Правила игры, стр. 90
– Вам известно нечто конкретное? – заинтересованно спросил правитель.
– Нет, ничего конкретного – в том значении, которое вы вкладываете в эти слова, Пресветлый. Но мне – достаточно.
– Не поделитесь?
– Простите – нет.
– Смотрите! – воскликнула Тэсса. – Они что-то волокут со стороны старого лагеря. Какие-то рамы!
Тиелиг подобрался и напрягся, как леопард в засаде, заметивший приближающихся павианов. Некоторое время он молча глядел на хуминов и их приготовления, потом резко вскинулся и повернулся к Хранителю:
– Немедленно закрыть ворота подземного коридора! И никого из Юго-Западной сюда не впускать!
Господин Лумвэй непонимающе уставился на жреца'
– Что вы сказали?
– Вы слышали, что я сказал, – жестко произнес Тиелиг. – Сделайте это как можно скорее, потому что иначе все мы сегодня же вынуждены будем пролить кровь. Поторопитесь!
Хранитель недоверчиво посмотрел на Талигхилла:
– Что прикажете, Пресветлый?
Правитель задумался на несколько секунд, потом кивнул'
– Выполняйте. В крайнем случае, они смогут запереть промежуточные ворота – и тем самым спасутся. Если, разумеется, Юго-Западная падет
– Сегодня же, – мрачно заверил его Тиелиг. – Сегодня же. Возможно, даже до заката.
/смещение – кровавый взгляд свирепого солнца/
– До темноты никак не успеем, – сообщил Енг Цулан. – Что прикажешь: ждать до завтра или все же начинать?
– Начинать, – велел данн. – Немедленно.
Вслед за своим офицером он покинул шатер, чтобы лично посмотреть на происходящее
Ну что же, следовало признать: рамы изготовили на удивление быстро. Теперь туда, на растянутые сеткой веревки, покрытые сверху холстинами, укладывали смесь из сухих листьев ша-тсу и некоторых других растений. Ша-тсу было мало, сюда ушел весь остаток. Но должно сработать.
Охтанг вопросительно посмотрел на небо: то ли ждал от Берегущего подтверждения, что идея Собеседника принесет успех, то ли просто проверял, не собирается ли дождь. Дождь оставался единственной помехой, которую невозможно предотвратить.
Туч не было. Правда, край неба уже стал сереть – словно обугливающийся листок, в центр которого упала шальная искра; темнело, расплываясь к верхушкам скал ущелья и к Коронованному. Небесный купол оставался безоблачным. Данн предпочитал расценивать это как хороший знак.
Рядом, чуть в стороне от рам, стояли одетые в легкие кожаные доспехи воины. У каждого было по большому, но облегченному щиту, которыми им предстояло закрываться от стрел противника. Кстати, Охтанг не сомневался, что после случившегося с Юго-Восточной в Юго-Западной станут применять не только обычные стрелы и болты – скорее всего, польется масло. Ему казалось, он даже чувствует в воздухе характерный раскаленный запах (хотя, разумеется, запах не бывает раскаленным, а масло, даже нагревай его сейчас в башне, вряд ли пахло бы здесь, внизу).
Раскладывать листья закончили с наступлением сумерек. Для этого пришлось освещать территорию факелами. По приказу Брэда их установили в подставках-треногах на большом расстоянии от рам. Меньше всего он хотел бы, чтобы какая-нибудь искра раньше времени угодила на ша-тсу.
Наконец данну доложили, что все готово и можно начинать. Он подтвердил: можно, – и люди зашевелились, разбиваясь на группки и подходя к рамам.
В это время на его плечо опустилась чья-то рука – необычайно тяжелая, словно вырезанная из камня.
– Данн, появился твой человек.
– Что? – Он повернулся и, не скрывая раздражения, посмотрел на Собеседника. – Какой мой человек?
– Думаю, будет лучше, если ты взглянешь на него сам. Он утверждает, что знает нечто очень важное.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
– И?! – раздраженно спросил господин Шальган, – Что же дальше?
Мугид развел руками:
– Завтра, все завтра. Сегодня, к сожалению, слишком поздно. Вам пора кушать и отдыхать, господа.
– Минуточку. – Это встал со своего места Данкэн. – Минуточку, господин повествователь. Мне кажется, пора кое-что прояснить.
Все повернули головы в его сторону, а я с отстраненным интересом подумал: ну-ка, ну-ка, неужели он наконец решил сыграть в открытую?
Понятно, когда на тебе – ответственность за жизни многих десятков людей, поневоле начинаешь проще относиться к проблемам такого рода.
– Я хотел бы раз и навсегда выяснить, что вы делаете для того, чтобы мы могли отсюда выбраться, – резко и холодно заявил журналист. – Будьте так добры ответить на сей раз без увиливаний.
Мугид вздохнул и посмотрел на Данкэна, как смотрит отец на ребенка, требующего немедленно и правдиво рассказать, откуда берутся дети.
– Разумеется, без увиливаний, – заверил он. – Делаю все возможное. Но к моему огорчению, связаться с конторой спасателей я не могу – сломался передатчик.
Генерал возмущенно фыркнул, господин Валхирр привстал, собираясь протестовать. Мугид покачал головой:
– Дайте же мне договорить, уважаемые! Да, я не могу связаться со спасателями. Но я сделал это позавчера и уверен – они в самом скором времени должны прибыть. Так что причин для беспокойства…
Он продолжал говорить, но я уже не слушал. Я видел: повествователь лжет. Но – зачем?!
И вдруг я понял: ловушка! Нужно уходить. Немедленно. Это затишье – перед грозой, и молнии этой грозы – я был уверен – уже нацелены в меня. Стоило вспомнить о тех, кто был здесь до меня…
Бежать. Но – как? Что-то ворочалось на задворках сознания, что-то такое, позабытое мною впопыхах, а теперь очень важное и нужное. Что? Что?!
Мысли не желали подчиняться, сворачивая в одном направлении: поесть. Оно и понятно, ведь сегодня днем я вместо того, чтобы пообедать…
– Повторяю! – властно и убедительно произнес повествователь. – Причин для беспокойства нет. Никаких. Абсолютно.
Он взглянул на журналиста, и Данкэн, сохраняя на лице каменную бесстрастность потерпевшего поражение, отступил.
– Если вопросов на сегодня больше не осталось, извольте – прошу всех ужинать. Мы вышли из комнатки.
– Что с тобой? – Это, разумеется, была… Здесь я запнулся – никак не мог вспомнить, как же зовут девушку. Проклятие!
– Ничего, Тэсса. Все в порядке. – Ну вот, вспом…
О демоны!!! Опять!
Я схватился за голову и закусил губу, чтобы не закричать. Мне стало невыносимо страшно и захотелось оказаться как можно дальше от этой гостиницы, от этих людей, от этой войны, от необходимости принимать решение, обрекая тем самым на смерть своих солдат, подальше от всего… от всего…
– Что с тобой? – повторила она. – Кажется, тебе стоит лечь и как следует отдохнуть.
– Д-да, – запинаясь, выговорил я. – Конечно, ты права. Но сначала я все-таки схожу поем.
Остальные, к счастью, торопились в Большой зал и поэтому не были свидетелями нашего диалога. В противном случае, думаю, мне вполне могла грозить смирительная рубашка (если таковая имелась в медарсенале «Последней башни»).
За столом я старался вести себя как можно нейтральнее, почти не говорил и смотрел преимущественно в собственную тарелку. Никто, кажется, так ничего и не заподозрил.
Но это уже не имело значения. Я знал, что болен, и знал, что не могу довериться здесь ни единому человеку. Потому что в этом случае они меня наверняка поместили бы в гостиничный лазарет, а мой багаж подвергся бы осмотру. Даже Карна (а тем паче – Данкэн) не стали бы укрывать меня, если б заподозрили во мне душевнобольного. Следовательно, я должен был действовать в одиночку, и действовать быстро (проявляя свойственную большинству психов находчивость и осторожность).
Но нужно успокоиться. И поразмыслить над тем, что же мне делать. Понятно – бежать! Но как?
Закончив ужинать, я отправился к себе с твердым намерением не засыпать прежде, чем что-нибудь придумаю.
И вот тут-то обнаружил на столе оставленный еще утром сверток.
Ах да! книга «академика». Ну что же, поглядим.
Я развернул и оторопело уставился на уже знакомый мне заплесневелый фолиант.