Жили-были. Русские инородные сказки – 7, стр. 16

– Ну так вы можете мне помочь?

– Я – нет, – озорно улыбнулся Кузьмин. – Кот сможет. Только, во-первых, это тебе будет стоить еще два пузыря.

– Неслабо вы оцениваете своего крысолова! – удивился Роман.

– Ну, ты не торгуйся, – успокоил его Кузьмин. – Ты просто еще этого зверя не видел. Во-вторых, я тебе его даю на день-два, не больше. Ему этого хватит, будь уверен. Кормить его ни в коем случае нельзя. Ничем. Не волнуйся, с голоду не умрет. И еще, принесу я кота сам. Мне его еще поискать надо будет и подумать, как донести, чтобы он мне самому глаз не выцарапал. Так что имей в виду, что трогать его руками не надо. Оставишь в доме и жди результата. Да держи окна и двери закрытыми, а то уйдет. Ну а как дело будет сделано, дверь откроешь. Он сам дорогу домой и найдет.

– А как я узнаю, что дело сделано? – спросил Роман.

– Узнаешь, – подмигнул Кузьмин. – Не волнуйся. Сейчас сразу в магазин дуй и жди меня дома, потому что если тебя не будет или водки, я животину в аренду не сдам. А дом номер три по Пионерской я знаю. Там когда-то приятель мой жил. Так что не сомневайся. Жди.

– Ну вы уж не подведите, – собрался уходить Роман. – А то я как увидел, понял, что не усну теперь. Такая крыса может и горло перегрызть.

– Не сомневайся, через пару часов буду. Покедова.

– А почему «гринго»? – остановился Роман.

– А что, не нравится? – засмеялся Кузьмин. – А кто же вы есть-то, приезжие? Ты не обижайся! Комплимент это, однако.

7

Через два часа Кузьмин не пришел. Роман засунул купленную водку в старенький пожелтевший холодильник, раздвинул занавески, вымел пол, смахнул пыль с подоконников и полок. Расставил вдоль стен холсты, вскипятил на керосинке чайник, перекусил и начал перебирать сваленные на комоде детективы в потрепанных обложках, надеясь занять голову или попросту убить время. В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Роман, рассчитывая, что Кузьмин, несмотря ни на что, все-таки прибыл, но увидел соседа.

Палыч перешагнул через порог, аккуратно закрыл за собой дверь и, почему-то кивнув Роману, вновь начал извиняться.

– Здравствуйте, вот по-соседски решил навестить вас, чтобы закончить начатый разговор или продолжить. Это уж как угодно. Если вы, конечно, не возражаете.

– Заходите, раз уж пришли, – буркнул Роман. – Садитесь.

Появление соседа вызвало у него уже не ненависть, а досаду. Но ощущение какой-то недосказанности давало о себе знать, поэтому Роман не удивился и теперь внимательно смотрел на этого неприятного человека, который разулся и пытался усесться на маленькой табуретке посередине комнаты.

– Нет-нет, не надо, я уже обедал, – засуетился Палыч, увидев в руках Романа чашку чая, хотя тот и не думал предлагать ему почаевничать.

Сказав это, сосед начал озираться, поочередно останавливая взгляд на эскизах, которые Роман в связи с уборкой расставил лицевой стороной внутрь комнаты. Видимо, ничего его не заинтересовало, потому что через минуту он с некоторым разочарованием облизал губы и повернулся в сторону Романа.

– Собственно, цель моего визита не только засвидетельствовать соседское, так сказать, благонамеренное почтение, но и напомнить о том нашем разговоре. Все мои предложения по поводу приобретения вашей работы остаются в силе.

– Собственно, никаких предложений я не услышал, – сказал Роман. – Вы курите?

– Курю? – переспросил Палыч. – Нет, конечно! Но вы кури?те. Я не испытываю дискомфорта. Пожалуйста. А насчет предложений, ну что вы? Я же все вам сказал. Я хочу приобрести вашу картину. Именно ту, которая находится у Софьи Сергеевны и которая рано или поздно должна перейти в вашу собственность. За эту картину я готов заплатить названную вами цену. В том числе уже теперь. Картину я согласен ждать.

– А если обстоятельства так сложатся, что даже после смерти Софьи Сергеевны, дай бог ей здоровья, я не получу эту картину? Насколько я понимаю, пожелание Митрича было высказано в устной форме?

– Вполне вероятно, что в устной, – согласился Палыч. – Только что же нам пенять на обстоятельства? Обстоятельства – вещь вполне управляемая. Но, как вы понимаете, я готов взять обстоятельства на себя. С Софьей Сергеевной мы знакомы, так что, если у меня на руках будет ваше письменное согласие, думаю, что проблем с разрешением нашей сделки не будет.

– Не спешите вы насчет сделки. – Роман стряхнул пепел с сигареты. – Мне еще не все понятно. Зачем она вам?

– Ну, не для того, чтобы ведра с водой в терраске накрывать, – захихикал Палыч. – Вы такие вопросы задаете… Для чего покупаются картины?

– Но не за любые деньги.

– Почему же за любые? – опять захихикал Палыч. – Если вы попросите у меня какие-нибудь индейские тугрики, пожалуй, мне останется только развести руками.

– Да не об этом я говорю, – отмахнулся Роман. – Если уж между нами идет торговля, я должен понять ценность своей работы. Или вы хотите, чтобы, оставшись в недоумении, я всю жизнь мучился мыслью, что, может быть, продешевил?

– Справедливо, – кивнул Палыч. – Справедливо, поэтому вынужден с вами согласиться. Хорошо. И хотя это, может быть, действительно сыграет в сторону увеличения цены, я объясню вам. Как вы, наверное, помните, я уже рассказывал, что Александр Дмитриевич перед смертью говорил, что, если вы заплутаете, эта картина – то самое место, с которого нужно начинать, так сказать, вспоминать дорогу, по которой вы должны двигаться. С моей точки зрения, дело обстоит несколько иначе. Я человек тонкий… – Тут Палыч вновь захихикал, представив, видимо, созвучие данного слова с собственной комплекцией, и повторил: – Я человек тонкий. Мои интересы находятся в области тонкого мира. Психическая сфера, так сказать. С точки зрения обывателя – мистика, чертовщина, с точки зрения людей сведущих – не что иное, как вселенная нервных излучений. Вся моя коровья практика в этой деревне всего лишь попытка, кстати удачная, разобраться в нагромождениях нервных посылов, порчи, наговоров, которыми эти люди окружают свою жизнь. Отравляют ее, если хотите. Плюс к этому знание сил природы, опыт. Ну и так далее. Конечно, вы, наверное, думаете, что я со своими возможностями занимаюсь какой-то сельской ерундой. Нет. Все гораздо тоньше. Люди это руда. Полезный психологический материал. Это бесценный опыт для любого медиума. Помогая им, а я, заметьте, помогаю, я получаю не меньше. И это не только косвенная подпитка их энергией. Энергетика здесь в большинстве случаев убогая, хотя некоторая дикая органическая необузданность местных женщин все еще имеет место. Энергетика убогая, но иногда проскальзывает нечто особенное. Считайте, что я занимаюсь поиском золотых зерен. Понимаете, каждый человек одарен чем-то от природы. Некоторые в ничтожной мере или в нераскрытых ими же областях. Другие в значительной степени, хотя это редкость. Но есть особые случаи, когда человек пылает как звезда. И вот этот дар и представляет для меня основной интерес. Дело в том, что человек сведущий может этот дар воспринимать, если хотите, копировать, сканировать, восполнять им, так сказать, свою душевную сферу. В конце концов, разнообразить собственные впечатления от жизни.

– Каким же образом в этот ваш интерес вписывается моя картина? – спросил Роман.

– Самым непосредственным! – воскликнул Палыч. – Вы понимаете, искусство это совершенно особая ипостась! Искусство это единственная сфера, где происходит материализация психофизической сущности творца! При определенной концентрации таланта произведения искусства становятся носителем энергии создателя. То есть они светятся так же, как люди. И иногда ярче, чем их творцы. Вам удалось воплотить в той работе что-то такое, чего я не могу увидеть в вас теперь. Таким образом, мой интерес вполне объясним.

Роман глубоко затянулся, загасил сигарету и тут же достал следующую.

– И что же произошло со мной? А вдруг, исходя из ваших же слов, я сам не должен расставаться с картиной?

– Как истинный метафизик, уверяю вас, не следует становиться рабом вещей, если не можете извлечь из них истинной пользы. Что же касается вас, извольте. Дайте мне руку.