Кафка на пляже, стр. 107

– Я пришел сюда, чтобы еще раз тебя увидеть. Тебя и еще одну женщину.

Девушка подняла на меня взгляд и серьезно кивнула.

– По дремучему лесу.

– Да. Мне во что бы то ни стало надо с вами встретиться – с тобой и с нею…

– Вот ты меня и встретил.

Теперь уже кивнул я.

– Я же говорила. Когда тебе нужно – я здесь.

Закончив с посудой, девушка сложила в рюкзак кастрюльки, в которых принесла еду, и закинула его за спину.

– Ну, до завтра. До утра, – попрощалась она. – Давай, привыкай скорее.

Стоя в дверях, я наблюдал, как ее фигурка исчезает в темноте. Снова я в домике один. Получается замкнутый круг. Время здесь – фактор не важный. Имен ни у кого нет. Девушка всегда здесь, когда мне нужно. И здесь ей пятнадцать. Наверное, навсегда. А как же я? Неужели и мне теперь всегда будет пятнадцать? Или возраст в этом месте – тоже фактор не важный?

Девушка растворилась во мраке, а я все стоял и тупо смотрел перед собой. На небе пусто – ни луны, ни звезд. Кое-где в домах, выливаясь из окон на улицу, горел свет. Такой же старомодно-желтоватый, как в этой комнате. Однако людей видно не было. Только пятна света, вокруг которых расплывались густые темные тени. Я знал, что там, в глубине – вершины сопок чернее мрака, и лес стеной окружает городок.

Глава 46

Теперь, когда Наката умер, Хосино не мог оставить его в квартире и уйти. Здесь находился «вход» и в любой момент могло что-нибудь произойти. А когда это что-то случится, нужно быть рядом, чтобы сразу отреагировать. Таков его долг, его ответственность, которые достались ему в наследство от Накаты. Хосино включил кондиционер в комнате, где лежал старик, на полную мощность, поставил регулятор на «холод», проверил, плотно ли закрыто окно.

– Надо, папаша, похолодней сделать, – проговорил парень, обращаясь к Накате. Тот, естественно, о своем мнении по этому поводу умолчал. Можно не сомневаться: какая-то особая тяжесть в воздухе, который гонял по комнате кондиционер, исходила от мертвого тела.

Время шло. Хосино сидел на диване в гостиной просто так, ничего не делая. Музыку слушать не хотелось, читать – тоже. Наступил вечер, и темнота стала постепенно расползаться по всей комнате, но парень и не подумал встать и зажечь свет. Из тела, казалось, выкачали все силы и оторвать себя от дивана было очень трудно. Время медленно приходило и так же, не спеша, шло дальше. Иногда чудилось даже, что, улучив момент, оно тайком начинает двигаться назад.

«Конечно, жалко дедулю, но бывает и хуже, – думал Хосино. – Все-таки долго болел; ясно было, что когда-нибудь помрет. Я уже вроде к этому подготовился. А когда настроишься – совсем другое дело. Но все равно…» Было в этой смерти что-то такое, от чего у парня пухла голова.

Проголодавшись, он пошел на кухню и достал из холодильника замороженный тяхан [69]. Разогрел в микроволновке, но съел только половину. Выпил банку пива и заглянул в комнату, где лежат Наката. Вдруг он все-таки оживет? Но ничего не изменилось – старик не воскрес. В комнате было как в холодильнике. «В такой холодрыге мороженое хранить можно. Не растает», – подумал парень.

Хосино впервые ночевал под одной крышей с мертвецом и – может быть, поэтому – никак не мог успокоиться. Не то что бы он боятся или ему было неприятно от такого соседства. Просто не привык. У мертвых и живых время течет по-разному. Звуки тоже воспринимаются иначе. «Вот почему я опомниться никак не могу. Ничего не поделаешь. Наката теперь в мире мертвых, а я в мире живых. Есть же разница!» Хосино слез с дивана на пол и. усевшись возле камня, погладил его, как кошку.

– Что же мне дальше делать? – заговорил парень. – Накату я куда-то определил. Здесь все честно. Но тебя я не могу просто так бросить. Тут у меня заминочка выходит. Чего теперь бедному Хосино делать, а? Может, подскажешь?

