Посол Урус-Шайтана [Невольник], стр. 3

— Бывайте здоровы, други! Не поминайте лихом! До встречи! — Он поворачивался во все стороны и отвешивал поклоны захмелевшим казакам.

Щеголеватый Секач, увидев латки на кожухе и жупане товарища, крикнул:

— Погоди, Арсен! Скидывай к чёртовой матери свои лохмотья! Негоже казаку оборванцем из Сечи ехать! Да разве кошевое товариство не может снарядить тебя как следует? Вот на, держи!

Он быстро сбросил с себя тонкий синий жупан из венгерского сукна и серую смушковую шапку-решетиловку [4].

— Теперь не стыдно и под венец! — с удовлетворением осмотрел он товарища, натягивая на себя его поношенную одежду. А завидев Товкача, который, ничего не ведая, приближался к ним, громко крикнул: — И первому же, кто посмеет обозвать запорожца горемыкой или бедняком, заткни глотку сабелькой Товкача!

Красноречивый жест в сторону дорогой Товкачовой сабли, сверкавшей на солнце драгоценными камнями, и прозрачный намёк, чтобы тот подарил эту саблю другу, вызвали среди казаков смех. Все знали пристрастие Товкача к дорогому оружию. Сам он был, пожалуй, одним из беднейших среди товарищества, ходил в лохмотьях, зато имел богатейшую саблю. Такой даже у кошевого не было.

Товкач захлопал чёрными воловьими ресницами, однако потихоньку стал отстёгивать от пояса саблю. Нижняя губа у него задрожала.

— Я с радостью… Чего ж… Бери, Арсен! — бубнил он. — Нешто пожалею для друга?..

Все видели, что ему все-таки жалко расставаться с саблей, и потешались над плохо скрытым огорчением казака. Метелица весь трясся от смеха и тяжёлыми кулаками вытирал слезы. Его толстые мясистые щеки мелко дрожали, а белая мохнатая шапка чуть не падала с головы.

— Ох-хо-хо! Сегодня ночью нашего Товкачика блохи закусают! С досады не заснёт до утра!.. Брось тужить, парень, ещё подвернётся под твою руку какой-нибудь татарский мурза — и снова заимеешь такую же игрушку!

А Звенигоре сказал:

— А от меня, Арсен, трубку получай и кисет! Кури на здоровье!

— Спасибо, батько! Спасибо, друзья! — благодарил растроганный Звенигора.

В этот миг на крыльце войсковой канцелярии появился джура [5] кошевого.

— Звенигора! — крикнул он — Звенигора-а!

— Чего тебе? — ответил казак, одёргивая на себе новый кожух.

— Давай живей до кошевого! Не мешкай!..

Звенигора удивлённо посмотрел на товарищей, как бы спрашивая, что там стряслось, но никто ничего не знал.

3

— Бью тебе челом, славный кошевой атаман Иван Серко! — торжественно поздоровался и низко поклонился кобзарь, когда Товкач ввёл его в большую, хорошо прибранную комнату войсковой канцелярии и шепнул, что перед ним — сам атаман. — У меня к тебе дело спешное… Неотложное и секретное…

Серко подал знак Товкачу, чтобы вышел, а сам встал из-за стола и сказал:

— Я здесь один, кобзарь… Садись, говори…

Он взял старика за руку и подвёл к широкой скамье, покрытой пушистым ковром. Пока кобзарь садился, кошевой отступил назад и опёрся рукой о стол.

Это был высокий дюжий казак лет под шестьдесят. Хорошо выбритое лицо с мощным крутым подбородком и прямым носом пышет здоровьем. Из-под изогнутых косматых бровей внимательно смотрят пытливые глаза. Одёжда Серко говорила о том, что казак заботится не так о красоте, как об удобстве. Широкие шаровары пурпурного цвета, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, и белый жупан фризского [6] сукна — вот и вся одежда. На левом боку висит дорогая сабля.

Ото всей ладно скроенной и сбитой фигуры кошевого веяло неукротимой жизненной силой, внутренним пылом и необычайной решимостью — всем тем, что в те суровые времена выдвигало человека в ряды военных предводителей.

— Я слушаю, кобзарь. Какое у тебя дело ко мне? — спросил Серко.

Кобзарь поднял жёлтое, изуродованное лицо и на его губах мелькнула горькая улыбка.

— Ты не узнаёшь меня, Иван?

