Шёлковый шнурок, стр. 7
6
На внешнем дворе великий визирь сразу же приблизился к тому возу, где под охраной янычар сидел в тени Юрий Хмельницкий.
Вид бывшего гетмана был жалок. Похудевший, запыленный, в стоптанных в дальнем пути сапогах и в выцветшем на солнце жупане, он безучастно уставился неподвижным взглядом в землю, ничего не замечая вокруг.
Но стоило ему увидеть перед собой великого визиря, равнодушие и усталость его как рукой сняло. Глаза заблестели радостью, в них загорелись живые огоньки. Он быстро встал, кинулся к Кара-Мустафе, заговорил по-турецки:
— О мой наияснейший повелитель, я несказанно рад, что мой горестный, невольничий путь перекрестился с твоей светлой дорогой, и я смею надеяться на твою благосклонность и твоё заступничество!
Кара-Мустафа брезгливо сморщился.
— Ну, что скажешь, Ихмельниски?
— Великий визирь, прошу помиловать меня и вырвать из этого нестерпимого положения! Я ни в чем не повинен… Меня оболгали перед пашой Галилем мои тайные враги… И паша Галиль, не разобравшись, приказал схватить меня и, как татя, отправить в Стамбул.
— Это султан приказал схватить тебя, Ихмельниски! — сурово произнёс Кара-Мустафа. — Султан!
Юрий побледнел, нижняя челюсть, с редкой чёрной щетиной, отвисла.
— С-султан?! 3-за что? — пробормотал он запинаясь.
— За то, что ты хотел переметнуться на сторону Ляхистана, неверная собака!
— Я? Бог мне свидетель! И в мыслях не имел такого!
— Не ври, гяур! У меня достоверные сведения! К тому же мои лазутчики из Львова донесли, что полковника Яненченко, которого ты так неосмотрительно послал туда, коронный гетман Яблоновский приказал расстрелять за какое-то преступление. Вероятно, не поверил твоим лживым обещаниям. И правильно сделал.
Смертельный ужас обезобразил лицо Хмельницкого. Он позеленел. Серые, пепельные губы дрожали, как у сильно перепуганного ребёнка.
— Но в-все б-было н-не так! — взвизгнул он. — Яненченко сбежал от меня! Я сам застрелил бы его, как бешеную собаку!
— И потом, — не слушая гетмана, продолжал неумолимый Кара-Мустафа. — Ты, ничтожный, не оправдал надежд падишаха! Тебе вручили половину Украины, с тем чтобы ты собрал войско и завоевал другую половину, которой до сих пор владеет царь урусов. Но ты не только не сделал этого, не только не сумел собрать войска и перетянуть на свою сторону разбойников-запорожцев, но утратил и то, что доверил тебе падишах! От тебя, как от чумы, разбежались все твои подданные! Неужели ты думаешь, что блистательной Порте нужны такие правители в её владениях?
— Смилуйся, великий повелитель правоверных! — чуть слышно лепетал Юрась, и его плечи безвольно опускались все ниже и ниже. — Прости раба своего никчёмного, всемогущий повелитель!
— А ты и есть никчёмный… Не юродствуй! Не наделяй меня титулами падишаха! Не надейся льстивыми словами тешить мою гордыню и этим добиться себе прощения… Нет, прощения тебе не будет! — Кара-Мустафа хлопнул в ладоши, и тут же возле него появился капуджи-ага. — Немедленно взять этого человека, отвезти в Стамбул и бросить в Еди Куле! В одиночку!
— Великий визирь, постой! Дай мне сказать ещё… Я готов быть прахом у твоих ног, только не запирай меня в сырой и тёмный каземат! Я вдосталь намучился в Польше, в Мариенборгском замке… Вспомни, что я не только воин, но и улем, духовное лицо. Я был в Стамбуле архимандритом. Так отошли меня опять в православный монастырь — архимандритом, простым монахом, служкой… кем угодно… Только не в Еди Куле! Аллахом заклинаю тебя! Я верно служил тебе, был твоим соратником в Чигиринской войне, какие подарки посылал… и среди них — красавицу, какой и у самого султана, пожалуй, нет…
Последние слова будто ужалили Кара-Мустафу. Его глаза гневно вспыхнули.
— Ты ещё смеешь напоминать мне о подарках, подлец! Ты не достоин целовать следы моих ног за то добро, которым я оделял тебя и которого ты вовсе не заслуживал! Прочь с глаз моих! Стража, взять его!
