Повелители камней, стр. 12

Гнедой боролся отчаянно, но Ньял, как пиявка, повис на шее и что-то нашептывал на ухо коню. Наконец жеребец замедлил бег и остановился, низко опустив голову. Бока его тяжело вздымались.

— Хороший мальчик, — сказал Ньял, похлопывая его по шее. — Послушный мальчик. Назад! — приказал он тихо, когда Тим хотел подойти. — Стой, где стоишь, пусть все молчат. — Он успокаивал жеребца еще минуту, затем показал ему бочки. Гнедой фыркнул, готовый снова испугаться, но Ньял продолжал говорить с ним, и конь притих. Когда он успокоился окончательно, Ньял спокойно уселся ему на спину. Жеребец вздрогнул, но не взбрыкнул.

— Хорошо, Ньял, хорошо, — сказал Телерхайд, наблюдая от двери. — Остальные молчите и не двигайтесь, пока он не завершит дело.

Ловко сидя в седле и гладя коня по холке, Ньял проехал по двору.

— Как он это сделал? — изумился Ландес.

— Ньял умеет обращаться с животными, — заметил Фаллон, улыбаясь.

— Да, сэр, — с гордостью согласился Тим.

Когда гнедой обошел двор, остановился, повернулся и даже сделал несколько шагов назад, Ньял подвел его наконец к двери конюшни и соскользнул с седла.

— Ну, Тим, вот теперь забирай его.

Волоча Тима за собой, Авелаэр бросился в привычное и безопасное стойло. Ньял усмехнулся, сделал шаг и чуть не рухнул на землю.

Телерхайд и Брэндон подхватили его под руки и, проведя в большой зал, усадили на скамью перед очагом, где теплился ленивый летний огонь.

— Я подвернул лодыжку, когда мы ударились о бочки, — сказал Ньял сквозь зубы.

Фаллон склонился над ним. Быстрыми, нежными движениями он снял с Ньяла ботинок и обхватил ладонями лодыжку.

— Не сломана, — объявил он наконец.

— Хвала Закону! — облегченно выдохнул Телерхайд.

— Но я боюсь, что настанет еще одно полнолуние, прежде чем ты сможешь ступать на ногу, Ньял, — покачал головой Фаллон.

— До тех пор мой вес будет прекрасно выдерживать жеребец, — ответил Ньял.

Ландес покачал головой:

— Ты должен сперва поправиться, Ньял. Пусть ваш коновал кастрирует коня, тогда тот присмиреет.

— Кастрировать его?! — завопил Ньял.

Брэндон засмеялся.

— Ньял — наш главный кровелльский коновал и есть, лорд Ландес. И насколько я знаю своего брата, у него свои планы насчет жеребца.

— Для боевого коня он слишком норовист, — сказал Ландес неодобрительно. — Ему никогда не привыкнуть к лязгу оружия.

— Если бы я был воином, я с вами, пожалуй, согласился бы, сэр, — отозвался Ньял. — Но я крестьянин. Дайте мне влить его горячую кровь нашим малахольным кобылам. Через несколько лет вы заплатите состояние за его жеребят!

— Ну, хватит о лошадях, — вмешался Фаллон. — Твоя лодыжка опухает рядом с огнем. Тебе нужно отдохнуть, Ньял. Праздник Наименования Меча закончен.

— Но, Мастер Фаллон, я не могу пропустить пир — надо же выпить…

— Можешь, — отрезал чародей. — Сина, проследи, чтобы он лег в кровать, и перевяжи ему лодыжку.

Сина испугалась.

— Мастер Фаллон, может, лучше вы сами? Не уверена, что мне…

— Чепуха! Ты уже умеешь справляться с растяжениями. Ты славно вылечила того слугу. Ступайте же.

Ньял перестал протестовать, и Нед и Брэндон понесли его на руках, Сина последовала за ними.

Глава 7

Сина никак не могла сосредоточиться: ее брат и Брэндон шептались и отпускали шуточки. Ньял, уложенный на узкую койку у стены, улыбался, хотя лицо его стало землисто-серым.

— Поторопись, поскорее исцели этого воина, — посоветовал Нед. — Меч у него теперь есть, вот еще бы девицу! — Нед и Брэндон захихикали, как пьяные эльфы.

— Вон отсюда! — вскипела Сина. — Вы оба, проваливайте!

— Сина, это ж всего лишь шутка! — возразил Брэндон. — Кроме того, ты не можешь выгнать меня из комнаты моего брата…

— Вон отсюда! — повторила девушка громче. — Как я могу лечить его, когда вы орете тут, как ослы! — Она указала на дверь. Пожимая плечами и хмурясь, Брэндон и Нед удалились. Нед на ходу глянул через плечо на Ньяла, сделав страшные глаза. Сина плотно закрыла за ними дверь.

Тут же раздался стук.

