Братство Конца, стр. 3

Полянка действительно была очень похожа на лагерную. Вот только никаких палаток на ней не было. Более того, она имела настолько дикий, нетронутый вид, словно располагалась не в тридцати километрах от крупнейшего мегаполиса планеты, а где-то в нетронутых дебрях Сибири.

С минуту мы стояли, молча рассматривая чудный уголок дикой природы, а потом Машеус, словно обиженный ребенок, разочарованно протянула:

– А где же все?

Мы с Пашей ничего на этот вопрос не успели ответить, поскольку из густой и высокой травы, росшей в центре поляны, раздался спокойный басовитый голос:

– А никого больше нет…

Следом за этим над травой показалась широкоскулая, толстощекая заспанная физиономия Элика Абасова. Осмотрев нас из своего травяного укрытия и чуть-чуть подумав, он выпрямился во весь свой без малого двухметровый рост и предстал перед нами во всей красе.

«Да, – сразу подумал я, – ему тоже нельзя показываться ни в одной подмосковной деревне!»

Элик Абасов был единственным троллем в нашей компании. Огромный, добродушный, немногословный и надежный, как скала, татарин, по иронии судьбы занимавшийся регби, был по уши влюблен в одну нашу повернутую на Толкине эльфиечку со странным нерусским именем Изольда. Ради нее он был готов на что угодно, вот и стал страшным троллем по имени Душегуб. Я так думаю, что именно эта его любовь вырядила Элика таким образом. На бедняге не было ничего, кроме похожего на танковый комбинезона, коротким коричнево-рыжеватым мехом наружу. Этот комбинезон имел к тому же плотно обтягивавший голову капюшон. Так что наш огромный Душегуб сильно смахивал на рыжего гризли с добродушной, щекастой, голубоглазой физиономией. А когда он наклонился и вытащил из травы огромную дубину, оканчивавшуюся кое-как подровненным корневищем, Машеус тихо пискнула и осторожно переместилась за мою спину.

Тролль между тем, не обращая внимания на явный испуг эльфа, спокойно загудел дальше:

– Я сюда вернулся часа два назад… Надоело, что все меня пугаются, да и Золька сказала, чтобы я был здесь до обеда. Палатки стояли на месте, а ребят не было, все по лесу бродили. Ну я на солнышке и прилег. Просыпаюсь, а никого нет… и палаток нет… А тут и вы из лесу показались…

– Так ты что, даже не слышал, как ребята палатки сворачивали? – высунулась из-за моей спины Машеус.

Но тролль Душегуб ничего не успел ей ответить. Высоко вверху что-то неожиданно грохнуло, землю под нами тряхнуло так, что мы едва устояли на ногах, небо стало бледно-оранжевым, а солнце внезапно позеленело и через секунду рухнуло вниз по небосклону за зазубренный окоем леса.

Глава вторая

И сразу наступил вечер. Причем вечер поздний. Поскольку новое зеленое солнце уже село, сумерки были достаточно густыми. К тому же сразу стало холоднее. Наша белокурая зелененькая эльфиечка даже задрожала, правда, я не понял, от холода или от испуга. Паша тоже завертел своей шерстяной головой достаточно растерянно, и только Элик-Душегуб никак не реагировал на изменение пейзажа – ему в его комбинезоне холодно не было.

Я тоже отнесся к этим неожиданным переменам в окружающей обстановке достаточно спокойно. Видимо, сказалось мое неумеренное увлечение фантастикой – зеленое солнце и оранжевые небеса уже давно были мне не в диковинку. Поэтому я, похлопав своих друзей по плечам, предложил им отдохнуть на травке рядом с троллем и, позаимствовав у Машеуса ее верный Рокамор, отправился к темневшим невдалеке зарослям. Судя по всему, нам предстояла ночь в лесу. Развести костер я не мог, никто из нас четверых не курил, а вот состряпать некое подобие шалашика я вполне был способен.

Славный ножичек с экзотическим именем безусловно являлся украшением девичьей талии, но вот в качестве собственно ножа явно оставлял желать лучшего. Тем не менее мне удалось с его помощью выломать пять подходящих жердин. Две раздвоенные на конце, две без рогаток и одну подлиннее, ровненькую и толстенькую.

