Фирман султана, стр. 40

Арсен подбадривал товарищей:

— Хлопцы, не посрамим казацкого оружия! Бьёмся до последнего!..

Спахиев было больше. На каждого казака накидывались по двое и по трое. Гремели выстрелы из пистолетов. Свистели сабли. Брызгала кровь, хрустели перерубленные кости. Взаимная ненависть была такова, что даже раненые, упавшие с коней, набрасывались на противников, выбитых из седла, и умирали под копытами коней.

Арсен бился с яростью и самозабвением обречённого: отбивал удары, обрушивавшиеся на него, сам наносил смертоносные удары врагам, защищал товарищей. Его сильный конь, послушный малейшему движению повода, нёс всадника в самое опасное место и там налетал грудью на врагов и рвал их зубами. А тем временем сабля Арсена без устали и передышки сверкала над головами врагов. Сколько спахиев отведали уже её острого жала!

— Шайтан! Шайтан! — вопили они, стараясь издали или сзади нанести казаку смертельный удар. Однако Арсен счастливо избегал его. И неизвестно было, что его спасало: счастье или опытность и смелость.

Но силы были слишком неравны, и запорожцы один за другим падали с коней. Вот их уже пятеро. Бежать нельзя, да и некуда. Со всех сторон они окружены врагами. Больше того: из степи к спахиям подошло подкрепление — примчался ещё один отряд, и свежие воины с ходу вступили в бой. Упало ещё трое казаков. Арсен остался вдвоём с Пивнем. К ним не могли подступиться. Оба сильные, неутомимые и отважные, они своими саблями будто начертили вокруг себя круг, переступить который не решался ни один из спахиев.

Несколько вновь прибывших воинов сунулись было к Арсену, но, не выдержав могучих ударов его сабли, кинулись врассыпную.

Их остановил голос аги, что сидел на красивом сером жеребце.

— Куда, трусливые шакалы? Рубите гяура!

Арсен даже на стременах поднялся — узнал голос Гамида.

Так вот чей отряд прибыл на помощь спахиям! Размахивая саблей, ага возвращал беглецов и поощрял других воинов испробовать счастья в бою с двумя казаками.

— Эй, Гамид-ага, паршивый пёс! Выходи со мною на поединок! Один на один! Не прячься за спинами воинов! — крикнул Арсен.

Гамид тоже узнал казака. Обрюзгшее лицо его налилось кровью, карие глаза с желтоватыми белками чуть не вылезли из орбит.

— Звенигора! Неверная свинья! — Ага задохнулся от злобы и радости, охвативших его. — Сдавайся!

— Выходи! Померяемся силами, Гамид! Как подобает истинным воинам! — Арсен надеялся задеть агу за живое, оскорбить перед соплеменниками его гордость, чтобы вынудить его на поединок. — Хотя я давно знаю, что ты трус! Ты не выйдешь, так как не уверен в себе! Давно уже ты не воин, а жирный евнух! К тому же коварный, как шакал!

Спахии в замешательстве перестали нападать на казаков, окружив их кольцом. Ждали, что ответит Гамид. По правде сказать, они обрадовались такому повороту дела — никто не хотел лезть под саблю этого шайтана.

Но Гамид рассудил иначе.

— Кидайте арканы! Берите его живьём! — закричал он воинам. И обратился к аге первого отряда: — Джаббар-ага, это твоя добыча, но заклинаю тебя аллахом — отдай мне! Этот гяур — мой бывший раб!

— Я с удовольствием отдаю его тебе, Гамид-ага, — ответил молодой красивый ага Джаббар.

— Благодарю тебя, Джаббар-ага. Пускай аллах осуществит все твои желания!.. Эй, аскеры, вперёд! Схватить этого гяура!

Над головами казаков прошелестело несколько арканов. Они перерубили их саблями. Тогда Гамид вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в Пивня.

— О проклятый! — вскрикнул молодой казак, падая с Коня.

Арсен остался в одиночестве против сотни врагов. В кольце, как в пасти. Снова взвились над его головой арканы. Несколько из них он успел перерубить. Но вдруг в глазах потемнело: страшная сила сжала горло, вырвала из седла. Выпустив саблю, казак тяжело упал на землю.

Его тут же подняли, ослабили на шее аркан.

Гамид спрыгнул с коня, остановился перед ним:

— И все-таки ты не убежал от меня, раб!

Арсен не отвечал. Для чего? Разве впервые он смотрит смерти в глаза? Привык… Беспокоила мысль: успеют ли товарищи добраться до леса? Взглянул через головы спешившихся спахиев — заметил вдали маленькую, чуть замётную в предвечерней мгле тучку пыли. Уйдут! Даже если сейчас спахии кинутся в погоню, — уйдут!.. Но турки или не заметили беглецов, или же удовлетворились кровавой победой и не торопились садиться на коней. Одни перевязывали раненых, другие добивали казаков, а третьи, окружив агу и пленённого запорожца, с интересом наблюдали, что будет дальше.

— Повесьте, собаку! — без долгих раздумий указал Гамид на одинокое дерево, что росло поблизости на холме.

Всем это понравилось.

— Повесить! Повесить! — раздались голоса.

Двое наиболее прытких помчались к дереву с арканом в руках. Другие потащили казака следом. Кто-то толкнул его в спину, кто-то, выскочив вперёд, дёрнул за жупан, да так сильно, что отлетели пуговицы.

Из-за пазухи выпал белый свиток бумаги.

— Ага, у него письмо! — выкрикнул молоденький безусый аскер, нагибаясь и поднимая свиток.

— Письмо? — Гамид схватил бумагу, развернул и, увидев, что написано не по-турецки, поднял глаза на Звенигору. — Кому?

— Великому визирю Мустафе, пусть бережёт его аллах! — ответил не задумываясь Арсен.

— Что? — Гамид явно оторопел. Повертел бумагу в руках, бессмысленно взглянул на агу Джаббара, который был поражён не менее Гамида. — От кого?

— От кошевого атамана Серко. От Урус-Шайтана, как вы его зовёте.

Спахии молча переглянулись. Их озадачило письмо, которое так неожиданно изменило всю обстановку, а особенно удивила правильная турецкая речь казака. Не совершили ли они роковую ошибку, разгромив казацкий отряд и схватив посланца самого Урус-Шайтана? Кара-Мустафа скор на расправу! Слава аллаху, что в последнюю минуту хоть о письме узнали и оно будет вручено по назначению.

И Гамид, и ага Джаббар молчали. Ага Джаббар побледнел: это он приказал преследовать и уничтожить запорожский отряд. Ему и отвечать перед визирем.

Наконец Гамид нарушил молчание:

— Что пишет Урус-Шайтан?

Голос его дрогнул. Гамиду лучше, чем кому-либо из присутствующих, было известно, что султан хотел привлечь на свою сторону запорожцев и что они ответили отказом. Но, может, они изменили своё решение. От этих сорвиголов можно всего ожидать! Гамид сразу понял, что Звенигора снова выскальзывает у него из рук. Эх, почему он стрелял в того, другого, а не в этого проклятого гяура!.. Страх и злоба терзали его сердце, и он не знал, какое чувство пересиливает.

— Ну, так что же пишет Урус-Шайтан?

— Я не имею права читать вам письмо, предназначенное визирю! — отрезал Арсен, почувствовав, что расстояние до дерева, на котором его хотели повесить, значительно увеличилось. — За это визирь прикажет снять головы и мне и вам! Запорожцы решили служить солнцеликому султану, и кошевой, наверно, оповещает об этом великого визиря.

Гамид крякнул. У него отнялся язык, а злоба лишила разума.

— Ты брешешь, гяур! Зачем же ты убегал тогда? Зачем рубился с нами?

— А что нам оставалось делать? Не мы же напали, а вы на нас. Мы только защищались!

— Я сам передам письмо визирю! — вдруг твёрдо заявил Гамид, решившись на отчаянный поступок. — А ты, собака, должен поплатиться за смерть стольких воинов, которых ты убил вместе со своими шайтанами. Эй, люди, ведите его к дереву! Да подтяните повыше, чтобы скорее предстал перед аллахом!

— Не трогайте! — выступил вперёд ага Джаббар. — Гамид-ага, шайтан помутил твой разум, несчастный! Что ты надумал? Визирь и так разгневается на нас. А что он скажет, когда станет известно ему о том, что мы, зная уже, кто этот казак, казнили его?.. На коней! На коней! И в ставку визиря! Положимся на его милость, и пусть бережёт нас аллах!

3

Кара-Мустафа был в отчаянии. Ещё один «генеральный» штурм Чигирина потерпел неудачу. Тысячи сынов Магомета сложили сегодня головы в глубоких апрошах, во рвах под стенами и на самих стенах города. О походе на Киев и на Левобережье, о чем лелеял глубоко в душе надежду визирь, нечего и думать. Почему-то не возвращается обоз с речки Корабельной…