Драконье горе, стр. 66
– Лучшая кто?!!
Я уронил ложку и едва успел подхватить собственную челюсть, чтобы она не стукнула о столешницу! Бабка объявила себя лучшей в мире нянькой, хотя с такой внешностью, как у нее, из детей можно было только заик делать.
Видимо, мое неподдельное изумление ей очень не понравилось. Видимо, она почувствовала, в чем кроются корни этого изумления. Потому сначала она ответила на мой некорректный вопрос нехорошим взглядом, а затем весьма противным басом:
– Нянька лучшая!… И представь себе, недоверчивый сэр, что сам Демиург умолял меня нянчить его малыша!…
Вот тут я даже и сказать ничего не смог! То ли бабка отчаянно врала, чтобы повысить собственный авторитет, то ли… получалось уже совершенно невероятное!
Фрау Холле между тем, видимо, от незаслуженной обиды, схватила бутыль, выдернула затычку и нервно припала безгубым ртом к горлышку. Когда она со вздохом отвалилась от посуды, жидкости в ней значительно поубавилось. Да и я за эти несколько секунд немного пришел в себя.
– Выходит, у ва… нашего Демиурга… ребеночек появился?… И давно это случилось?
– Я ж тебе сказала – почти восемь лет назад…
– А, ну да!… – Я вспомнил, что бабка действительно говорила, что прожила в резиденции Демиурга почти восемь лет. – А почему ты… домой вернулась?
– Я занимаюсь только малышами!… – гордо ответила фрау Холле и звонко икнула. – А Кушамандыкбараштатун уже сильно подрос…
– Кто… прости… подрос?…
– Да ты что, совсем, что ли, запьянел?! – возмущенно уставилась на меня матушка Берта, но глазки явно ее подводили. Они ни в какую не хотели смотреть прямо на меня, а постоянно сваливались в разные стороны. Тем не менее бабуля меня разглядела и самым строгим голосом продолжила: – Я ж тебе объясняю – я нянька, занимаюсь совсем маленькими детьми… Когда малыш Демиурга – Кушамандыкбараштатун подрос, я ушла из горной резиденции. А уж он так ревел, так ревел! Никак не хотел со мной расставаться!
И бабка снова пригорюнилась.
– Кто ревел? – задал я новый некорректный вопрос. – Демиург ревел?…
Фрау Холле явно была трезвее меня. Она не обратила внимания на мою бестактность, а только горестно покачала головой:
– Нет, не Демиург… Кушамандыкбараштатун ревел… Все глотки себе сорвал!
– А этот Кушаман… дырбар… шатун… ну, ты понимаешь, о ком я, он точно этот… отпрыск Демиурга?
– А то! – воскликнула мамаша Берта. – Он же вылитый отец!
– Так что ж ты его покинула, он же ревел?…
– Большой он уже стал… Не справлялась я с ним…
И фрау Холле снова с тоской взглянула на бутыль. Протянув задрожавшую руку, она взялась за горлышко, но в этот момент в ней, видимо, взыграло чувство гостеприимства. Бабка ткнула в мою сторону зажатой в кулаке бутылкой и спросила:
– Ты будешь?…
– Давай… – пробормотал я, пододвигая ей свой стаканчик.
Старуха набулькала полный и перевела взгляд на сэра Вигурда. Я тоже перевел на него взгляд и увидел, что мой молодой и неопытный друг спит, положив голову на согнутые руки, хорошо еще, что тарелку, наполненную какими-то овощами, он успел отодвинуть в сторону.
– А ты будешь? – раздался бас хозяйки, и я снова посмотрел на нее. Фрау Холле смотрела в затылок Вигурда, которому и адресовала свой последний вопрос.
– Нет, – ответил я за друга. – Он не будет… Он устал…
– Тогда давай выпьем за… – бабуля подвигала своими замечательными бровями и закончила тост, – …за… тех, кто в море-окияне!…
– Давай, – поддержал я, и мы выпили. Я из стаканчика, бабушка из бутылочки.
Прикончив напиток, фрау Холле с неодобрением взглянула на бутылку, потом на меня и неожиданно рявкнула:
– А теперь вам спать пора! Завтра рано подниму – ночлег отрабатывать будете!
– Хршо! – согласился я и встал из-за стола. – Сэр Вигурд, следуй за мной!…
Но сэр Вигурд и не подумал прислушаться к моим словам, он все так же спал, сидя за столом и положив голову на руки.
