Повелители камней, стр. 45

— Хорошо, возьмем его с собой, — ответил снефид.

Прошло еще какое-то время, но наконец все уехали, и дорога снова опустела. Медленно, будто забыв, что он это умеет, Слипфит присел, протянул руку и коснулся золотой монеты, лежащей у его ног — там, где обронил ее Ньял.

— Нет, я не мог бы выполнить твою просьбу, юноша-человек, — отчетливо сказал эльф. — Она уехала, ты слышал чародея.

Когда рука Слипфита коснулась золота, она едва заметно задрожала. Старые воспоминания нахлынули на эльфа. Впервые за много одиноких лет эльфийская песенка тронула его губы.

Как хороша любовь, когда она свежа,

Когда не точит нас ни злоба, ни усталость.

Но лучше всех любовь, когда о ней поют.

Как сладостна любовь, когда она прошла,

Дороже золота о ней воспоминанья.

Но лучше всех любовь, когда она дерзка.

Мурлыча себе под нос, он поднял золотую монету, взвесил ее в руке.

— Я буду твоим другом, Ньял из Кровелла, — сказал он наконец сам себе. — Я найду твою даму и передам ей твой рассказ.

Глава 22

Дождь перестал лить, но в воздухе повисла холодная морось. Великаны, пикси и эльфы приготовились покинуть Обитель Эйкона. Кочевые пикси, привыкшие жить под открытым небом при любой погоде, закутались в шкуры шалков и шерстяные полотнища, завернули свои луки и стрелы в куски кожи. Мейга была просто великолепна в плаще до пят из волчьей шкуры. Непромокаемый плащ клубился за спиной мейги, как серая тучка. Королевские мужья надели щегольские береты и короткие накидки из меха ласки. Великаны полагались на свою собственную шерсть. Дрожа больше от страшных предчувствий, чем от холода, Сина завернулась в тяжелый коричневый плащ. Нехитрый скарб она несла в мешке. На ногах у девушки были ее лучшие ботинки — легкие и теплые, подарок исцеленного Синой эльфа.

Руф был очень слаб. Сина укрыла его попоной и непромокаемой шкурой шалка, которую больному дал Финн Дарга. Почетная Великанская Стража вызвалась нести гнома на носилках.

На черных стенах Обители Эйкона выстроились бдительные гвардейцы. Они молча смотрели, как процессия покидает стоянку, где лежал разбитый Камень. В нескольких милях от замка караван свернул с торной дороги в Гаркинский лес. Финн Дарга быстро и уверенно шагал впереди, великаны на единорогах замыкали строй. Снова, как каких-то три дня назад, когда она ехала в Обитель, Сина сидела верхом на единороге позади одного из великанов Почетной Стражи. Слева простиралось море, похожее на огромное серое чудовище, позади высился замок — темный и зловещий. Его черные башни уходили в рваные тучи.

Чем глубже в лес, тем выше становились деревья. Хвойные, буйно растущие вблизи побережья, сменились массивными буками, дубами и ореховыми деревьями. Обычно листва тут вырастала настолько густой, что заслоняла землю от солнца и пышные папоротники ложились под ноги мягким ковром. Но этой бесконечной весной ни один листок не украсил огромные ветви, и ветер беспрепятственно носился по голым рощам. Под ногами хлюпало, каждый путник шел сам по себе, погруженный в собственные мысли. Только эльфийских мужей объединяла их песня — ритмичная, размеренная, прославляющая более спокойные времена.

Привала на обед не делали. Финн продолжал уверенно шагать вперед, наклонив голову и внимательно прислушиваясь к своим разведчикам-пикси, которые общались с ним звуками, похожими на птичий свист и чириканье.

За час до захода солнца караван остановился в узкой горной лощине, чтобы разбить лагерь на ночь. Великаны привязали своих ездовых животных и быстро сгребли в кучу хворост и накормили единорогов. Ур Логга достал из седельной сумы палочки для разведения огня, тщательно завернутые в широкие листья гамбрина. Сев на корточки в окружении Почетной Стражи, заслонившей его от ветра своими широкими плечами, великанский король выдернул немного растопки из специального мешочка, который всегда висел у него на шее, и начал вертеть палочку между пальцами.

