Невыносимая любовь, стр. 30

16

Дорогой Джо, вчера в четыре часа в ворота моего дома позвонил студент, которого я специально нанял. Я вышел к воротам и отдал ему пятьсот фунтов за неделю работы, а он протянул мне сверток через прутья ограды. Ксерокопии тридцати пяти твоих статей. Он ушел довольный, а что же я? Я и понятия не имел, что за ночь ждет меня впереди. Наверное, это были худшие часы моей жизни. Сущая пытка, Джо, оказаться один на один с твоими сухими печальными мыслями; думать о дураках, заплативших за них хорошие деньги, и о невинных читателях, чьи дни были ими отравлены.

Я устроился в комнате, которую моя мать называла библиотекой, хотя на книжных полках там довольно пусто, и прочел все до последнего слова; слова будто звучали в моей голове, как если бы ты произносил их для меня. Я читал каждую статью как письмо, отправленное тобой в будущее, где есть место нам обоим. Что ты пытаешься со мной сделать, думал я не переставая. Уязвить меня? Оскорбить? Испытать? Я ненавидел тебя за это, но я ни на мгновение не забывал, что я люблю тебя, и потому читал дальше. Ему нужна помощь, говорил я себе каждый раз, когда был уже готов отчаяться, я должен освободить его из тесной клетки рассудка. В какие-то минуты я сомневался, верно ли истолковал волю Господа. Неужели я должен привести к нему автора этих ужасных статей, направленных против Него же? Может, задача моя проще и чище. Я, конечно, знал, что ты занимаешься наукой, и был готов, что мне будет непонятно или скучно, но мне и в голову не приходило, что в твоих статьях столько презрения.

Ты уже, наверное, не помнишь свою статью, четыре года назад написанную для «Нью сайнтист» о последних технологических достижениях в области изучения Библии. Кому есть дело до углеродного анализа возраста Туринской плащаницы? Неужели ты думаешь, что у людей изменится представление о Боге, когда они узнают, что это средневековая мистификация? Неужели ты думаешь, что вера может зависеть от длины полуистлевшего куска материи? Но по-настоящему шокировала меня другая статья, где ты пишешь собственно о Боге. Может, это была всего лишь шутка, но тем даже хуже. Ты делаешь вид, будто знаешь, кто или что Он, – литературный персонаж, говоришь ты, вроде героя романа. Ты говоришь, что лучшие умы в этой области готовы высказать «научную гипотезу» об авторе Яхве и что все свидетельства указывают на некую женщину, хеттеянку, жившую за тысячу лет до Рождества Христова. Ее звали Вирсавия, и она была любовницей Давида. Женщина-писатель выдумала Бога! Лучшие умы скорее умрут, чем возьмут на себя ответственность за такую догадку. Речь идет о силе, которую не осмыслить ни тебе, ни кому-либо другому из живущих на Земле. Ты идешь дальше и утверждаешь, что и Иисус Христос – литературный персонаж, созданный в основном святым Павлом и «кем-то», написавшим Евангелие от Марка. Я молился за тебя, я просил дать мне сил встретиться с тобой и любить тебя, не теряя достоинства. Есть ли способ любить Бога и при этом любить тебя? Есть, Джо, и он называется верой. Ни подлинные и вымышленные факты, ни интеллектуальное высокомерие, а только вера в мудрость Господа и любовь Его, живущие в каждом сущем, – такая жизнь не снилась ни одному человеку, не говоря уже о литературных персонажах.

Допускаю, что наивно заблуждался, когда, ощутив первый порыв чувств к тебе, решил, что все получится легко и просто лишь потому, что я так сильно этого желал. Наступил рассвет, а у меня осталось еще десять непрочитанных статей. Я приехал на такси к твоему дому. Ты еще спал, не сознавая своей уязвимости, безразличный к окружившей тебя защите, происходящей из источника, существование которого ты отрицаешь. Тебе слишком везло в жизни, и, глядя на твои окна, я начал думать, что ты вел себя неблагодарно. Тебе, вероятно, никогда не приходило в голову сказать спасибо за то, что имеешь? Думаешь, так распорядилась судьба? Или ты добился всего своими силами? Я беспокоюсь за тебя, Джо. Беспокоюсь, потому что не знаю, куда тебя заведет твое высокомерие. Я перешел через дорогу и провел рукой по кусту. На этот раз посланий не оказалось. Зачем тебе говорить со мной, когда ты не обязан этого делать? Тебе кажется, ты получаешь все, что хочешь, кажется, что ты сам можешь обеспечить себя всем необходимым. Но, не думая о любви Господа, ты живешь как в пустыне. Если бы ты только до конца осознал, что именно я тебе предлагаю. Проснись!

У тебя могло сложиться впечатление, что я ненавижу науку. Я не особенно хорошо учился в школе и не слишком интересуюсь последними достижениями, но я знаю, наука – чудесная вещь. Познание и изучение природы – это не более чем некая разновидность длинной молитвы, прославление величия Господней Вселенной. Чем больше мы узнаем о сложности Его творений, тем лучше понимаем, сколь малы наши знания и сколь малы мы сами. Он дал нам разум, Он наградил нас чудесным интеллектом. Как глупо и печально, что люди используют этот дар, чтобы усомниться в Его существовании. Ты пишешь, мы достаточно разобрались в химии, чтобы строить домыслы о возникновении жизни на Земле. Маленькие минеральные озерца, нагретые солнцем, химические соединения, протеиновые цепочки, аминокислоты и т. д. Примитивный суп. Мы изгнали Бога из этой истории, пишешь ты, и теперь он оттеснен в свое последнее убежище среди молекул и частиц квантовой физики. Но это не работает, Джо. Рассказы о приготовлении бульона не объясняют, зачем он готовится и кто здесь повар. Это жалкая демагогия по сравнению с бесконечной силой. Где-то в глубине твоих протестов против Бога слышится мольба о спасении из капкана твоей собственной логики. Твои статьи сливаются в протяжный крик одиночества. В этом отрицании нет радости. Что оно вообще тебе может дать?

Я знаю, ты меня не слышишь – пока. Твой разум закрыт и окружен защитой. Так удобно и спокойно говорить себе, что я сумасшедший. На помощь! Тут на улице человек предлагает мне любовь, свою и Бога! Вызовите полицию, вызовите «скорую»! У Джо Роуза никаких проблем. Его мир на месте, все сходится, вся проблема в Джеде Перри, в терпеливом идиоте, что стоит на улице, как попрошайка, и ждет, когда будет можно взглянуть на своего возлюбленного и предложить ему любовь. Что же мне сделать, чтобы ты услышал меня? Только молитва может ответить, только любовь может вынести все. Но моя любовь больше не будет умолять. Я не сижу у телефона в ожидании доброго слова. Не тебе решать, как сложится мое будущее, у тебя нет власти приказывать мне, что делать. Моя любовь тверда и сурова, она не примет ответа «нет», она упрямо движется к тебе, и она придет и потребует тебя. Иначе говоря, моя любовь – и любовь Господа – это твоя судьба. Твои отрицания и отказы и все твои статьи и книги – словно упрямство усталого ребенка. Наступит время, и ты с благодарностью примешь пришедший миг.

Видишь? Ночное чтение твоих статей укрепило меня. Вот что делает любовь Господня. Если тебе сейчас неприятно, то это лишь потому, что в тебе уже начали происходить перемены, и однажды ты с радостью скажешь: «Уведи меня от этой бессмысленности». Вот тогда мы с нежностью оглянемся на эту перепалку. Тогда мы уже будем знать, к чему она ведет, и мы улыбнемся, вспомнив, как мне пришлось давить на тебя и как ты стойко сражался, чтобы не подпустить меня. Поэтому, как бы ты ни был настроен сейчас, сохрани эти письма.

Когда я приехал ранним утром, я ненавидел тебя за то, что ты написал. Я хотел обидеть тебя. Может быть, даже больше. Больше этого, и Бог простит мне, думал я. На обратном пути, в такси, я представил, как ты говоришь мне, что и Бог, и Его Единственный Сын – всего лишь персонажи, как Джеймс Бонд и Гамлет. Или как ты сам создаешь жизнь в лабораторной колбе, взяв набор химикатов и потратив лишь какой-то миллион лет. Ведь ты не просто отвергаешь существование Бога – ты хочешь сам занять Его место. Гордыня погубит тебя. Есть таинства, которых нельзя касаться, есть смирение, которому мы должны научиться, и я ненавидел тебя, Джо, за твою самоуверенность. Ты всегда хочешь сказать последнее слово. После прочтения тридцать пятой статьи я должен был понять это. Ты ни на секунду не сомневаешься, даже мысли не допускаешь, что можешь чего-то не знать. Ты всегда тут как тут с самой последней правдой о бактериях, и о частицах, и о сельском хозяйстве, и о насекомых, и о кольцах Сатурна, и о гармонии в музыке, и о теории катастроф, и о миграции птиц... Мой мозг работал как барабан стиральной машины – вертелся и крутился, забитый твоим грязным бельем. Сможешь ли осудить меня за то, что я ненавидел тебя и мусор, заполнивший твои мозги: спутники, нанотехнологии, генная инженерия, биокомпьютеры, водородные двигатели. Все на продажу. И ты все покупаешь, ты лидер зрительских симпатий, ты специально нанятый зазывала, который умеет уговорить покупателя. Четыре года журналистской деятельности, и ни слова о настоящих вещах, о любви и вере.