Второй арап Петра Великого, стр. 7

Вот так закончилась история семьи Буёвич. Возможно, где-то на белом свете и сейчас живут её потомки. Кто знает? Но в Перасте их точно нет Единственное, что можно сказать точно, так это то что закончилась эта история на «высокой ноте», благодаря замечательному человеку, который, не задумываясь, пожертвовал и титулом, и дворцом, и богатством, и родиной — ради спасения четырех несчастных женщин. Честь ему и хвала!

Картинка: скадарский паша с изумлением взирает с балкона своего дворца на маленькую лодочку, на которой, в полном параде, удаляется кавалер Стефан Буёвич, похитивший пленниц из его гарема. На медном чеканном блюде, посреди прочей восточной роскоши лежит синий виноград и розовый рахат-лукум… Съёмка в стиле турецких исторических телесериалов, то есть, лишённая всякого стиля вообще.

Сцена пятая

Несколько слов о тактике абордажного боя

На этом покончим с Shoddy fram и уловками киноиндустрии. Нам пора возвращаться к нашим героям, понятия не имеющим, не только о том, что стрясётся с их потомками через сорок лет, но и о том, как сложится их собственная жизнь в ближайшие полчаса, вполне реального, а не условного или виртуального киновремени…

 Вначале Матия отправился в Дубровник, но делать там ему было нечего. Да, и родственники убитого Буёвича находились в опасной близи. Тогда он двинулся в Стамбул, где незамедлительно был арестован по подозрению в шпионаже в пользу Венецианской республики. Но в этот раз судьба Змаевича, хотя и тяготела к черному юмору, поступила с ним благородно. Он был заключен не куда-нибудь, а во всё тот же Семибашенный замок, в котором в это время как раз и пребывал, догадайтесь кто? Ну, конечно, русский посланник граф Пётр Андреевич Толстой. Видимо, оробев в присутствии столь важной особы, Матия представился адмиралом венецианско-бокельского флота. И хотя адмиралом был вовсе не он, а его отец, Матия моряком был отличным, что Толстой, когда-то и сам учившийся морскому делу, понял моментально. А главное, хитрый, умный и прозорливый граф, увидал в нем именно тот тип человека, который так нужен был России — авантюриста, прекрасно знавшего свое ремесло, человека без гроша, без дома и отечества, жадного до побед, славы и чести. Такие люди, которых на родине не ждало ничего, кроме виселицы, служили приютившей их стране не за страх, а за совесть. И не теряя времени, не выходя из тюрьмы, Матия Змаевич был принят на русскую военную службу Если бы в то время присуждали почетные звания, то Султана Мустафу II следовало бы наградить за заслуги перед русским флотом, а Семибашенный замок объявить «кузницей» российских кадров. Попав туда изгоем без рода и племени, Матия вышел из него капитаном первого ранга российского флота — Матвеем Христофоровичем Змаевичем.

В России в его адмиральство не очень поверили. Особенно командующий флотом генерал-адмирал граф Федор Михайлович Апраксин, посчитавший появление Змаевича очередной интригой графа Толстого. По правде говоря, познания Змаевича сильно отличались от классической тактики ведения морского боя. По принятым тогда правилам линейные корабли, встав друг против друга или идя параллельными курсами, затевали отчаянную орудийную пальбу, соревнуясь в мастерстве и сноровке канониров. Победившей считалась та эскадра, от которой больше осталось. Красивая, даже элегантная война. Изящные корабли с резными фигурами на носу Офицеры в длинных париках и камзолах, приветствующие друг друга галантными поклонами. Как тут не вспомнить Николая Гумилёва:

Так воевали на Балтике. Так обучал русских моряков первый русский адмирал, в прошлом шотландский пират Патрик Гордон. Так их учили в морских академиях Амстердама и Портсмута. Но на Средиземном море война велась совсем по-другому. Быстрые и легкие галеры, идущие вдоль берега на отраженном ветре, в решающий момент включали бешеную вёсельную скорость и, проскакивая зону пушечного огня, прилеплялись к бортам большого корабля, а затем, используя длинные вёсла, как катапульты, забрасывали на его палубу абордажные команды. Только представьте себе летящих по воздуху головорезов с пистолетами, саблями и кинжалами, зажатыми меж зубов. В этом, конечно, не было ничего галантного: какие камзолы, какие длинные парики, когда ты летишь в гущу схватки, одновременно стреляя из двух пистолетов. Здесь, уже не золото с кружев, а головы летят с плеч. Нет, степенная Северная Европа так уже не воевала. Да, вот только, Змаевич другой манеры боя не знал. Правда, эта необразованность Матвея Христофоровича не слишком смутила Петра. Не вдаваясь в военную теорию, он поручил ему заняться делом — строить корабли и готовить команды. Понятное дело, что тот начал строить именно галеры. Надо отметить, что ни до него, ни после в таком количестве галеры на Балтике никто не строил. Основой флота считались красавцы-фрегаты и линейные корабли, галерам отводились лишь вспомогательные функции. Но задача перед Россией стояла необычная — надо было в кротчайший срок построить целый флот и обучить тысячи людей. Змаевич предложил Петру и Апраксину поступить строго наоборот — сделать галеры главной ударной силой. Строились они быстро, стоили недорого, а главное, не требовали высококвалифицированной команды. Так и порешили. За два года было построено свыше сотни галер.

Пока Змаевич обучал псковских крестьян основам абордажного боя, русские войска били шведов везде, где только могли, занимая один за другим прибалтийские города. К весне 1714 года вся Прибалтика и почти вся Финляндия контролировались Россией, но чтобы окончательно решить главную задачу войны — выход к Балтике, необходимо было помериться силами на море.

И вот, двадцать седьмого июля 1714 года юный русский и прославленный шведский флоты сошлись у финского мыса Гангут. Шведская эскадра, под командованием адмирала Густава Ватранга, в соответствии с принятыми тогда правилами, состояла из пятнадцати линейных кораблей, трех фрегатов и девяти галер. Русский флот, под командованием графа Фёдора Михайловича Апраксина, — из девяноста девяти галер. Змаевичу было поручено командовать правым крылом российского флота. Этой битве посвящено много книг, о ней сняты фильмы и написаны картины. Поэтому, я не стану рассказывать о том, как это было. Как в результате хитрого манёвра, русским удалось разделить шведский флот, и как благоприятствовала им погода — на море стояло безветрие, и шведские парусные корабли утратили маневренность. Как авангард русского флота под командованием командора Матвея Христофоровича Змаевича прорвал оборону шведов, обходя их корабли и оставаясь вне пределов досягаемости орудийного огня. Как вслед за ним, с беспримерной храбростью, бросился в атаку весь русский флот. И как после упорного абордажного боя были захвачены шведский флагман, и ещё десять кораблей. Скажу лишь, что победа у полуострова Гангут стала первой викторией русского регулярного флота и первой личной победой Матея Змаевича. Он доказал свою правоту и свое мастерство. Показав, что на пути к победе не существует ни укоренившихся правил, ни незыблемых норм. А главное, он доказал, что он — адмирал. Сразу после победы он был произведен сначала в контр-адмиралы, а потом вице-адмиралы российского флота.

Но, увы, к моменту славы, успеха, царской дружбы и полного доверия примешивалась одна очень горькая нота: отправленное Петром в адрес венецианского правительства собственноручное послание с просьбой отменить изгнание Змаевича и вернуть конфискованное у него имущество — осталось без ответа. Путь домой для него был закрыт навсегда.