа, – скрипку настраивают на одних определенных нотах?

Я думал, что парикмахер даст ему ответ вроде моего и уже втихомолку посмеивался, но тот серьезно сказал:

– Вторая струна должна издавать по камертону звук ля, а остальные подстраиваются к ней таким образом, чтобы между ними получилась квинта, [14] то есть соль на четвертой струне, ре – на третьей, ля – на второй и ми – на первой, или самой высокой, струне.

Смеялся не я, а Маттиа. Потешался ли он над моей изумленной физиономией, радовался ли тому, что наконец узнал то, что ему давно хотелось знать, но он смеялся от всего сердца.

Пока продолжалась стрижка волос, Маттиа засыпал Эспинассу вопросами, и на все, о чем бы он ни спрашивал, парикмахер отвечал так же легко и уверенно, как и на вопрос о скрипке. Затем он, в свою очередь, стал расспрашивать нас и скоро понял, с какой целью мы к нему явились.

Он громко расхохотался:

– Вот вы какие проказники!

Потом он захотел, чтобы Маттиа сыграл ему что-нибудь.

Маттиа, взяв скрипку, начал играть вальс.

– И ты не знаешь ни одной ноты? – удивился парикмахер, хлопая в ладоши и говоря Маттиа «ты», как будто знал его давно.

Я уже, кажется, упоминал о том, что в лавке были и другие инструменты. Окончив игру на скрипке, Маттиа взял кларнет:

– Я играю также на кларнете и на корнет-а-пистоне.

– Тогда сыграй, – попросил Эспинассу. И Маттиа сыграл по небольшой пьеске на каждом из этих инструментов.

– Мальчишка – настоящее чудо! – закричал Эспинассу. – Если ты останешься со мной, я сделаю из тебя большого музыканта, слышишь ли – большого музыканта! По утрам ты будешь брить вместе со мной моих клиентов, а весь остальной день будешь учиться. Не думай, что я не смогу быть для тебя настоящим учителем, оттого что я парикмахер. Надо жить, есть, пить – вот для чего мне служит бритва.

Слушая его речь, я смотрел на Маттиа. Что он ответит? Неужели мне придется лишиться моего друга, товарища и брата, так же как я потерял одного за другим всех тех, кого любил? Сердце мое сжалось.

Положение до известной степени напоминало то, в каком находился я, когда госпожа Миллиган просила Виталиса оставить меня у нее. Я не хотел упрекать себя так, как упрекал себя впоследствии Виталис.

– Думай только о себе, Маттиа, – взволнованно прошептал я.

Но он быстро подошел ко мне и взял меня за руку:

– Расстаться с моим другом! Нет, этого я не могу, благодарю вас.

Эспинассу продолжал настаивать и добавил, что, когда Маттиа закончит свое первоначальное образование, он найдет средства послать его в Тулузу, а потом в Париж, в консерваторию. Но Маттиа твердил по-прежнему:

– Расстаться с Реми? Никогда!

– Ну ладно, парень, – сказал Эспинассу, – я все же хочу что-нибудь для тебя сделать. Я подарю тебе книжку, в которой ты найдешь то, чего не знаешь.

И он стал рыться в ящиках, пока не нашел книжку под заглавием: «Теория музыки». Она была очень старая, очень истрепанная, но какое это могло иметь значение!

Взяв перо, он написал на первой странице книги:

«Пусть мальчик, когда станет большим артистом, вспомнит о парикмахере из города Манта».

Не знаю, были ли тогда в Манте другие учителя музыки, кроме парикмахера Эспинассу, но нам посчастливилось встретить его, и, конечно, ни я, ни Маттиа никогда его не забудем.

ГЛАВА VIII. КОРОВА

Я всегда очень любил Маттиа, но после Манта я полюбил его еще сильнее. Ведь Маттиа отказался от спокойного, обеспеченного существования, от возможности получить образование, от будущего успеха, для того чтобы разделить со мной жизнь, полную случайностей и опасностей, без уверенности не только в будущем, но и в сегодняшнем дне.

Я не мог сказать в присутствии Эспинассу, как взволновали меня слова Маттиа о том, что он никогда со мной не расстанется. Но когда мы вышли, я взял Маттиа за руку и крепко сжал ее: