Посол Урус-Шайтана [Невольник], стр. 43

Словно что-то почувствовав, Сафар-бей насторожился. Его лицо моментально окаменело, а глаза сузились. На какое-то мгновение воцарилась напряжённая тишина. Звенигора понимал, что она могла вот-вот окончиться полной катастрофой. Опережая Якуба, чтобы тот не успел сказать чего-нибудь невпопад, произнёс:

— Дорогой Сафар-бей, я вижу, что на этот раз ошибся… Бьюсь об заклад, это твои родные — отец и сестрёнка!

— Ты снова ошибаешься, ага Кучук, — угрюмо ответил Сафар-бей. — У меня нет родных. То есть я их не знаю… Эти люди — мои хорошие друзья…

— Я буду рад познакомиться с ними.

— Перед вами тоже купец, — указал Сафар-бей на Якуба.

— Правда? Очень приятно, что все больше турок начинает интересоваться торговлей. Раньше они пренебрегали этим занятием, как и другими ремёслами. Считали, что на свете есть только одно дело, ради которого стоит жить, — война…

— Турки — прирождённые воины, — не без тщеславия произнёс Сафар-бей, бросив выразительный взгляд на девушку. — Однако теперь многие начинают смотреть на жизнь иначе. Раньше победоносные походы наших отрядов наполняли нашу казну и карманы воинов золотом и драгоценностями. Но это, к сожалению, прошло. Войны стали давать меньше, чем требуется для того, чтобы прожить. Вот и приходится нашим людям браться за торговлю и ремесла…

Они вошли в дом. Златка сразу же исчезла в другой комнате. Сафар-бей предложил гостю и Якубу садиться и, извинившись, вышел.

Звенигора быстро пожал руку Якубу.

— Здесь лишних ушей и глаз нет? — спросил тихо.

— Нет, — шёпотом ответил Якуб. — Я рад тебя видеть, Арсен! Но что это все значит?

— Я был у воеводы Младена, видел его жену Анку… Златка так похожа на мать! Мы обязаны вырвать её из рук Сафар-бея!

— Это не так просто. Он держит нас под стражей, как узников, хотя старается скрасить наше пребывание здесь замечательной кухней и богатыми нарядами для Златки. Он влюбился в неё.

— О! А она?..

— Не волнуйся, — улыбнулся Якуб. — Она к нему равнодушна. Он это видит, однако знает и другое: у нас девушку никогда не спрашивают; лишь бы родители согласились — продадут, как кошку в мешке! Но Сафар-беи не вызывает в ней и отвращения. Молодой, красивый… Дарит красивые вещи. Видел, как она одета? Это все от него.

Где-то хлопнули двери. Якуб заговорил о другом.

В комнату, пропустив перед собой аскера, который нёс на круглом блюде круглые миски с едой, вошёл Сафар-бей.

— Прежде чем говорить о делах, надо подкрепиться, — сказал он весело, изображая радушного хозяина. — Ага Якуб, попроси Адике, чтобы прислуживала нам при обеде, — добавил Сафар-бей.

Когда Якуб и аскер вышли, ага сел напротив Звенигоры на мягкий миндер и сказал:

— Дорогой мой гость, наверное, догадался, что я пригласил его к себе не только для того, чтобы угостить жареной бараниной с восточными пряностями…

Звенигора вопросительно взглянул на хозяина и внутренне напрягся.

— Сегодня ты просил нашего пашу Каладжи-бея подарить жизнь старому Момчилу Крайчеву. Позволь узнать…

Сафар-бей замолк и проницательно посмотрел на Звенигору. Тот выдержал взгляд, хотя понимал, что сейчас его могут спросить, откуда он, чужеземец, знает гайдутина и почему заступился за него. Неужели Каладжи-бей не передал аге его пояснения? Придётся повторить то, что говорил паше на площади. А если Сафар-бей не поверит?.. Что ж, тогда останется только одно: прикончить его здесь же, не ожидая другого удобного случая.

Однако Сафар-бея интересовало, по всей видимости, что-то другое, так как он продолжил:

— Позволь узнать, сколько ты пообещал паше за помилование того разбойника?

— Почему тебя это интересует? — облегчённо вздохнул казак.

— Пленные — мои, и я не хочу, чтобы кто-то другой зарабатывал на них.

«Выходит, и ты, братец, думаешь не о защите ислама, а о собственной мошне», — подумал Звенигора, а вслух сказал:

— Я пообещал паше тысячу курушей. Я могу отдать тебе, почтённый Сафар-бей, половину, так как понимаю, что это зависит от тебя. Но что я скажу паше?

— Скажи, что деньги отдал мне.

— А это тебе не повредит?

— Не забывай, что здесь не Ляхистан, а Турция… Я подчиняюсь только беглер-бею.

— Хорошо. Мне все равно, кому заплатить, — согласился Звенигора. — Когда передадут мне болгарина?

— Как только я получу деньги. Кстати, каким образом Кучук-ага обменяет его на своего отца?

— Я найду пути… Мне поможет Абди-ага, хозяин хана, где я остановился.

— Абди-ага! Это такой проныра, что за деньги все сделает. Но берегись — обдурит. Если же с ним ничего не получится, приходи ко мне. Может, я смогу и здесь помочь больше, чем Абди-ага. За деньги, понятно… Ха-ха-ха!

— Гм, из тебя высокочтимый Сафар-бей, был бы неплохой купец. Ты можешь добиваться своего. Однако ты — воин, одинокий и…

— К сожалению, без денег и воин бессилен. В наше время все покупается и продаётся: должности, чины, земля, даже трон падишаха… Я долго жил в столице и имел возможность убедиться, что сейчас сильнее не тот, у кого меч, а тот, у кого толстый кошелёк!

— Ты мудро рассуждаешь. Это ещё больше убеждает меня, что я имею дело с умным и порядочным человеком. Я рад видеть защитников ислама именно такими.

— Ты не ошибся… Свой меч я поднимаю во имя и славу аллаха! Но кто же не помнит и о себе? Правда, в этой нищенской Болгарии не очень-то разбогатеешь… Всюду беднота!

— Вы сами виноваты. Опустошили войнами такой благодатный край.

— Не мы начинали войны. Болгары сами виноваты. Восстают, не признают власти падишаха…

— Восстают, наверно, не от хорошей жизни. Если уж вам так хочется воевать, то идите на Украину, на Русь… Там земли богатые и многолюдные. Можно добыть много рабов, скота и денег. Да и вольнолюбцев укротите. Оттуда расползается свободолюбивый дух. Речь Посполита была бы вам союзником, ибо те схизматы [89] — казаки ей тоже много хлопот причинили. — Звенигора замолк. Удочка заброшена. Клюнет ли?

Сафар-бей с интересом взглянул на гостя.

— Многие наши думают так же. Половина Украины выпала из рук Ляхистана. Падишах не допустит, чтобы она полностью объединилась с Московией. Это стало бы для нас смертельной угрозой. Не зря же Ибрагим-паша, великий визирь, готовит войско к походу за Дунай. Ещё в этом году…

В комнату вошли Якуб со Златкой, и Сафар-бей на полуслове прервал речь. Как ни хотелось Звенигоре видеть Златку, однако он пожалел, что так не вовремя они с Якубом пожаловали. Ещё б минута — и Сафар-бей, очевидно, ещё больше приоткрыл бы тайные намерения Порты по отношению к Украине. Но и из того, что он успел сказать, ясно: летом турки начнут большую войну…

4

После обеда, на котором Звенигора больше слушал, чем говорил, Сафар-бей пригласил его в соседнюю комнату. Плотно закрыв за собою дверь и убедившись, что под окном никого нет, сказал:

— Дорогой ага Кучук, я воин, человек откровенный, у меня на языке всегда то же, что и на уме. Поэтому, думаю, не обидишься, если я выскажу ещё одну просьбу.

— Прошу, — поклонился Звенигора, не понимая, куда клонит ага.

— Я хочу жениться.

— Ну что ж, поздравляю! Кажется, я догадываюсь, кто она…

— Догадаться не трудно. Но не это я хотел сказать… Мне нужны деньги… Хочу одолжить у тебя, Кучук-ага. Верну их, как только раздобуду.

«Наглец! Он собирается выжать все, что у меня есть… Знает, что я перед ним беззащитен», — подумал Звенигора, а вслух произнёс:

— Разве есть надежда, что скоро раздобудешь?

— Не сегодня-завтра я иду в поход.

— Но это ведь небезопасно! — вырвалось у Звени-горы.

— Не думаешь ли, что меня убьют?

— На войне всякое бывает.

— Я верю в свою счастливую звезду и в милость аллаха.

— Если так, то я буду молить аллаха, чтобы сберёг тебе, Сафар-бей, жизнь!

— Ради меня или ради денег, которые мне одолжишь? — усмехнулся Сафар-бей. — Итак, я могу надеяться?