Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года Кёр-оглы), стр. 37

— Мешать сейчас их веселью не дело! Подождем, пусть кончат.

Они отошли в сторону и стали ждать. Когда кравчий обошел круг, все повеселели и головы прояснились. Нигяр-ханум сказала:

— Ну, Кероглу, рассказывай, как вам ездилось? Как удалось спасти наших молодцов?

Кероглу поведал им все, как было, от начала да конца, — но о Гизироглу не обмолвился ни словом. Повела Нигяр своими голубыми глазами, покосилась на Кероглу и спросила:

— Ах, Кероглу, найдется ли на свете второй такой игид, как ты, или только твоя мать родила на свет такого пехлевана?

Кероглу ничего не сказал. Поднялся, взял саз ашуга Джунуна, прижал к груди и запел:

Когда Кероглу кончил петь, Гизироглу Мустафабек, выйдя из своего укрытия, подошел к пирующим:

— Кероглу, ты и впрямь благородный, мужественный человек, — сказал он. — Но только слишком ты возвеличиваешь подвиги других и умалчиваешь о своих. Теперь постой, я расскажу всю правду.

И Гизироглу рассказал все, как было, не прибавляя и не убавляя ничего.

Кероглу и Гизироглу снова обнялись, расцеловались и побратались. Подошли и люди Гизироглу.

И пир начался снова.

ПОХИЩЕНИЕ ГЫРАТА ХАМЗОЙ

После всего, что случилось в Багдаде, султан, разослав повсюду письма, созвал к себе именитых, прославленных пашей, сардаров и пехлеванов. Когда все были в сборе и каждый занял свое место, султан сказал:

— Пока подает свой голос Кероглу, жизни на этом свете для нас нет. Я созвал вас, чтобы выслушать ваш совет, — как быть, что делать, как стереть его с лица земли. С каждым днем его отряд растет. Где только ни объявится какой-нибудь проходимец или мошенник, он тотчас же идет к Кероглу. В один прекрасный день мы узнаем, что он набрал целое войско и забирает наши города и села. После этого придется и нам пойти к нему в услужение или бежать в горы.

Едва султан умолк, как заговорили паши. Каждый давал свой совет. Один говорил: «Давайте обманем его, пригласим в гости, а потом схватим и вздернем на виселицу». Другой предлагал: «Надо переманить кого-нибудь из его людей, посулить денег, золота и заставить его тайно убить Кероглу». Третий советовал:

«Пошлем человека, узнаем, чего он хочет, сговоримся с ним и заключим мир». Четвертый кричал: «Ты ничего не понимаешь!» Пятый вопил: «Ты трус!» Словом, поднялся такой шум, такой гам, что уши уже не слышали того, что произносили уста.

Оставим их спорить, а я расскажу вам о тогатском Хасан-паше. [88] И что бы вы думали, кем был этот Хасан-паша? Тем самым Хасан-пашой, по совету которого Гасан-хан из-за молодых жеребцов выколол глаза отцу Кероглу — Алы-киши.

Хасан-паша был правой рукой султана. В дни радости и торжеств восседал он за суфрой на самом почетном месте. В дни бедствий не отходил от его изголовья. Сам же паша понимал толк в ратном деле. Знал он великое множество военных хитростей. Хасан-паша выполнял не только то, что приказывал ему султан, но и впятеро больше того.

Хасан-паша тоже был на этом сборище. Когда загорелся спор, раздались крики, поднялся шум, послушал султан, послушал, — видит все орут, а никто не думает двинуться с войском на Кероглу, все его боятся, как говорится, хотят поймать змею чужими руками. Повернулся он к Хасан-паше и сказал:

— Хасан-паша, слово за тобой!

Встал Хасан-паша, пал ниц перед ним и сказал:

— Да продлит всевышний жизнь султана, веление его — веление аллаха. Ты изволил изречь правду. В самом деле, Кероглу очень уж обнаглел. Я до сих пор думал, что паши сами сумеют справиться с ним. Но раз дело сложилось иначе, распоряжайся мною. Я берусь покончить с Кероглу. И отца его ослепил я. Если будет угодно богу, под милостивой сенью султана мне удастся и самого его вздернуть на виселицу в Стамбуле. Но, да будет долговечна жизнь султана, у Кероглу везде есть уши, его люди пробираются в самые высокие собрания, подслушивают разговоры и сообщают ему все слышанное. Поэтому я выскажу тебе наедине, что намерен я предпринять.

Хотя все бывшие здесь и обиделись в душе на пашу, но из страха перед султаном не посмели возразить. Похвалив Хасан-пашу, султан отпустил остальных.

Когда же султан и Хасан-паша остались вдвоем, Хасан-паша начал:

— Да продлит аллах навеки жизнь султана! Сейчас Кероглу стал очень силен. Завлечь его обманом в сети не удастся. Мы должны с трех сторон двинуть на него войска, окружить кольцом и уничтожить со всеми его удальцами. А иначе, даже убив самого Кероглу, мы ничего не добьемся.

— Хасан-паша, — сказал султан, — даю тебе сорок дней сроку, если уничтожишь его, назову тебя своим сэдр-эзамом, если же нет, тогда…

Хасан-паша поднялся.

— Жизнь моя во власти моего повелителя! Если не сумею привести его к тебе со связанными руками, я сам предам себя смерти. Но только облеки меня властью над всеми пашами и военачальниками.

— Считай, что ты всевластен! Как хочешь, так и поступай!

Когда, склонясь ниц и поцеловав прах у ног султана, Хасан-паша хотел распрощаться, султан сказал:

— Этот злодей, сын злодея не дает ни одному каравану пройти сюда. Всех грабит. Ты должен собрать вооруженный караван и доставить сюда хоть немного товаров, а то по городу ходят слухи, будто султан бессилен против Кероглу.

Хасан-паша приложил руки к глазам и ответил:

— И это будет исполнено, мой султан.

После этого султан отпустил Хасан-пашу. А сам приказал написать всем пашам, что Хасан-паше передается власть над ними. Кто ослушается его приказаний, будет повешен.

Оставим гонца развозить султанский фирман, расскажем о Хасан-паше.

Вернувшись прямо в Тогат, он созвал всех известных ему военачальников и пехлеванов. Когда каждый занял свое место, Хасан-паша явился к ним. Прежде всего он обвел глазами собравшихся и пытливо взглянул на каждого. Убедившись, что все это достойные его доверия люди, он рассказал им все, о чем говорилось у султана, и, прочитав скрепленный султанской печатью фирман, добавил:

— Да будет вам известно! Мы решили с трех сторон двинуть войска на Кероглу. Мы должны сделать так, чтобы он не успел и глазом моргнуть. Теперь же я собрал вас сюда для того, чтобы вы сказали мне, кто сумеет взяться за это дело? Кто может стать во главе одной из ратей?

Собравшихся точно окатили водой. Все сидели с закрытыми ртами. Казалось, скорей заговорят камни и стены, чем кто-нибудь из них. Тогда Хасан-паша сказал: