Брачная ночь, стр. 121

– Еще улыбочку! Все, все улыбаемся! – кричит фотограф и машет нам рукой. – Смотрите на меня!

– Ты простишь меня когда-нибудь, Лотти?.. – Затаив дыхание, я жду ответа. Она не отвечает, и это ее молчание – самое мучительное, что я испытывала в жизни. Теперь Лотти даже не смотрит в мою сторону, и я с замиранием сердца гадаю, в какую сторону качнется маятник. Торопить сестру я не осмеливаюсь – все-таки я хорошо ее знаю, знаю, к чему может привести любая попытка надавить или подтолкнуть Лотти в нужном направлении.

– Еще улыбочку! Шире, шире! – Отельный фотограф скачет вокруг нас, словно ученая обезьяна, но я не в силах выдавить из себя улыбку. И Лотти тоже не улыбается. В отчаянии я так крепко сжимаю кулаки, что ногти вреза?ются в ладонь, но я не чувствую боли.

Наконец Лотти снова поворачивается ко мне. Ее лицо по-прежнему выражает крайнее презрение, но ненависти в ее глазах я больше не вижу и потихоньку вздыхаю с облегчением. От этого движения полотенце, в которое я закуталась, падает на дощатый помост, и я наклоняюсь, чтобы подобрать его и снова обернуть вокруг себя.

Лотти окидывает меня неодобрительным взглядом:

– Ты что, купалась в белье?

Вопрос задан довольно ворчливым тоном, но я внутренне ликую. Мне даже хочется обнять Лотти при всех, ибо на нашем тайном языке это ворчание означает прощение. Конечно, до полного мира еще далеко, но у меня, по крайней мере, появляется надежда.

– Бикини давно вышли из моды, – отвечаю я с напускной небрежностью. – Разве ты не знала?

– Отличные трусики.

– Спасибо, дорогая.

– Трусики, трусики!.. – радостно подхватывает Ной. – Тетя Лотти, а можно спросить?.. – добавляет мой семилетний малыш самым светским тоном, на какой он только способен. – Вы с дядей Беном запихнули сосиску в пирожок?

– Что-о?.. – Лотти вздрагивает, будто ее ужалили. – Что за… Что он имеет в виду, Флисс?.. – Она пристально смотрит на меня, и я пытаюсь придумать какой-нибудь нейтральный ответ, но пока я лихорадочно подыскиваю слова, Ной повторяет свой вопрос:

– Так вы уже положили сосиску в пирожок или нет?

– Ной! Это… это тебя не касается. И вообще… Почему бы нет? Что мне может помешать? – Лотти, однако, выглядит настолько растерянной и смущенной, что я инстинктивно настораживаюсь. Судя по тому, как ведет себя сестра, она… Они с Беном… Неужели они так и не?..

– Лотти? – Я слегка поднимаю брови.

– Заткнись, ради бога, ладно?! – огрызается она.

О боже! Кажется, я знаю… Знаю! Лотти выдала себя – ей редко удавалось что-либо от меня скрыть.

– Лотти?.. – повторяю я несколько более настойчиво. Здесь что-то не так, думаю я. Неужели они с Беном так ни разу и не переспали друг с другом? Я почти уверена, что нет, но почему? Что им помешало? Что могло им помешать?

– Я не желаю об этом говорить! – свирепо шепчет Лотти, но я вижу, что она готова расплакаться. – Не лезь не в свое дело. Это мой брак, мой медовый месяц. Тебя это не касается.

– Лотти?! – говорю я в третий раз. Глаза у нее явно на мокром месте, губы дрожат, руки трясутся. – Ты… с тобой все в порядке?

– Разумеется, со мной все в порядке! – взрывается она. – Почему бы нет? У меня превосходный муж, и я – самая счастливая женщина на свете! Я очень, очень… – Лотти вдруг замолкает и принимается тереть глаза – совсем как человек, которому кажется, что зрение его подводит.

Я пытаюсь проследить за ее взглядом. Установленные по краям сцены софиты слепят, к тому же я еще не успела проморгаться после фотовспышки, но вот я начинаю различать, на что глядит Лотти. Это человек. Мужчина. Он идет к нам по песку со стороны пляжа уверенной, тяжелой походкой, не узнать которую невозможно. Лотти, конечно, ее узнала. Во всяком случае, она так сильно бледнеет, что я начинаю бояться, как бы она не хлопнулась в обморок (что, впрочем, было бы совсем неудивительно). Я и сама чувствую, как от удивления и неожиданности у меня подгибаются колени, но голова у меня, слава богу, продолжает работать. Откуда он взялся, думаю я. Ведь он поклялся, что не покажется Лотти на глаза. Что он здесь делает?!

32. Лотти

Мне кажется, со мной вот-вот случится сердечный приступ. Или приступ неконтролируемого, панического страха. Кровь то стремительно отливает от головы, то гремит в ушах, словно отбойный молоток. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я почти задыхаюсь. Я…

Это Ричард.

Он здесь.

Не в тысячах миль от меня, не на другом краю земли, где, как я думала, он строит новую жизнь, в которой нет места даже для воспоминаний обо мне.

Он здесь, на Иконосе.

И он идет ко мне по песку. Он все ближе, ближе…

Я яростно моргаю, потому что перед глазами все расплывается. Я не могу издать ни звука. Что это – сон или бред? Ведь Ричард сейчас в Сан-Франциско. Должен быть в Сан-Франциско.

Раздвигая плечом собравшихся, он уверенно подходит к дощатому помосту сцены, и я начинаю крупно дрожать. В последний раз мы виделись в ресторане, когда я отвергла предложение, которого он не делал. Сейчас мне кажется, что это было миллион лет назад. Как Ричард вообще узнал, где меня искать?

Я бросаю быстрый взгляд в сторону Флисс, но она, кажется, потрясена не меньше моего.

А Ричард уже стоит внизу под са?мой сценой. Он глядит на меня снизу вверх большими темными глазами, которые я так сильно люблю, и мне начинает казаться, что я вот-вот сойду с ума. До сих пор я кое-как держала себя в руках, но когда Ричард так неожиданно появился…

– Лотти… – говорит он. Его голос звучит так же твердо и уверенно, как когда-то, и мне сразу становится тепло на душе. – Я знаю, что ты… – Ему нелегко произнести слово «замужем», но он пересиливает себя:

– Я знаю, что ты замужем, и я желаю тебе счастья… – Ричард ненадолго замолкает, и я слышу, как хрипло и тяжело он дышит (просто удивительно, как ему удается говорить так спокойно и внятно). Разговоры в публике стихли, все, кто собрался на пляже, смотрят на нас, точнее – на нас с Ричардом. – Я тебя поздравляю… – добавляет он и бросает быстрый взгляд на Бена, но тотчас отворачивается, словно перед ним какое-то отвратительное, уродливое существо, на которое он не в силах даже смотреть.

– С-спасибо, – машинально отзываюсь я.

– Я не отниму у тебя много времени, – говорит Ричард, и голос его крепнет. – Я скоро уйду, но прежде я должен сказать тебе одну вещь. Ты обязательно должна узнать…

Он переводит дух и произносит отчетливо и твердо:

– Пожар в пансионе случился не из-за тебя!

– Что? – Я таращусь на него, не в силах постичь смысл сказанных им слов. Кажется, я даже хлопаю ресницами, что со стороны выглядит довольно глупо.

– Пожар случился не из-за тебя, – повторяет он. – А из-за какой-то другой девушки.

– Но… как?.. Как ты узнал?

– Флисс сказала – ты думаешь, будто это ты нечаянно подожгла пансион. Я понимал, какой это для тебя удар, к тому же что-то подсказывало мне, что это не так. И вот сегодня я отправился туда, чтобы узнать правду…

– Ты был в пансионе? – изумленно ахаю я.

– Да. – Ричард кивает. – Я побывал там и поговорил с твоим старым приятелем Артуром. Я заставил его достать старые поэтажные планы и полицейские отчеты, мы разложили их на столе и внимательно просмотрели. Полицейские эксперты пришли к однозначному выводу: пожар начался вовсе не в твоей комнате, а в комнате над кухней.

В голове у меня творится что-то невообразимое, и я не сразу нахожу что сказать. Над пляжем стоит полная тишина, только хлопают на ветру развешанные по краям сцены флажки.

– Ты ездил в пансион? – запинаясь, повторяю я. – Но зачем? Ради… ради меня?

– Конечно. – Ричард кивает с таким видом, словно речь идет о чем-то само собой разумеющемся.

– Даже несмотря на то, что я вышла замуж за другого?

– Даже несмотря на это.

– Почему?!

Ричард бросает на меня недоумевающий взгляд. «И ты еще спрашиваешь?!» – словно хочет сказать он…