Смерть ростовщика, стр. 29
Уж не знаю, какая служба (муниципальная, региональная или общегосударственная) отвечала за замок, запиравший маленькую дверь, ведущую в развалины, но со дня смерти Баду его так и не заменили. Без сомнения, вопрос финансов. Теперь дверную створку придерживал просто деревянный клин.
Обычный покой царил в районе. Проезжало немало машин, но пешеходы были редки. Как только последний скрылся из вида, я проник в развалины. Освещая себе путь электрическим фонариком, я так быстро, как только это позволяло состояние места, направился в самый удаленный угол. Дойдя до стены, я замер. Прошло несколько минут. Проехала машина, потом прогрохотал мотоцикл. Я следил за входом. Я увидел, как дверь открылась и снова закрылась, силуэт мелькнул на мимолетном экране света, больше ничего.
– Я здесь, Латюи, – окликнул я.
Он испустил глухой вздох:
– Это вы, Бурма?
– Да, суд'рь. Ты понял наконец, что я хотел поговорить с тобой без этой маленькой дурочки.
Определение ему не понравилось? Так или иначе, он сделал то, чего я не ожидал. Сухой звук. Не громче того, какой бывает, если хлопнешь по надутому бумажному пакету. Короткая вспышка вырвалась из ствола револьвера одновременно с предназначенной для меня пулей. Мелкие осколки полетели в разные стороны. Запах пыли смешался с запахом пороха. К счастью для меня, я тихо переменил место. Я мгновенно нанес ответный удар. Теперь это уже считалось необходимой обороной. До меня донесся глухой вскрик, затем сильный шум, как при обвале. Я попал.
Остальное довершило падение. Как с Баду. Но я не смог бы его добить.
Я скорчился там, где стоял. Сердце огромным молотом бешено стучало у меня в груди, я весь взмок и дрожал с головы до пят. Если через десять минут толпа (и соответствующее число полицейских) не хлынет на место происшествия, я выберусь. В противном случае я тоже выберусь, но не один.
Десять минут прошли. И еще пять. Пошатываясь, я спустился взглянуть на Латюи. Затаскан окончательно. Я освободил его карманы от их содержимого, вложил стофранковую купюру в мертвую ладонь и выбрался на улицу, не забыв прихватить револьвер с глушителем. Эту игрушку он раздобыл явно не в тюрьме.
* * *
Газеты не выходят по воскресеньям, но как-то так устраиваются, чтобы в этот день появлялся более или менее спортивный еженедельник. В "Крепюскюль-Ди-манш" я прочитал:
"Роже Латюи, неуловимый бежавший из тюрьмы рецидивист, стал жертвой сведения счетов. Его тело было найдено в развалинах Башни Барбетт. После убийства Самюэля Кабироля, ростовщика и скупщика краденого (теперь мы знаем, чьих рук это дело), он скрывался в этом заброшенном месте, именно опасаясь "правосудия" своей среды. Но его выследили. Латюи выгнало из укрытия обнаружение там трупа господина Мориса Баду, безобидного искателя кладов, и не известно, где он жил после. Возможно, что Латюи также виновен в различных кражах в районе.
Полиция, до сих пор державшаяся сдержанно, теперь не имеет причин хранить молчание об этих таинственных делах. Твердо доказано, что господин Морис Баду вовсе не являлся жертвой несчастного случая. Честный эрудит, раненый в ходе борьбы с Латюи, возможно остался бы в живых, не покушайся он на безопасность злоумышленника. Весьма, впрочем, относительную безопасность, так как в преступной среде существует собственная "полиция", зачастую, увы! более оперативная, чем полиция порядочных людей. Латюи, который, как подозревают, убил Кабироля из-за того, что последний не мог вернуть ему доверенную на хранение перед арестом сумму, стал "меченым".
Смерть Кабироля, укрывателя краденого высокого полета, повлекла за собой крайне неприятные последствия для мощных банд, чьи с позволения сказать интересы он оберегал. Мы видели это на примере банды Анри Друйе, арестованной на днях. Следовательно, Роже Латюи должен был умереть. Банковская купюра в его руке – характерный знак такого рода урегулирования отношений".
Глава четырнадцатая
Трусики и плюшевый мишка
В понедельник, придя в агентство, я был встречен металлическим блеском глубоких глаз Элен.
– Я прочитала газеты, – сказала она. – Все закончилось разом?
– Да, разом.
