Чёрный всадник, стр. 44
— Правильно, пан Мартын, — живо откликнулся Семён Палий. — И кажется, я придумал, как это сделать!
— Как?! — в один голос воскликнули друзья.
— Мы обманем хана. У нас много татарской одежды, знамён и бунчуков…
— Значит, мы переоденем весь отряд? Теперь я понимаю! — обрадовался Роман.
— В этом нет нужды. Достаточно переодеть три-четыре сотни и поставить их под ордынскими знамёнами в голове отряда…
— А если хан не поверит и пришлёт своих гонцов? — спросил Арсен.
Ясными серыми глазами Палий внимательно смотрел на товарищей, что-то соображая про себя.
— Нам нужно опередить хана и убедить его, что идёт к нему на помощь перекопский бей.
— Тогда мне придётся ехать к хану гонцом, — спокойно предложил Арсен.
— Что ты, брат! — возразил Роман. — Тебя сразу же схватят. Погибнешь напрасно!
— Да, одному ехать не годится, — поддержал Романа Палий. — Как бы Арсен ни переодевался, крымчака из него не выйдет… Но если он поедет с мурзой Измаилом…
— С мурзой Измаилом? — Друзья не поняли Палия. — Да разве он согласится?.. А если и согласится, то лишь для того, чтобы все рассказать хану.
— Ну, это мы ещё посмотрим, — усмехнулся Палий и приказал трём сотням казаков переодеться в татарскую одежду.
Переодевание не заняло много времени, и вскоре все тронулись в путь. Впереди развевались татарские знамёна и бунчуки. За спинами казаков, выдававших себя за крымчаков, торчали луки, а сбоку — колчаны со стрелами. Этот передовой отряд загораживал собой остальных казаков, ехавших позади.
Военную добычу, пленных и освобождённый ясырь оставили под охраной в неглубоком овраге.
Когда на горизонте завиднелись неясные очертания орды, Палий приказал остановиться. К нему подвели мурзу Измаила.
— Мурза, я вручаю сейчас тебе жизнь и смерть всех твоих родных и близких.
Пожилой, кривоногий, но ещё крепкий мурза, по-видимому, не совсем уразумел, чего от него хочет урусский атаман. Он часто-часто заморгал, потом поклонился низко:
— Я слушаю тебя, ага.
— Твоя судьба тоже зависит от тебя.
— Как мне понимать это, высокочтимый ага?
— Перед нами стоит с войском хан Мюрад-Гирей. Видишь?
— Вижу. Пусть бережёт его аллах!
— Ты поедешь к нему.
— Я? — У мурзы забегали глаза. — Что я там должен делать?
— Ты должен будешь сказать хану, что тебя прислал перекопский бей, который идёт ему на помощь. Спросишь, куда ему становиться с войском, и немедленно возвратишься назад.
— О!
— С тобою поедет турецкий чорбаджия Баяр. — Палий кивнул в сторону Звенигоры, который вырядился янычаром и накручивал уже на голову чалму.
— Вай-вай-вай! — запричитал мурза Измаил.
— Я понимаю, мурза, у тебя велик соблазн — остаться у хана. Но весь твой род в наших руках… жены, дети, старые родители. Если с головы чорбаджии Баяра упадёт хоть волосок…
— О аллах! — Мурза позеленел, вяло улыбнулся. — А если я откажусь поехать к хану?
— Тогда мы тут же срубим тебе башку! Но семью это тоже не спасёт.
— О я несчастный!
— Так ты поедешь, мурза?
— Как я могу отказаться?
— Вот и хорошо. Если все обойдётся счастливо для нас, ты будешь свободен.
— А семья?
— Семья тоже. Обещаю тебе.
— Вай-вай, о великий аллах! О несчастный я! — раскачивался из стороны в сторону мурза.
На него никто уже не обращал внимания. Палий обнял Звенигору, поцеловал.
— Трогай, Арсен!.. Прости, что посылаю тебя к черту в пекло, но сам видишь, иного выхода у нас нет!
6
Орда ждала приказа наступать. Мюрад-Гирей все ещё колебался. В нем боролись два чувства: желание отомстить и страх. Жажда мести за разорённые улусы, за тысячи пленных, за позор, который он пережил во время бегства из Бахчисарая. Это чувство было в нем настолько сильно, что хан готов был немедленно бросить свои чамбулы на проклятого Урус-Шайтана, чтобы разбить его наголову. При этом он не думал, что Серко и его воины, как и весь народ урусов, имеют гораздо больше оснований ненавидеть крымчаков и мстить им не за один, а за сотни кровавых набегов на Украину, вытоптанную ордынскими конями. Сам хищник, он руководствовался законом хищников — нападать на слабого и убегать от более сильного.
