Записки коменданта Кремля, стр. 48

Пришлось их одернуть:

– Тихо, тихо. Выходите по одному. Успеете!..

Вставшие в дверях латыши бегло обыскивали выходивших из зала меньшевиков, а во дворе уже тарахтел мотор подошедшего грузовика. Протестуя и возмущаясь, меньшевики взбирались на грузовик. Латыши молча и не очень почтительно подсаживали тех, кто медлил.

Через несколько минут посадка была закончена, и грузовик тронулся. Мы отвезли меньшевиков прямо на Лубянку, где и сдали дежурному по ВЧК. Захваченные во флигеле бумаги я занес Феликсу Эдмундовичу. Он хохотал до слез, когда я ему рассказывал о «героическом» поведении меньшевиков в момент ареста.

Ликвидация мятежа левых эсеров

Далеко не все операции проходили так легко и гладко, как арест меньшевистского «съезда». Но ни одна самая серьезная, самая сложная операция не была сопряжена с такими трудностями, не приносила столько тревог и волнений, как ликвидация левоэсеровского мятежа.

Это и понятно. Левые эсеры не только готовили заговор, не только замышляли контрреволюционный переворот. Они выступили против Советского правительства, подняли вооруженный мятеж, и, если бы не решительные действия ни на минуту не дрогнувшей Советской власти, сумевшей подавить мятеж в самом начале, последствия левоэсеровской авантюры могли бы быть весьма тяжелыми.

В Октябрьские дни 1917 года левые эсеры выступали за Советскую власть. На II, III, IV, V Всероссийских съездах Советов представители левых эсеров составляли около трети делегатов съездов. Среди членов Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, избиравшегося II, Ш и IV съездами Советов, также около трети было левых эсеров.

Вскоре после Октября представители левых эсеров вошли в состав Советского правительства, некоторые из них заняли посты наркомов и заместителей наркомов, даже в ВЧК заместителем Дзержинского был левый эсер Александрович, да и в аппарате ВЧК были левые эсеры.

Вплоть до июля 1918 года, несмотря на серьезнейшие разногласия с большевиками, левые эсеры не порывали открыто с Советской властью, оставались на руководящих постах в ряде советских учреждений. Однако по мере укрепления советского строя разногласия между большевиками и левыми эсерами, отражавшими настроения зажиточной части крестьянства, все более и более обострялись.

Уже с марта 1918 года, с момента заключения Брестского мира, борьба между большевиками и левыми эсерами приняла самый острый характер. Левые эсеры выступали непримиримыми противниками мира, подвергали отчаянным нападкам мирную политику большевиков, упорно отстаивали авантюристскую, гибельную для дела революции политику продолжения войны с Германией. Когда вопреки ожесточенному сопротивлению левых эсеров и «левых коммунистов», разделявших одну и ту же точку зрения в вопросе о войне и мире, ВЦИК и Совнарком приняли решение о заключении мирного договора с Германией, а чрезвычайный IV Всероссийский съезд Советов это решение утвердил, левые эсеры оставили правительственные посты и вышли из состава Совнаркома. [6]

Борьба левых эсеров против большевиков стала принимать все более ожесточенный и открытый характер с весны 1918 года по мере распространения социалистической революции в деревне и перехода нашей партии и Советской власти в наступление на кулачество. Наряду с беспрестанными выступлениями во ВЦИК, в печати, на митингах и собраниях против политики большевистской партии левые эсеры начали тайком, за спиной у Советской власти, готовить контрреволюционный мятеж.

В середине июня 1918 года Центральный комитет левых эсеров принял на нелегальном заседании решение свергнуть Советское правительство и захватить власть в свои руки. Подготовка вооруженного мятежа пошла полным ходом.

Левые эсеры решили приурочить мятеж к V Всероссийскому съезду Советов. Они намеревались захватить президиум съезда, арестовать Ленина, Свердлова и других членов ЦК большевиков, обезглавить Советское правительство, взять власть в свои руки и возобновить войну с Германией. Сигналом к выступлению должно было послужить убийство германского посла в Москве графа Мирбаха.

К началу мятежа левые эсеры располагали в Москве довольно солидной военной силой. Во главе находившегося в Москве отряда ВЧК стоял левый эсер Попов, активный участник подготавливаемого мятежа. В отряд Попов подбирал либо своих сторонников, на которых мог целиком положиться, либо деклассированные, полубандитские элементы, вроде совершенно разложившихся и опустившихся бывших матросов Черноморского флота, готовых за стакан спирта и пару новых сапог впутаться в любую авантюру. Отряд Попова и должен был, по замыслу мятежников, явиться их основной ударной силой.

V Всероссийский съезд Советов открылся 4 июля 1918 года в Большом театре. С момента открытия съезда левые эсеры повели дело к разрыву с большевиками. Они устраивали бесконечные обструкции, прерывали большевистских ораторов оскорбительными репликами. Я присутствовал на первых заседаниях съезда и видел, что там творилось. Левые эсеры вели себя настолько нагло, что только исключительная выдержка большевистской части президиума съезда, самообладание председательствовавшего Якова Михайловича сдерживали кипевшие страсти, каждую минуту грозившие взрывом. «Правда» 5 июля писала:

В конце первого дня работы съезда левые эсеры дошли до того, что после очередной обструкции демонстративно покинули зал заседания. Мы, большевики, встретили их уход шумными аплодисментами. Яков Михайлович поднялся со своего председательского места и спокойно, чуть торжественно провозгласил: «Фракция левых социалистов-революционеров покинула зал заседания, заседание Всероссийского съезда Советов продолжается!» – и повел заседание дальше.

На следующий день, 5 июля, левые эсеры вернулись на съезд, но вели себя еще хуже, еще более вызывающе, чем прежде. Можно было предполагать, что они готовят новые провокации, замышляют что-то против большевиков.

Комендантом Большого театра был Стрижак, однако в организации охраны съезда и я принимал самое активное участие.

По распоряжению Якова Михайловича на все наиболее важные посты внутри театра были выставлены латышские стрелки из охраны Кремля. Уже 4 июля Яков Михайлович меня предупредил, что надо быть начеку. От левых эсеров можно ожидать всяких пакостей. По его распоряжению были усилены наружные караулы и внутренние посты в Большом театре. Если бы левые эсеры попытались предпринять что-либо в самом зале заседания, как они вначале и намеревались, или напасть на театр извне, они получили бы самый сокрушительный отпор.

Мятеж начался 6 июля. В этот день, часов около трех, в германское посольство явились левые эсеры Блюмкин и Андреев, бывшие сотрудники ЧК. Предъявив подложное удостоверение, на котором была подделана подпись Дзержинского, Блюмкин добился личного свидания с германским послом Мирбахом. Когда Мирбах вышел к нему, Блюмкин выхватил из портфеля пистолет и выстрелил в него, затем швырнул гранату, смертельно ранившую посла, и выскочил в окно. В переулке возле посольства убийц ожидал автомобиль, на котором они и удрали.

Получив сообщение о покушении на Мирбаха, Дзержинский немедленно выехал в германское посольство. Выяснив на месте, что преступление совершил Блюмкин, Феликс Эдмундович, связавшись предварительно с Владимиром Ильичей и Яковом Михайловичем, помчался к Покровским воротам, в Трехсвятительский переулок, где в роскошном особняке, принадлежавшем до революции крупнейшему русскому фабриканту Морозову, размещался штаб отряда Попова. Как и предполагал Дзержинский, именно здесь укрылся Блюмкин.