— Я же сказала: убирайтесь! — воскликнула Сина и распахнула дверь.

На пороге стоял ошарашенный Тим, держа сундук чародея с травами.

— Вы уж извините, госпожа, — промолвил он оскорбленно, — я делаю только то, что велел чародей.

— Ну, входи, — фыркнула Сина раздраженно. — Спасибо, — добавила она, беря у него сундук.

Аромат трав наполнил воздух, когда она, морща от волнения лоб, провела пальцем по многочисленным мешочкам и бутылочкам. Сина любила травы. Она радовалась, зная, что отвар из земляничных листьев вылечит человека или великана от несварения желудка, что лапчатка успокоит воспаленное горло эльфа. Она заучила свойства всех известных кореньев, ягод и трав и теперь чувствовала себя вполне уверенно.

Пальцы девушки задержались над бутылочкой, наполненной зеленоватой жидкостью.

— Тимьян, — прошептала она. Потом обернулась к Тиму. Тот перетаптывался у двери, не спуская с Сины беспокойных глаз. — Послушай, дай мне что-нибудь — перевязать его лодыжку. Что-нибудь покрепче. И принеси еще кипятка.

Серые глаза Ньяла затуманились.

— Тебе очень больно? — спросила Сина.

— Нет, — ответил он, но вздрогнул и прикусил губу, когда Сина дотронулась до его ноги. Лодыжка уже опухла, Ньял чуть подвинулся и снова вздрогнул. — Так, чуть-чуть, — признался он.

В травном сундуке имелась закрытая на защелку дверца с превосходно изображенным черепом великана. С минуту Сина колебалась, затем осторожно открыла дверку. Внутри стояли четыре пузырька, завернутые в холстину. Сина взяла пузырек с надписью «Белена», открыла и капнула в кружку две капли. Потом наполнила кружку горячей водой из котелка.

— Выпей, — приказала она Ньялу. — Это снимет боль.

Вернулся Тим с длинными полосками серого фетра — ткани, производимой пикси. Поджидая, пока не начнет действовать белена, Сина туго обвязала фетром лодыжку Ньяла. Когда она затянула последнюю полосу, веки Ньяла отяжелели.

— Больно?

— Нет, совсем нет, — улыбнулся Ньял.

— Теперь спи, — велела ему Сина. — Когда проснешься, тебе станет лучше.

— «Спи», — фыркнул Ньял. — Я не могу спать с тех пор, как Бродерик выковал мой меч. Будь проклят этот Бродерик! — Глаза юноши широко раскрылись, он уставился в потолок.

Встревоженная, Сина встала возле него на колени. Ей еще не доводилось видеть, чтобы такое случалось, но она знала от Фаллона, что иногда ядовитые травы, вроде паслена и белены, дают эффект, прямо противоположный ожидаемому.

— Будь он проклят! — повторил Ньял. Он схватил руку Сины, когда та наклонилась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Почему гномы не могут лгать?

— Они никогда не лгут, — ответила Сина, скрывая удивление. — Это их суть.

Зрачки Ньяла расширились, взгляд блуждал. Трава действовала.

— Горе мне, — проговорил он вяло, сопротивляясь сну. — Горе мне! Я не сын Телерхайда!

— Ну, сэр, что вы такое говорите! Совсем голову потеряли! — возмутился Тим.

— Ш-ш-ш, — успокоила слугу Сина. — Это дурной сон.

Она держала Ньяла за руку и чувствовала, как юноша борется со сном.

— Я неизвестно чей сын, — пробормотал Ньял и проиграл битву. Во сне его пальцы подергивались, будто сжимая меч.

Сина приложила ухо к груди Ньяла. Сердце билось ровно. Девушка вздохнула с облегчением.

— Я дала ему сильное средство, — объяснила она Тиму, испуганно застывшему в изножье кровати. — Иногда оно вызывает странные сны. Ньял проспит до утра.

— Я останусь с ним, — сказал Тим.

— Нет, я останусь, — твердо ответила Сина. — Возвращайся в конюшню. Придешь ко мне, как рассветет, поможешь приготовить припарку.

Тим никак не хотел уходить. В конце концов Сине пришлось строго-настрого приказать ему выйти за дверь.

Дело было в том, что Сина забыла кое-что сделать из того, чему учил ее Фаллон днем раньше. Когда Тим наконец ушел, она встала на колени около перевязанной ноги Ньяла и погрузилась в медитацию. Вечерний ветерок покачивал пламя единственной свечи, по стенам и потолку метались тени. Сина пыталась представить Ньяла бодро шагающим, сильным и здоровым, но ее воображение взбунтовалось. Лучшее, что у нее получилось, — это увидеть юношу скачущим на гнедом жеребце во весь опор. Огненный Удар висел у него на боку, а щит — дар ее отца — на передней луке седла. Погоня, и Ньял — преследуемый.