Юрась не успел и глазом моргнуть, как его схватили и потащили со двора.
Арсен долго смотрел ему вслед, пытаясь найти в сердце хотя бы каплю жалости к поверженному врагу, но, кроме омерзения, не чувствовал ничего. Он был твёрдо уверен, что именно Юрась Хмельницкий — виновник не только его личного горя, но и горя всенародного, виновник гибели дела Богдана. Это на его чёрной совести десятки тысяч загубленных жизней, разрушение и запустение Правобережья, уничтожение семнадцати правобережных казацких полков. Нет, не должно быть сострадания к нему. По делам злодею и мука!
Из задумчивости Арсена вывел голос Кара-Мустафы:
— Так где же казна этого негодяя? Показывайте!
Сафар-бей и Арсен откинули полог крытого воза. Там стоял небольшой, окованный железными полосами дубовый сундук с ручками. Они поставили его на землю и вопросительно посмотрели на великого визиря. Что дальше?
— Несите за мной! — приказал Кара-Мустафа и направился ко дворцу.
Однако он повёл их не к главному входу, а к маленькой дверце, за которой был ход в подземелье. Евнух-казнадар отомкнул тяжёлый массивный замок, зажёг свечу и первым стал спускаться вниз.
Вскоре они оказались в совсем пустой небольшой комнате с низким сводчатым потолком. В противоположной стене виднелась ещё одна дверь с замком, но казнадар не торопился её открывать.
— Оставьте сундук здесь, — приказал Кара-Мустафа. — А сами ступайте на кухню — там вас покормят.
— Благодарствуем, эфенди. — Оба низко поклонились и вышли из подземелья.
Наконец-то они остались одни, облегчённо вздохнули и посмотрели друг другу в глаза.
— Ну как? — спросил Сафар-бей. — Кажется, начало у нас в Эйюбе прошло удачно.
— Да, не ожидал такого! Никак не думал, что сразу предстанем пред очи великого визиря и он возьмёт нас к себе на службу. Но менее всего я мог надеяться в первый же день увидеть Златку…
— Это она увидела нас и разбила окно, чтобы дать нам знать о себе, — сказал Сафар-бей.
— Бедная Златка! — вздохнул Арсен. — Как она измучилась, сколько горя перенесла… Ну, теперь ей недолго здесь томиться. Вырву из-за решётки — и домой!
— Какой ты быстрый все у тебя просто…
— Я уже осмотрелся немного… О том, чтобы напасть на дворец, перебив охрану, нечего и помышлять. Остаются две возможности…
— Какие?
— Или выломать решётку на окне, когда все уснут, или ждать какого-либо счастливого случая. Не могут же Златку держать все время под замком? Выпускают её, наверное, на прогулку? Тогда и выкрадем!
— Все это, Асен-ага, только предположения, — серьезно сказал Сафар-бей. — Жизнь сама подскажет, как лучше поступить. Во всяком случае, торопиться не следует. Как у вас говорят, поспешишь — людей насмешишь!
— Я согласен с тобой, Сафар-бей, — глухо отозвался Арсен. — Только не уверен, выдержу ли я… Вот пойду и убью Кара-Мустафу!
— И погубишь нас всех — и Златку, и себя, и меня! — Строго глянул на друга Сафар-бей. — Даже думать об этом не смей!
— Если он сделает её своей наложницей, я убью его! — упрямо повторил Арсен. — А там — будь что будет!
— Ну и глупец! — вспыхнул Сафар-бей. — Я считал тебя умнее!
— Легко тебе говорить, Ненко. А мне… Каково мне!
— Не Ненко я, а Сафар-бей! Слышишь — Сафар-бей, шайтан тебя забери! — прошипел чауш-ага. — И не забывай об этом!
— Прости… Сорвалось…
— Ладно, друг… И ещё тебе скажу: возьми себя в руки! Крепись! Мне тоже нелегко. Ведь Златка — сестра моя!
— Это совсем иное…
— Опять ты за своё… Раскис, как девица. А ведь у нас, кроме освобождения Златки, здесь ещё одно большое дело! И если нам удалось попасть сюда, в окружение великого визиря, то мы обязаны воспользоваться этим с наибольшей выгодой для тех, кто ждёт наши сообщения, — для моего отца, для твоих друзей…
Арсен сжал кулаки. Он уже мысленно ругал себя за минутную слабость, а вслух произнёс: