Посол Урус-Шайтана [Невольник], стр. 48

Бой закипел с новой силой. Хотя гайдутинов намного меньше, в тесном дворе не развернуться, и они бились почти один на один с врагом. Только на место упавшего янычара тут же вставал другой, а вместо убитого или смертельно раненного гайдутина — легко раненные продолжали сражаться — никто уже не вставал. Повстанцы удваивали, утраивали усилия, чтоб заменить тех, кто пал.

Сражаясь с каким-то янычаром, воевода вдруг увидел жену. У входа в их дом двое аскеров заламывали ей руки за спину, а третий связывал верёвкой. Одежда порвана, чёрные, пышные, с проблесками седины волосы рассыпались по плечам.

— Анко-о!..

Женщина встрепенулась. Отчаянный крик вырвался из её груди:

— Младен!

Ей зажали рот, потащили за угол дома.

Воевода разрядил пистолет в грудь ближайшего янычара, хотя берег пулю на крайний случай, и, перепрыгнув через труп, ринулся следом. Это было безрассудно, так как за ним успел проскочить только один Светозар. Остальные гайдутины остались за строем янычар, сразу сомкнувших разорванный ряд.

Сафар-бей, услышав крик Анки, понял, что здесь сам воевода. Зловещая улыбка скривила его красивые губы.

— А-а, попался, горный беркут! — с ненавистью прошептал про себя. — Теперь не вырвешься! — Он спрыгнул с бревна, на котором стоял, управляя боем, резким окриком подозвал к себе десяток янычар. — Видите того гайдутина? В чёрном жупане. Это сам воевода Младен!.. Заходите ему в тыл!

Сафар-бей загородил дорогу воеводе и скрестил с ним саблю. Звякнул металл о металл. У воеводы крепко сжаты губы, бледное лицо покрыто потом. Сафар-бей зловеще скалил ровные зубы. Он видел, как янычары с тыла обходили воеводу и его раненого гайдутина, потому и не очень торопился нападать, а постепенно отступал, заманивая воеводу в глубину двора.

Воевода понял, что перед ним не простой янычар и сказал:

— Молись, ага! Сейчас ты встретишься со своим аллахом…

— Сафар-бей, если тебе так хочется знать моё имя, гайдутинская собака! — криво усмехаясь и уклоняясь от выпада воеводы, злобно бросил Сафар-бей.

— А-а, Сафар-бей! Палач болгарских женщин и детей! Ну что ж, тем больше у меня желания отправить тебя на тот свет!

Воевода сразу словно окреп. Его удары приобрели могучую силу и ловкость. Сафар-бей перестал улыбаться, еле сдерживая стремительный натиск противника. Балканский шайтан! Нелегко будет взять его живым. А жаль! Как бы возросла слава Сафар-бея, если заковать этого гяура в кандалы и на цепи провести через всю Болгарию до самой столицы…

Но и прикончить воеводу оказалось не так просто. После точных и быстрых его ударов у Сафар-бея разодрана одежда, а из левой руки капает кровь. С тыла воеводу защищал Светозар.

Тем временем шум боя стал стихать. Погибли один за другим все гайдутины, что прибыли с воеводой. Янычары вытирали окровавленное оружие, перевязывали раны и… с интересом наблюдали за поединком своего главаря с гайдутинским воеводой.

Сафар-бей закусил губу. Уж этого он никак не ожидал. Вместо того чтобы сразу схватить вожака гяуров, эти трусливые шакалы, мерзкие псы решили потешиться необычным зрелищем! Он отступал все дальше к окровавленному и заваленному трупами заслону. Потом внезапно сделал глубокий выпад. Воевода вынужден был податься назад и упёрся в спину Светозара. Против молодого гайдутина сражался тоже лишь один янычар.

— Светозар, слушай меня внимательно, — повернув набок голову, тихо проговорил Младен. — Сейчас мы отступим к воротам… Ты у нас лучший бегун. Попробуй добраться до наших… Передай мой приказ: всем выйти из боя и разойтись по горам и лесам. Надо спасать людей!

— Хорошо, — шепнул Светозар и потеснил противника назад.

С боем, сопровождаемые толпой янычар, дошли они до арки, и Светозар, выбив саблю у соперника, шмыгнул в ворота. Янычары не сразу догадались, что гайдутин убегает, потому никто не погнался за ним. Когда же опомнились, было уже поздно. Несколько лучников выпустили стрелы, но Светозар прыгнул с обрыва в кусты и исчез.