Я пошел вокруг стола в его сторону и вдруг увидел, что тарелка, стоявшая около пустого стула, наполнена вареной перловкой, которая методически, небольшими порциями… исчезает в неизвестном направлении! С минуту я рассматривал этот феномен. Когда же вместо исчезнувшей каши на тарелке образовалась горка квашеной капусты, которая принялась исчезать тем же самым непонятным образом, я повернулся к бабушке и привлек ее внимание к творящемуся за столом безобразию:
– Фрау Холле… а ведь тут еще кто-то харчится!…
Бабушка оторвала взгляд от пустой бутылки и посмотрела в мою сторону. Заметив необъяснимое исчезновение продуктов со стола, она как-то вяло махнула рукой и пророкотала:
– А… не обращай внимания… Пусть жрет, только бы ночью не храпел…
«Раз хозяйка сказала „пусть жрет“, значит, пусть жрет, – согласно подумал я. – Кто я такой, чтобы наводить здесь свои порядки?…»
Двинувшись дальше по ранее выбранному маршруту, я вскорости добрался до сэра Вигурда и положил ему на плечо руку. Минуты через две мне удалось потрясти это плечо и ласково проговорить:
– Друг мой, просыпайся… Нам пора баиньки…
– Пора… Пора… – поддержал меня хозяйкин бас с другого конца стола.
Сэр Вигурд поднял голову и, не открывая глаз, согласился с нами:
– Пора…
После этого маркиз поднялся из-за стола и, ухватившись за мое плечо, произнес:
– Пошли…
Ну, мы и пошли. Уже оказавшись на лестнице, я вдруг подумал: «И с чего это мы так быстро захмелели?… Ну, допустим, Вигурд мог сломаться с полрюмки – молод, неопытен, спирту не нюхал… А я-то – старый закаленный… журналист, поплыл с одной… нет, двух стопарей. Может, бабка мне чего в кашу подмешала или в… капусту?…»
Между тем мы потихоньку добрались до отведенной нам комнаты. Уложив Вигурда в его кровать, я снял с него сапоги и прикрыл одеялом, а затем и сам улегся, предварительно стащив с себя одежду… какую смог… За темным окном шумели невидимые ветви деревьев и мне показалось, что начинается ненастье. Но сосредоточиться на своих ощущениях я уже не успел – заснул.
Интерлюдия
К ночи погода испортилась. Ветер, налетавший порывами и свистевший в мечущихся ветвях деревьев, нагнал облака, и ночная темнота стала совершенно непроницаемой. С неба принялся сеять мелкий, нудный дождь, который перемалывался ветром в невесомую морось, мгновенно пропитывающую любую одежду и проникающую в любую щель.
Однако графа Альта вконец испортившаяся погода совершенно не волновала, в малом каминном зале его замка было тепло, сухо и очень уютно. Сам лорд Сорта, одетый в домашний халат и бархатные шитые туфли на голые ноги, расположился в покойном кресле напротив камина, в котором ярко пылали буковые поленья. Рядом с креслом графа на невысоком столике стоял графин с темным, чуть зеленоватым вином, лежали свежие и засахаренные фрукты, горячие лепешки, сыр. Но граф, любивший вечерами побаловать себя вином, на этот раз был занят другим делом – он в который раз внимательно, пристально рассматривал своего необыкновенного, чудного пленника. И в его голове бродили тревожные мысли, отвлекавшие его и от вина и от любимых фруктов:
«Кто же на самом деле этот сумасшедший сквот, вырядившийся в совершенно невозможный, совершенно идиотский наряд? Почему им так интересуется, так настойчиво пытается до него добраться этот странный, этот невозможный, этот… неизвестно откуда взявшийся Черный Рыцарь?!»
Тщательный розыск, учиненный во всех селах и деревнях, расположенных вокруг заповедника Демиурга, с полной определенностью показывал, что никто из местных жителей никакого Черного Рыцаря не видел и слыхом о нем не слыхивал. А это могло означать только то, что Черный Рыцарь, как и этот чумной сквот, появился из заповедника! Но тогда почему он так хорошо… ориентируется в обстановке, владеет оружием и… магией?! Ведь вот стоит перед ним такой же… «выходец» и…
«Выходец» действительно стоял перед графом. После темноты башенного подвала он беспомощно жмурился на яркий огонь камина, беспокойно переминался с ноги на ногу, поскрипывая своей странной, перевязанной тоненькими веревочками, обувкой. Его нелепая, одинакового темно-серого цвета одежда, состоявшая из длинных, довольно узких штанов, легкой рубашки и не то куртки, не то короткого камзола, украшенного казавшимися золотыми пуговицами и такого же цвета крылышками на плечах, была чрезвычайно помята и испачкана. И тем не менее у графа при взгляде на этот костюм непременно возникало впечатление, что это… форма… боевая форма!