Война людей (СИ), стр. 42
Слегка припаленный боец пришел в себя. Ствол автомата сместился влево, и он увидел, как от памятника воинам-интернационалистам к омоновцам бегут три молодых парня. У одного в руках была винтовка, а у двоих охотничьи ружья, и омоновец был готов свалить их, но они не стреляли, а рванули в сторону и исчезли за углом.
После этого бой прекратился, наступила относительная тишина, и командир взвода прокричал Мирону:
– Почему не стрелял!?
Сержант покачал головой:
– Они мне не враги.
– А кто тебе враги!?
Боец пожал плечами:
– Наверное, ваххабиты, террористы всякие, бандиты, натовцы, наркоторговцы. Но не эти дети. Я своих, русских, убивать не подписывался. Мы же не крысы, капитан, и не чурки дикие.
Было, Орлов открыл рот, чтобы приложить бойца парой матерных слов. Однако он не успел. Из дома, который омоновцы только что обстреляли, выскочила молодая полная девушка, и она бросилась к догорающему на тротуаре трупу.
– Пе-тя!!!
Звонкий голос разнесся над улицей и сердце Мирона дрогнуло. Ему стало не по себе, и тут девушка подхватила то, что в последний момент откинул парень. Это была граната Ф-1, и кто-то из омоновцев закричал:
– Брось, дура! Брось!
Но девушка его, словно не слышала. Она, будто в полусне, разогнула усики запала и потянула на себя кольцо.
"Что же это творится? – пронеслась в голове Мирона мысль. – Почему так? Ради чего мы убиваем своих сограждан? Ведь это никакие не экстремисты и не террористы. Блядь! Неужели я как сучара безродная буду стрелять в своих земляков ради денег? Нет. Не по мне такие дела. Да и остальным, наверняка, подобное не по нутру".
Снова раздался крик:
– Брось! Последний раз говорю!
Результат нулевой и тогда раздался выстрел. Стрелял Орлов, который попал девушке в ногу и она упала. Граната все еще оставалась у нее в руках, но Мирон подскочил к девчонке, разжал пальцы и вынул из ее ладони опасную игрушку. А затем он посмотрел на капитана, который был бледен словно смерть, и на автомате доставал рацию. После чего, поколебавшись, Орлов все-таки нажал клавишу передачи сигнала и произнес:
– Это "Орел-1". Мы отходим!
– В чем дело, "Орел"!? – прохрипела рация.
– Мы не каратели. Против своих воевать не станем.
– "Орел-1" это невыполнение приказа Верховного Главнокомандующего.
Капитан не ответил, а оглядел своих бойцов и приказал отступать.
Бронетранспортеры развернулись. Раненую девушку перевязали и положили внутрь, а бойцы залезли на броню.
Взревели движки БТРов. Позади вновь собиралась толпа, которая двинулась вслед за бронетранспортерами, а по рации звучали доклады командиров групп и штурмовых взводов, которые слышали переговоры омоновца и штаба:
– "Алмаз-23" отход! Тут какие-то дети с пукалками в руках! Если они кому-то и враги, то не мне!
– "Карачай-5" отступаем!
– "Синица-17" это не наша война!
– Всем "совам" отход!
Через сто пятьдесят метров БТРы уперлись в бойцов ЧВК "Омикрон", которые двигались за омоновцами, и офицер наемников, с заметным прибалтийским акцентом воскликнул:
– Куда!? Назад! Это приказ!
– А ты кто такой, чтобы мне приказы отдавать!? – Орлов оскалился и, не слезая с брони, передернут затвор автомата: – С дороги чухонец! Задавим!
Прибалт или кто он там, вжал голову в плечи и отодвинулся. Остальные наемники сделали то же самое и бронетранспортеры продолжили движение. Так из-за одного срыва первое наступление на город провалилось и на следующий день в него входили исключительно наемники.
Глава 15.
Первые сутки своего пребывания в Невинномысске Андрей Черкашин запомнил плохо. Суета и беготня. Все куда-то спешили и что-то тянули. В городе не стихала стрельба, а в морозном воздухе витал едкий запах гари, и среди всего этого хаоса был он, человек, судьба которого по большому счету никого не интересовала, разве только Холостякова. И Черкашин никак не мог сориентироваться и определиться, ради чего он оказался здесь и как ему поступать. Поэтому парень делал то, что ему приказывали, иногда вел видеосъемку и старался не отрываться от своей группы. Это инстинкт выживания, ведь быть в стае естественно для любого человека, и судьба была к нему благосклонна. Андрей не участвовал в столкновениях за Фабрику, где местные жители пытались самостоятельно и сходу подавить сопротивление закрепившихся там кавказцев, и он не попал на баррикады в районе Третьего Интернационала и Партизанской, когда городская молодежь встретила омоновцев и военных.
Все это обошло Андрея и группу Потапа стороной. Кто-то воевал и погибал, а Черкашин с удивлением и отрешенностью во взгляде, взирал на все происходящее и, не стараясь что-то анализировать, просто запоминал слова, события, лица людей и городские улицы, которые стали полем боя. По неизвестной причине один из лидеров обороны города военный пенсионер Семеныч, по паспорту Александр Семенович Сабуров пятьдесят пятого года рождения, держал ребят Потапенко при себе. Впрочем, не только их. Семеныч, как позже осознал Черкашин, собирал ударный кулак и копил силы. Он не мог удержать местных бойцов, которые под предводительством бравого десантника Никиты Сидорова ломанулись на Фабрику и, не добившись успеха, потеряли шесть человек, а затем откатились обратно в центр города. И он не смог удержать молодежь, которая бросилась навстречу омоновцам.
Однако пенсионер с боевым афганским опытом мог встретить наемников, которые должны были подавить бунт. Вот для чего он собирал добровольцев и дезертиров из воинских частей, по возможности, вооружал их, сколачивал группы и назначал им участки для обороны. Больше отставной майор ничего не делал, ибо он никогда не готовился к городским боям и не представлял себе, во что может вылиться русский бунт – бессмысленный, жестокий и беспощадный. Но и то, что он успел сделать, само по себе, уже было не мало. И когда начался второй штурм города, из которого к тому времени уже вышла половина жителей, в отряде Семеныча было свыше четырех сотен бойцов. Правда, бойцов слабо вооруженных и многие из них никогда не воевали. Да только других воинов взять было негде и те люди, которые считали себя вправе биться за свои права, делом доказали, что они не покорные животные, и встретили наемников правящего режима со всем своим радушием, свинцом, сталью, огнем, бензином, самодельными гранатами, а порой и кирпичами. И вместе с ними был Андрей Черкашин…
– Андрюха! – снизу прилетел окрик Макса Холостякова.
– Чего!? – Черкашин свесился с подоконника и посмотрел вниз, во двор дома.
– Потап пришел! Всех собирает! Боевую задачу ставить будет! Давай сюда!
– Иду!
Черкашин подхватил карабин "Сайга" двенадцатого калибра, который перепал ему от щедрот Семеныча после разграбления магазина "Русская охота" на улице Калинина, поправил кобуру с пистолетом "макарова", оглядел пустую комнату и, подхватив рюкзак с вещами, продуктами и патронами, направился вниз.
Во дворе собралась вся группа Потапа, парни, которые приехали с ним из Ростовской области и Краснодарского края, трое местных, вчерашних студентов, и пятеро дезертиров. Вооружение у всех было разнобойное и разнокалиберное, но кое-какая огневая мощь имелась. Десяток пистолетов, несколько ручных гранат, семь автоматов, восемь гладкоствольных самозарядок и винтовка "Тигр" у снайпера. Плюс имелись средства связи, несколько УКВ-радиостанций. Одеты, кто во что горазд, преимущественно в камуфляж. У кого-то в глазах огонь, а у иных печаль и тоска. По сути, как таковой, группы и не было, ибо каждый сам за себя. И если бы не Потап, который стоял перед своими парнями, то половина давно бы уже разбрелась и постаралась отсидеться в подвалах или в лесах. А так, благодаря бойкому лидеру, еще и нормально. Группа не распадалась, а ночью заняла опустевший дом на перекрестке Шаумяна и Третьего Интернационала, невдалеке от главного ж/д вокзала, и готовилась принять бой.