Серко отрицательно покачал головой, будто слепой мог это увидеть.

— Нет, не узнаю.

— Оно и правда, мы с тобой вместе гусей не пасли…

Но все же, если пороешься в памяти, вспомнишь казака Данилу Сома…

— Постой!.. Неужто ты тот самый Сом, что под Берестечком принёс Хмельницкому известие об измене татар?

— А как же… Что правда, то правда, это был я, проклятый…

— Почему же проклятый?

— А потому… Не узнай я о тайном отъезде хана и не извести об этом гетмана, может, все повернулось бы иначе… Может, хан не захватил бы обманом Богдана в плен и не завёз его аж на Ингулец.

— Ты ведь, кажется, вместе с Хмельницким кинулся тогда догонять хана?

— Гетман взял не только меня. Вся гетманская стража была с ним, когда он погнался за татарами. Многих из нас они завезли в Крым, а там продали туркам… Почти двадцать пять лет не снимали с меня железа. Оно съело меня до самых костей. Вот… — Кобзарь закатил рукав свитки и показал Серко синие рубцы от ран. — Не вытерпел — убежал… Да разве убежишь? На Дунае поймали — глаза выжгли… Только тогда и отпустили… Целый год бродил по Молдавии, покуда добрался до Покутья… А оттуда уж сюда… к тебе… О брате весть принёс.

— О брате? О каком брате? — У Серко дёрнулась левая щека.

— Разве не было у тебя братьев?

— Были… Но они давно погибли! Максим на Тикиче — от татарской стрелы… Сам видел… А Нестор… Хотя… Неужели ты что-то новое принёс про смерть Нестора?

— Зачем про смерть? Живой он, живой…

— Жив? — выкрикнул Серко. — Ты хочешь сказать, что видел его? Что он был с тобой вместе в неволе?

— Да, мы были вместе с Нестором в неволе. Последние годы неразлучно.

Серко замер возле кобзаря. Грудь его тяжело вздымалась. Он побледнел, закусил серебристый ус.

— Невероятно!.. Сам подумай, сколько лет мы все считали Нестора погибшим… Его вдова снова вышла замуж… Море воды утекло! И вдруг такая новость! Полковник Яким Чернобай клялся мне, что Нестор у него на глазах погиб…

— Яким Чернобай? — Старик стукнул посохом. — Мерзкий изменник, трус — вот кто он!.. Он бы мог тебе поведать правду про брата, если бы захотел… Но он этого никогда не сделает!.. А Нестор мне рассказал, как это было… В бою, когда татары прижали наших, под Нестором упал конь. Чернобай был рядом. Он мог выручить товарища. Стоило только нагнуться и освободить ногу Нестора из-под седла. Но Чернобай плашмя ударил саблей своего жеребца — и удрал… А вскоре подбежали татары и заарканили Нестора. Чернобай брешет…

— Хорошо, садись, Данило, — взял себя в руки Серко. — Не об этом будет речь… Где Нестор? Как вызволить его?

— Последние годы мы все время были у одного богатого турка. Недалеко от Варны, в Болгарии… Село Рудник… Оттуда я бежал… Нестор, наверное, и доселе там.

— Если жив.

— Живой… Он куда моложе меня. И крепче. Что с ним сделается?

— Почему же он не бежал с тобой?

— Тогда я пастухом был и жил свободнее. Без надзора. Он работал то в каменоломнях, то на виноградниках. Всегда с надсмотрщиком… Но выкупить его можно. Если хорошо заплатишь, турок отпустит. Нестор не раз повторял, чтобы известить тебя. Он все время надеется на твою помощь! Особенно после того, как услышал, что ты стал кошевым…

— Благодарю, Данило. Ты оказал мне большую услугу.

— Я рад был сослужить тебе службу, Иван… Но слушай дальше — казак Сом принёс ещё одну важную весть.

— Какую? — Серко удивлённо взглянул на старого.

— Ходят слухи, что султан Магомет готовит новый поход на Украину. Разгневался, клятый, что гетман Дорошенко поддался московскому царю и вся Правобережная Украина у турков из рук выскользнула. Думает следующим летом двинуть своих на Чигирин и на Киев…

Серко подскочил с лавки. Нахмурился.

— Где ты такое слышал, Данило? Это очень важная весть!

— В Валахии [7] и Буджаке [8] говорят про это… Слухи, конечно… Однако ж дыма без огня не бывает.