Подбодрённый успехом молодого воина, воевода решительнее пошёл в наступление. Знал, что обречён на смерть, и жаждал лишь убить Сафар-бея!

Сафар-бей тоже дрался, как приговорённый. Гордость не позволяла ему просить помощи у своих подчинённых. Незначительная на вид рана сильно кровоточила и причиняла большие страдания. Смертельная бледность свидетельствовала о неимоверном напряжении всех сил.

Ага понимал, что стоит ему споткнуться — и он погибнет. У него не хватит сил увернуться от сабли проклятого гяура.

Это состояние своего командира заметил хитрый и вёздесущий Кагамлык. С криком «Он убьёт его!» янычар раскрутил над головой аркан, накинул на шею воеводы и резко потянул на себя.

Воевода упал. Кагамлык прыгнул вперёд и наступил на саблю воеводы, чтобы он не успел перерубить аркан.

Сафар-бей, ослеплённый ненавистью и пережитым страхом, ринулся вперёд с поднятым клинком, чтобы поразить поверженного врага.

Но сквозь шум, стоны раненых и выкрики янычар до него внезапно донеслось от ворот короткое:

— Ненко!

3

Сафар-бей замер, изумлённо повёл глазами. Янычары, решив, что поединок закончен, накинулись на воеводу и начали вязать ему руки. Кагамлык подошёл к Сафар-бею и с простодушным видом, плохо скрывавшим его хитрость, сказал:

— Извини меня, ага, что я вмешался в поединок. Мне показалось, ты вот-вот прикончишь воеводу. А я помнил твой приказ — взять его живым…

— Хорошо, Кагамлык. Благодарю, — ответил Сафар-бей и отвернулся, занятый совсем другой мыслью.

Кто остановил его? Кто выкрикнул это странное, загадочное слово «Ненко», которое преследует его всю жизнь? Он оглянулся.

От ворот спешил янычар. Что-то уж очень знакомое показалось Сафар-бею в его лице и походке. Ба! Да это же польский купец!.. То есть казак… Нет, невольник… Тьфу!.. Впрочем, один аллах знает, кто он такой на самом деле! Может, шайтан в образе человека?

— Ты? — кинулся ему навстречу Сафар-бей, ещё не веря своим глазам. — Здесь?

— Я. Слава богу, успел! — произнёс Звенигора, вытирая рукой пот с лица.

— Что все это значит? Как ты здесь очутился?

— Об этом потом. Я видел, ты взял в плен воеводу Младена. Ради всего святого, ради самого себя сохрани ему жизнь, не разрешай издеваться над ним, пока я не поговорю с тобою… — И добавил тише: — Наедине…

Сафар-бей как-то странно посмотрел на казака и распорядился отвести воеводу и его жену в дом, держать под строгой стражей.

То ли от потери крови, то ли от неожиданной встречи с недавним невольником, который знает тайну его прошлого, он ещё больше побледнел и казался очень взволнованным. Чёрные глаза его поблекли, стали мутными, будто налились жёлчью.

Но никто из янычар не заметил, как изменилось лицо аги.

Отдав приказание идти на помощь отряду Гамида и убрать трупы со двора замка, Сафар-бей подозвал Кагамлыка. Тихо сказал:

— Видишь этого янычара? — кивнул на Звенигору.

— Да, ага.

— Не спускай с него глаз!

— Слушаюсь, ага.

Сафар-бей подошёл к Звенигоре, и они вместе направились к дому. Кагамлык двигался за ними, следя за каждым движением незнакомца.

Хмурым взглядом обвёл Сафар-бей зал. Пусто и неприветливо. Над головой серый каменный свод. Пол, выложенный неровными каменными плитами, узкие окна-бойницы. Вдоль стен — тяжёлые деревянные скамьи. Посреди зала такой же грубый, потемневший от времени еловый стол. Напротив и справа — двери в боковые комнаты.

Смутные воспоминания всплывали в памяти аги. Радость — наконец-то захватили гайдутинское гнездо, много лет не дававшее покоя туркам, — уступила место глухой тревоге. Когда он был в этом доме? Почему ему кажется, что видел уже эти серые плиты под ногами и эти широкие скамьи вдоль стен?.. Бред это или сон? Нет, не сон! Он все же бывал здесь! Только не припомнит когда.

Сафар-бей в смятении провёл рукой по лбу… Звенигора внимательно наблюдал за ним. Неужели далёкие воспоминания детства все же возникли в его памяти?