Я прошел в мой личный кабинет, положил на стол револьвер, фотографию и розовый бумажный пакет с ярко-голубой надписью по диагонали: "Розианн, чулки, тонкое белье". Сел, набил трубку, посмотрел на пистолет, фотографию и трусики и запихнул все в ящик, кроме трубки, конечно, после чего взялся за телефон. Нежное и застенчивое "алло" было произнесено голосом Одетт.
– Это Нестор Бурма.
– О!.., здрав... здравствуйте... я...
– Да. Вам отныне больше нечего бояться.
Она ничего не ответила.
– Алло? Вы еще здесь? – спросил я.
– Да.
– Я хотел бы, чтобы вы меня навестили. В конторе. Здесь есть кое-что, принадлежащее вам.
* * *
Вместе с лучом весеннего солнца через открытое окно долетал шум веселого оживления с улицы Пети-Шан. Где-то в клетке пел кенар.
На ней был черный костюм хорошего покроя. Одна из таких моделей с юбкой с разрезом сбоку и жакетом, под которым не носят ничего или почти ничего. Красивое, глубокое и многообещающее декольте. Красивая грудь. Красивые ноги. Хорошенькая мордашка.
– Вы ведь читали газеты, не так ли?
– Да. Я...
– Все закончено. Не спрашивайте объяснений. Удовольствуйтесь теми, что даются в прессе. Как все. Но я хочу повторить вам с глазу на глаз: кошмар должен завершиться.
– Я... я не знаю как... я не знаю, что сказать.
– Ничего не говорите. Вы ведь можете солгать.
– Солгать?
Я улыбнулся:
– Как все. Вы лгали мне время от времени. Я лгал вам иногда. Из этого вытекает, что...
– Мы квиты?
– Почти. Потому что я вам кое-что должен. Я должен вернуть вам то, что вы позабыли здесь в прошлый раз, в спешке, от волнения и лихорадки. Из-за этого я и попросил вас прийти...
Я выдвинул ящик.
– Помимо прочего... Я хотел снова увидеть вас, может быть, в последний раз. Вы так красивы! Все так отвратительно кругом, так что, когда встречаешь красоту... Красивых женщин не так много. Вы. Моя секретарша. Мартин Кароль. Мисс Пэрль, возможно... да, без сомнения...
Я протянул ей снимок, вынув его из ящика. Она взяла его тонкими дрожащими пальцами, долго разглядывала. Потом подняла на меня влажный взгляд:
– Это Мисс Пэрль?
– Да.
– Она и в самом деле очень красива.
– Была...
Одетт поерзала на сиденье.
– Да, правда... я... Я это позабыла?
– Нет. Вы позабыли ваши... в общем, вот.
Я достал из ящика розовый пакет, из пакета трусики.
– Боже мой! В самом деле. Честное слово, я совсем забыла про них, – она положила снимок на подлокотник.
– Извините, что не вернул их вам раньше, – сказал я. – Но я подумал, что у вас наверняка имеются другие. И потом, глядя на них, мне так хорошо мечталось! О! Не о том, о чем вы подумали! Нет... хотя... Вот! Забирайте. А я сохраню этикетку. На память. Тут все помечено. Цена, номер продавщицы, дата покупки. Очень любопытная дата. Я встретил вас внизу, совершенно случайно, как раз когда вы возвращались после покупки этой очаровательной безделки, это было... не припоминаете... 6 апреля. Я читаю дату на этикетке: 5. 4... 5 апреля... Вот так-так! Вы купили эти трусики накануне того дня, когда мы встретились совершенно случайно. Хотя, может быть, вы шли их вернуть...
Она нервно рассмеялась:
– Ну да, конечно. Разве я вам не сказала?
– Слишком быстро.
– Что слишком быстро?
– Слишком быстро хватаетесь за подсказку. Но хватаетесь вы или нет, неважно. Послушайте меня. Я вам уже говорил, что больше вам нечего бояться, и я это повторяю. Что следовало сделать, то сделано. Латюи, убийца Кабироля и Баду, мертв. Но мне хочется, чтобы между нами все было ясно. Вы купили эти трусики на улице Пети-Шан, чтобы иметь оправдание своему там присутствию. Вы купили их 5-го, потому что начиная с 5-го кружили возле моей конторы, ища встречи со мной, совершенно случайной. Не увидев меня 5-го, вы вернулись 6-го. И вы вернулись бы 7-го, но мы повстречались 6-го. Совершенно случайно. Но никогда не следует играть со случайностями. По настоящей случайности вы позабыли здесь трусики, так как эта деталь туалета, исполнив свое предназначение, состоявшее в том, чтобы позволить нам завязать контакт, для вас перестала иметь значение. Разумеется, вы не подумали об этикетке.