Но от необдуманного, опрометчивого нападения удерживал Мюрад-Гирея страх. Он боялся опытного казачьего вожака, боялся огнестрельного оружия запорожцев и особенно их артиллерии. Наконец, боялся испытывать судьбу вторично в течение одной недели: вдруг фортуна отвернётся от него и сейчас? Что тогда?
Когда хану доложили, что прибыли гонцы от перекопского бея, у него точно гора с плеч свалилась.
— Слава аллаху, как раз вовремя! — воскликнул он, не скрывая перед мурзой Измаилом и турецким агой, которые поклонились ему, своего удовлетворения. — Сколько всадников бей привёл с собой?
— Пять тысяч, великий хан, — ответил мурза, радуясь уже тому, что разговор начал Мюрад-Гирей и приходится лишь отвечать на вопросы.
— Почему же он сам не прибыл ко мне?
Мурза не знал, что ответить, и только растерянно моргал.
— Великий хан, — вмешался в беседу Арсен, — бей не хочет неосторожным манёвром нарушить строй ханского войска, готового к бою… Он ждёт приказа — где ему стать?
— Это хорошо. Бей — опытный воин, — похвалил хан. — Передайте ему, чтобы присоединялся к моему чамбулу. Мы в центре нанесём Урус-Шайтану мощный удар, разобьём его лучшие курени, расколем его войско пополам… Но кажется, бей и сам уже поворачивает сюда, — добавил Мюрад-Гирей, всматриваясь в отряд Палия.
— Нет, великий хан, он перестраивается, — возразил Арсен, опасаясь, что хан не отпустит их назад.
— Да, да, — согласился Мюрад-Гирей. — Немедленно передайте ему, чтобы держался моего бунчука! Мы сейчас же начнём! — Хан, поднявшись на стременах, махнул саблей и крикнул: — Вперёд, правоверные! Вперёд, доблестные сыны Магомета! Смерть гяурам!
Орда всколыхнулась и тяжёлой лавиной двинулась на запорожцев. Мурза Измаил расширенными от ужаса глазами смотрел на бесчисленные чамбулы хана и думал: «О аллах, что будет со мною, если ты принесёшь победу моим единоверцам и они узнают про мою измену? Мюрад-Гирей прикажет живьём сварить меня в котле. Вай-вай!»
Он порывался было что-то сказать хану, но язык не повиновался ему. Мюрад-Гирей заметил душевные переживания мурзы, его необычную бледность и растерянность.
— Что с тобою, мурза? Ты болен?
— У него страшное горе, великий хан, — поспешил с ответом Арсен. — Урусы захватили в плен всю его семью…
— Мы освободим их сегодня же! Не сомневайся в этом, мурза! — самоуверенно произнёс хан.
Мурза пошлёпал губами, но Арсен дёрнул его за рукав.
— Поехали! Нас ждут! Дорога каждая минута…
Он хлестнул коней, и они поскакали от бушующей орды в степь, к стоящим в удалении казакам Палия. На полпути Арсен сорвал с головы чалму, взметнул её вверх на острие сабли. Это был условный знак, что все в порядке — можно начинать атаку.
И сразу же пятитысячный отряд пришёл в движение, сорвался с места и, высоко подняв малиновые прапоры и сверкающие на солнце сабли, помчался на врага.
— Мурза! — крикнул Арсен, придерживая коня. — Теперь ты свободен. Можешь ехать к своей семье! Я тебя отпускаю, но знай: жизнь и безопасность твоих родных зависит от того, не отнимет ли аллах у тебя рассудок. До сих пор ты вёл себя разумно…
— О аллах! — простонал мурза и быстро поскакал в сторону, чтобы успеть выбраться из узкого пространства, которое ещё разделяло орду и отряд Палия.
7
Бой начался стремительной атакой татарской конницы. Многотысячная лавина ордынцев ринулась на неглубокие казачьи шанцы. Над степью поднялась пыль. Застонала земля. Грохот конских копыт отдавался даже на пологих берегах Сиваша. Опережая лавину, неслось грозное «алла», звеневшее натянутой струной и сжимавшее сердце.
С высоты кургана Серко видел все поле боя. Он сразу мысленно отметил неслаженность татарской атаки. Казалось, что приказы к чамбулам доходили с запозданием, поэтому орда шла тупым клином, вернее, туго натянутым луком. «Мюрад-Гирей хочет рассечь наши силы надвое, — подумал кошевой. — Хитро, но не очень. Наши пушки заряжены картечью. Если метко пальнуть по коннице, то…»