Но камень молчал. Сейчас это был просто камень. Самый обыкновенный. Хосино это понимал. Надеяться, что камень ответит, что-нибудь посоветует, не приходилось. Но парень все так же сидел, поглаживая камень ладонью. Ничего… Вопросами он его нагрузил, рассуждал убедительно. Попросил поддержать, проявить отзывчивость. Понятно, что зря, конечно. Но что еще можно придумать? И потом – Наката ведь точно так же с камнем разговаривал. И сколько раз.

«Хотя он все равно не пожалеет, как ни проси, – размышлял Хосино. – Недаром же говорят: бесчувственный, как камень».

Он хотел было посмотреть новости, поднялся с пола, но передумал и снова присел рядом с камнем. «Сейчас важно не психануть, – решил парень. – Надо навострить уши и ждать».

– Правда, у меня это неважно получается – ждать, – поделился Хосино с камнем. – Если вспомнить, я в горячке столько напортачил… Хватался за что-нибудь, не подумав, и все разваливалось. Мне еще дедуля говорил: ты, мол, бешеный, как мартовский кот. А здесь остается только сидеть и ждать.

«Терпи, Хосино-кун!» – приказал себе парень.

Кондиционер в соседней комнате гудел, не переставая. Этот единственный звук, который улавливало ухо, проникал через дверь. Часы показали девять, потом десять. Однако ничего не происходило. Только шло время, а вместе с ним надвигалась ночь. Хосино лег на диван и накрылся одеялом, которое принес из своей комнаты. Что-то подсказывало ему: лучше держаться поближе к камню, даже когда спишь. Он погасил свет и закрыл глаза.

– Эй! Камушек! Я сплю. Завтра еще поговорим. День сегодня получился длинный. Очень спать хочется.

«Да уж! – подумал Хосино. – Длинный денек. Сплошные приключения».

– Папаша! – громко позвал Хосино через открытую дверь. – Наката-сан! Слышишь?

Ответа не было. Парень вздохнул, не открывая глаз, поправил подушку и сразу уснул. И проспал без сновидений до самого утра. Так же, без снов, в глубоком и тяжелом, как камень, забытьи покоился в соседней комнате Наката.

Проснувшись в начале восьмого, Хосино первым делом пошел посмотреть, как там Наката. Не стихавший ни на минуту кондиционер продолжал нагнетать холодный воздух, мешая его с запахом смерти. Ее следы стали заметнее, даже по сравнению с прошлым вечером. Мертвенно-бледная кожа, глаза, отгородившиеся от мира плотно закрытыми веками. Теперь уж Наката не вздохнет и не скажет: «Извините, Хосино-сан. Что-то Наката совсем заспался. Прощения просим. Дальше Наката сам этим делом займется. Можете не беспокоиться». И с камнем от входа он уже ничего не сделает. «Наката умер совсем, это факт», – сделал для себя вывод Хосино.

Дрожа от холода, Хосино вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Включил на кухне кофеварку, выпил две чашки кофе. Поджарил тост, намазал маслом и джемом и съел. После еды устроился на стуле и, глядя в окно, выкурил несколько сигарет. За ночь облака куда-то пропали, из окна открывалась лазоревая гладь летнего неба. Камень оставался на своем месте, у дивана. Не спал, не просыпался – так и пролежал всю ночь. Хосино попробовал его приподнять – и сделал это с легкостью.

– Эй! – бодро произнес парень. – Это я. Хосино. Твой знакомый. Помнишь? Неужели опять нам с тобой сегодня целый день вместе сидеть?

Камень безмолвствовал.

– Что? Не помнишь? Ну и ладно. Времени у нас полно, торопиться некуда.

Хосино сел и, потихоньку поглаживая правой рукой камень, ударился в размышления: «О чем бы с ним поговорить?» Ничего толкового в голову не приходило – до сих пор таких собеседников у него не было. Хосино подумал, что разводить с утра пораньше церемонии, пожалуй, ни к чему. День еще весь впереди, поэтому лучше тему выбрать попроще, скажем – о чем-нибудь посплетничать.

Немного поразмыслив, Хосино решил: пусть это будут женщины. «Расскажу ему о девчонках, с которыми у меня случались романы». Собственно говоря, тех, кого он помнил по имени, было не так уж много. Он принялся загибать пальцы. Всего шесть. Если и безымянных прибавить, то, конечно, получится больше, но их было решено из списка исключить.