Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный., стр. 126
СТИХ 273
УОТ УСУМУ
Аарт-татай! Вот оно!
Посмотрите-ка, богатыри!
Буйа-буйа-буйакам!
Буйа-буйа-дайакам!
Видите или не видите вы,
Какая мучительная предстоит
Тяжкая участь мне?
Я, обиженный родом айыы,
С чистой совестью,
Неповинный ни в чем,
Должен очиститься от греха,
От неведомой мне вины.
Только за то, что оговорен,
Что оклеветан я,
Должен муки великие перенести,
На гибель должен пойти,
Кровью заплатить за вину,
Хоть не знаю вины на себе!
Медногрудую птичку мою,
Златогрудую синичку мою,
Солнцеликую подругу мою,
Бедненькую Туйаарыму Куо
Я в трехлетнем возрасте увидал,
В пятилетнем облюбовал,
В десятилетнем решил,
Что в жены ее возьму…
А непутевый бродяга и вор,
Неуемный злой озорник,
Каких до сей поры не видал
Средний серо-пятнистый мир,
Где солнце пляшущее поутру,
На востоке взлетая, встает,
Где деревья падают сами собой,
Где мелеют потоки вод,
Скачущий на Вороном коне,
Стоя рожденном
На грани небес,
Стремительный Нюргун Боотур,
Великий разбойник,
Отъявленный лжец
Перед тремя мирами меня
Бесстыдно оклеветал,
Бесчестно оговорил!
Я не искал поединка с ним,
Я убегал от него…
А когда он меня ограбить решил,
А когда он меня убить захотел,
Защищал я дом свой от грабежа,
Защищал от гибели
Душу свою…
Нет на мне никакой вины!
Так пускай решает участь мою
Владыка судьбы Одун,
А добром я врагу не отдам,
На глазах своих
Не хочу потерять
Среброгрудого
Жаворонка моего,
Медногрудого
Птенчика моего,
Дорогую супругу мою…
Ты, прославленная сестрица моя,
Уот Кутаалай Удаган,
Бряцающая полыми бубенцами
На дырявом бубне своем,
Заносящая высоко
Щербатую колотушку свою,
Могучим владеющая колдовством,
Не ведомым никому,
Чуткие уши насторожи,
Слушай меня!
Страшная наступила пора,
Надвинулся грозный час!
Вот-вот оборвется мое
Сверкающее кюнгэсэ,
Погибнет солнце мое!
С неожиданной стороны
Налетела беда на меня!..
Где бы ты ни была,
Немедля явись!
Если ты далеко —
Будь близко сейчас!
Дочь бесноватых небес,
Бушующей бездны
Владычица-дух,
Ытык Иэрэгэй Удаган!
Коль сорвусь я с каната
Халбас-Хара,
Ты зубами мимо хвати,
Вервие вихревое
Ты придержи,
Попытайся меня спасти!
Вспомни кровное наше родство!..
В последний мой день,
В погибельный день —
Хоть ты меня пожалей! —
Так тревожно,
Истошно вопя,
Заклинал Уот Усуму…
Через голову перекувыркнулся он,
Черным вороном обернулся он —
Стервятником о трех головах;
Грузно взлетел, как копна,
Тяжело, неуклюже взлетел
К удушливым облакам
Черного свода небес
И, каркая громко, сел
На крутящийся вихрем
Халбас-Хара,
Когтями в него вцепясь.
Грозно летящий аркан вихревой,
Свежею кровью шипя,
Пламенем красным зардел,
Брызнул синим огнем…
С пронзительным звуком — «сырр»,
Будто в кузнице плеснули водой
На раскаленный железный брус,
Резко Халбас-Хара зашипел;
Раскачиваясь широко,
Извиваясь, с запада на восток
С визгом понесся он;
Молнией в высоте полоснув,
С севера на юг улетел
И пропал вдали —
В непроглядной тьме,
Где пасмурные кручи встают
Обратной глухой стороны
Бесновато-буйных небес.
И опять прилетел,
Крутясь, как вихрь,
Небесный Халбас-Хара…
У ворона Уот Усуму
Страшно зашумело в ушах;
Градом сыпались
Искры из глаз у него,
Помутились мысли его;
Горло сдавило ему,
Сперло дыханье в груди;
Ослабели, изнемогли
Верхние силы его,
Изнурились
Нижние силы его,
Обгорели когти
На лапах кривых,
Обуглилось мясо его,
Истлели мускулы на ногах,
Сухожилья остались одни…
Хрипло черный ворон дышал,
Три головы
Бессильно склонив…
Три исполина-богатыря,
Три Стража Смерти
Крикнули враз,
Грянули, как трехраскатистый гром:
— Сбывается! Вот оно —
Стариковское слово-то каково!
Роковым оказалось оно —
Наше слово, сказанное не зря,
Вещим оказалось оно!
У этого богатыря,
Что змея огненного оседлал,
Видно, и впрямь
Вина велика!
Видно, грехи Уот Усуму
Выросли выше глаз его!..
Вздеты они теперь
На безобманный безмен,
До последнего взвешены золотника!
Видно, уж близок час,
Когда Халбас-Хара огневой
Сбросит его
И перешибет,
Как черноголовник-траву! —
Так возглас богатырей прозвучал,
Заглушая шум пучины морской.
Огненный чародейный аркан,
Черный Халбас-Хара
То натягивался, звеня,
То растягивался, крутясь…
Вот он засвистел, загудел,
С бешеной вихревой быстротой
Вращаясь, ринулся вниз,
Неуследимо взлетел в высоту;
И тут же —
От южного неба тьмы,
От проклятых ущелий его,
С бесноватой кручи его,
Со зловещим визгом
Стрелы боевой,
Перенесся Халбас-Хара
Под ущербный гибельный склон
Северных колдовских небес,
Подхватил потерявшего цепкость свою,
Вовсе лишенного сил
Ворона о трех головах,
У которого уж давно
Солнце почернело в глазах;
И туго напрягшись вдруг,
Над бушующей пастью вод
Моря Энгсэли-Кулахай
Ворона рассек пополам,
Посередине его перешиб,
Словно корневище быты,
И сбросил его с высоты
В кипение, в толкотню
Беспредельной зыби морской.
Только брызнула красная кровь,
Только пух полетел, кружась…
Как сорвавшийся с крутизны
Падает обломок скалы,
Так несчастный ворон
Камнем упал, —
Стремглав, словно тень мелькнув, —
Канул в кипящий водоворот,
В распахнутую глубину.