Финн Дарга протолкался через строй торжественных великанов.

— Кто так разводит огонь, ваше величество! — воскликнул он, вытаскивая короткий стальной кинжал из ножен на бедре. — У меня есть кремень.

— Благодарю вас, ваше сиятельство, но таков великанский обычай, — прошептал Ур Логга, но Финн уже ударил кремнем по стали. Искры полетели в кучку высушенного мха, которую великанский король пристроил у своих ног. Тотчас все девять великанов наклонились и стали хлопать по тлеющему мху, чтобы загасить огонь.

— Истинный огонь загорается в сердце носителя огня, — пожурил Ур Логга короля пикси. Он снова взял хрупкую палочку для разведения огня, поставил ее на сухую дощечку для растопки и завертел в пальцах. Закрыв глаза, он произнес нараспев:

Полночь-Матушка, ты все знаешь,

Угольки в твоем сердце не гаснут,

Прогони наши страхи ночные,

И рассей мрак гнетущих сомнений.

Он повторил песнопение, и Почетная Стража присоединилась к нему. Великаны сели на корточки в круг, и устремили взгляды на крошечный огонек, появившийся на доске для растопки. Осторожно и бережно гиганты раздували робкое пламя, подносили к нему кусочки высушенного мха.

Финн Дарга философски пожал плечами и вернулся на другой край лощины, где его жена Фир Дан руководила пикси, собирающими хворост для костра. Финн быстро стукнул кинжалом по кремню, высекая фонтан искр.

— У великанов всегда самый сухой трут и самый медленный костер, — посетовал Финн. Но вскоре в двух концах лощины запылали, как сигнальные огни, костры и у великанов, и у пикси.

Когда выяснилось, что эльфийский шатер слишком тонок для сильного ветра, Финн Дарга пригласил мейгу переночевать в королевском шатре пикси. Но там не хватало места для всех мужей мейги. Мейга недовольно надулась, всплакнула немного, но наконец было решено, что Фир Дан и мейга не будут делить шатер ни с кем. Финн Дарга и вся толпа эльфийских мужей заняли маленький шатер. Фир Дан пригласила Сину в большой шатер, но Сина решила, что должна быть рядом с Руфом. Хотя палатка Финна была битком набита, Сина все же нашла там себе местечко.

Пикси жарили дичь и кроликов, которых подстрелили в течение дня. Великаны, изо всех сил стараясь не показывать своего отвращения к поеданию животных, собирали камни величиной с кулак и клали их на угли. Ур Логга выкопал большую яму, выстлал ее промасленной шкурой и наполнил водой. Что-то негромко бормоча, великаны с помощью рогулек осторожно перенесли горячие камни в воду. Когда камни остыли, великаны снова побросали их в костер. Сина привыкла к великанским обычаям и терпению, которого они требовали, и все же громко вздохнула, потому что устала и хотела есть. Она все думала: почему великаны никак не додумаются возить с собой котелок? Но наконец нагретая камнями вода закипела. Прошла еще целая вечность, и великанская овсянка была готова. От каши шел пар. Сушеные фрукты, положенные в нее, аппетитно разбухли.

Ур Логга торжественно подал Сине деревянную миску. Поборов желание тут же наброситься на еду, Сина взяла кашу для Руфа и пошла в палатку. Гном лежал в самом сухом углу шатра, бледный и слабый. Сина разбудила его. Он сел, но ел мрачно, морща нос.

— Плохо себя чувствуешь, Руф Наб? — спросила Сина и приложила руку тыльной стороной к его лбу. Рана гнома все еще сочилась отвратительной зеленоватой жидкостью.

— Нет, мне гораздо лучше, Целительница, — ответил Руф тихим, слабым голосом. — Это все великанская стряпня. И эта поездка. Качаешься весь день на их волосатых лапах, где-то наверху… вот меня и укачало. Эти их однорогие скотины хороши для охоты, а не для верховой езды.

— Может, ты предпочел бы идти пешком? — пошутила Сина, поправляя плащи, которыми был укрыт гном.

— Предпочел бы, если б мог, — согласился Руф, и улыбка чуть тронула его широкие губы. — Куда мы едем?