Вернувшись к расположившейся на травке троице, я увидел, что Пашенька, ругаясь вполголоса, пытается стянуть с себя свои замечательные, но совершенно мокрые унты, Душегуб с интересом наблюдает за его суетой, а Маша, стоя рядом с ранимой личностью на коленках, активно участвует в этом процессе, выдавая общие рекомендации.

Я бросил свои деревяшки на травку и вмешался в их деятельность.

– Паша, друг мой любезный, ты бы не трогал свою обувь…

Паша пропыхтел в ответ что-то не слишком разборчивое, зато Маша ответила вполне звонко:

– Тебе, Сергей, легко говорить! Ты сам-то вон в каких сапожищах! А Павлик совершенно промок! Ему просто необходимо скинуть свои унты!

Не обращая внимания на девчачьи глупости, я продолжил свою мысль:

– Я, друг Фродо, хорошо знаком с характером подобной обуви. Если ты сейчас, когда она мокрая, скинешь ее с ног, то завтра, когда она подсохнет, ты ее ни за что не наденешь. И придется тебе топать босиком по лесным дорожкам. А это удовольствие не для нежной артистической натуры!

Пашины руки замерли на месте и он медленно поднял голову. На его лице явно читался вопрос: «Это подначка или серьезное предостережение?»

Я с самым серьезным видом покивал головой.

После этого Паша резкими движениями подтянул оба мохнатых голенища повыше.

– Тогда, может быть, тролль отдаст Павлику свою одежду. Надо же его согреть… – не унималась Машеус.

Душегуб неловко заерзал по травке в сторону от энергичной эльфиечки, а его круглая физиономия неожиданно побагровела.

– Тебе что, жалко свой балахон?! – Машеус сурово свела брови и, пристукнув сапожком по траве, потребовала: – А ну, давай скидывай!

Душегуб застыл на месте. В его глазах заметалась растерянность, и через секунду он придушенно выдавил:

– Так… это… на мне ведь… больше ничего нет.

Теперь уже побагровела девчонка.

– Сейчас мы его согреем, – отвлек я всю компанию от напряженного молчания. – Давай вставай! Поможешь мне установить такой небольшой каркасик, и сразу согреешься. А кроме того, и ночевать ты будешь в уютном шалаше…

– В настоящем шалаше! – Машеус опять была готова впасть в восторженное состояние, поэтому я немедленно принял меры по ее охлаждению:

– В настоящем шалаше будут ночевать только промокшие и озябшие артисты… Мы не можем позволить себе загубить несравненный талант моего друга!

Паша немедленно оказался на ногах.

– Я не могу позволить юной девушке ночевать под открытым небом в диком лесу!

– Не гундось, – оборвал я его, – лучше подержи палочку, пока я буду забивать ее в землю.

Я установил одну из жердей раздвоенным концом вверх. Паша опустился рядом на одно колено и двумя пальчиками ухватился за стволик.

– Держи! – приказал я, а сам, ухватившись за тонкий конец прямой лесины, широко размахнулся.

И мой шикарный замах пропал даром. Паша, не дожидаясь моего богатырского удара, бросил порученное ему дерево и одним прыжком отскочил шага на четыре от меня. Я в свою очередь уронил свой импровизированный молот и возмутился:

– Ну что за шуточки!

– Вот именно, шуточки! – донеслось в ответ из сгущающихся сумерек. – Если ты с таким замахом промажешь по палочке и попадешь мне по руке, плакала моя премьера! А если не по руке, а по голове!..

Над поляной повисло задумчивое молчание. Да, похоже, я попал в компанию чрезвычайно впечатлительных людей…

В этот момент здоровенная ручища подняла брошенный Пашей дрын и с размаху воткнула его в дерн под нужным для установки углом.

– Давай, забивай… – раздалось негромкое басовитое предложение.

Прежде чем приступить к обязанностям молотобойца, я протянул Рокамор Машеусу:

– Настрогай сколько сможешь лапника и тащи сюда.

Она молча взяла свою пародию на нож и направилась к недалекой опушке.