Тень и шелк, стр. 58

Глава 21

«Забудь об этом, — приказывала себе Дэни. — Ничего не было».

Даже теперь, спустя три дня, краска смущения заливала щеки молодой женщины при воспоминании о том, как она в буквальном смысле слова потребовала от Шона любви.

"Неудивительно, что он поспешил отойти на безопасное расстояние, — размышляла она. — Странно только, что он не вытолкнул меня под дождь, чтобы охладить мой пыл.

Но этого он не сделал. За несколько минут он дал мне больше, чем я получила от мужчин за всю жизнь".

Печатные строчки плясали и расплывались перед ее глазами. Дэни попыталась вспомнить, когда в последнее время спала больше одного-двух часов подряд, но не сумела.

Оторвавшись от стопы бумаг на своем столе, она попробовала сосредоточить внимание на собственном кабинете. Ее взгляд скользил по шелковым экранам в рамках, по гобеленам, украшающим стены. Многие ткани выцвели от времени, но для Дэни каждая из них обладала душой.

Она любила древние ткани, созданные человеческими руками для того, чтобы дарить людям радость. Каждый тип переплетения нитей свидетельствовал о своеобразной культуре, особом таланте ткача. Каждую краску для ткани получали из растений, минералов или моллюсков, присущих только для определенных стран и больше не встречающихся нигде.

Здесь нашлось место и для современной итальянской шелковой шали, расписанной по мотивам фрески одного из монастырей, стоящих вдоль Великого шелкового пути. Стеклянный ящичек рядом с ней содержал фрагмент хлопчатобумажной ткани, найденный в разграбленных руинах североамериканской культуры Анасази. Современное японское кимоно в ярко-зеленых, синих и белых тонах сочным пятном выделялось под стеклом у другой стены.

Напротив кимоно драгоценный гобелен коссу, относящийся к концу эпохи династии Мин, изображал пылающего феникса и до сих пор играл всеми цветами радуги. Стоимость этого шелка составляла жалованье Дэни за полгода. Но молодая женщина считала, что заплатила втрое дешевле, чем на самом деле стоила ткань.

Безмолвная коллекция тканей тем не менее напевала Дэни о тысячелетиях, когда женщины пряли нити, ткали, болтали, смеялись, создавая шедевры, которым было суждено пережить их самих, их детей, внуков, правнуков — поколения людей, что творили ткань, переплетая отдельные нити, рождая красоту из ничего.

Эта красота сродни нескольким незабываемым минутам на Арубе, мелькнуло в голове у Дэни.

Потерев утомленные глаза, она задумалась над тем, почему ей выпала участь выбрать совсем не того мужчину.

Обет безбрачия…

В душе Дэни вновь всколыхнулись гнев и стыд.

«Он мог бы сообщить об этом заранее. И тогда я не оказалась бы в глупом положении. Будь он проклят! И я тоже. Легковерная идиотка».

Она попыталась вернуться к настоящему. За время ее пребывания в тропиках Вашингтон заметно изменился.

Город заливал серый ледяной дождь со стороны Аппалачей. Наступала зима, суровая и унылая, как монастырь. При мысли о монастыре Дэни поморщилась. Зазвонил телефон, прервав ее размышления. Дэни со вздохом облегчения схватила трубку, не дожидаясь второго звонка.

— Даниэла Уоррен слушает, — произнесла она.

— Ну как дела, детка?

Низкий голос Джиллеспи заставил Дэни виновато взглянуть на кипу документов на столе.

— Я еще не закончила, — пробормотала она. — Тут у меня целая гора…

— Это еще ничего по сравнению с тем, что привез Шон. Кассандра и четверо наших переводчиков вкалывают уже которые сутки.

— Там есть что-нибудь о шелке? — встрепенулась Дэни.

— Нет.

— Дьявольщина! — устало пробормотала она.

— Аминь. А как насчет твоих коллекционеров?

— Никто не слышал о древнем уникальном образце индийского, тибетского или китайского шелка, выставленном на продажу. А если кто-то и слышал о нем, то помалкивает.

— Дьявольщина!

— Полагаю, теперь моя очередь сказать «аминь»? — поинтересовалась Дэни. Джиллеспи рассмеялся.

— Шон был прав, — заметил он.

— В чем?

— Он говорил, что, как бы туго вам ни приходилось, тебе всегда удавалось вызвать у него улыбку.

Дэни закрыла глаза и принялась бороться с румянцем, быстро заливающим ее щеки.

— Тебе известно, что он чуть не умер от страха, глядя, как ты заводишь машину? — спросил Джиллеспи. Переведя дыхание, Дэни коротко отозвалась:

— По нему я ничего не заметила.

— Иметь такого напарника, как ты, сущее наказание. Шону оставалось только уповать на волю Божью.

— Разумеется. Вот почему я чувствовала себя связанной по рукам и ногам.

Джиллеспи не то раскашлялся, не то рассмеялся.

— Бостону еще не удалось бежать? — спросила она.

— Мы помогли ему вчера ночью.

Дэни с облегчением вздохнула.

— Вот и хорошо, — произнесла она. — Шон опасался, что Бостон напоследок попытается прикончить Катю.

— Он едва удержался, — объяснил Джиллеспи. — Хотел отомстить за брата.

— Какого брата?

— Музейного сторожа. Агенты «Гармонии» вышли на него раньше, чем это сделали мы.

Дэни уставилась на потоки дождя за окном, пытаясь ни о чем не думать.

— Дэни, ты слушаешь?

— Да.

— Хорошо. Мы отправляем тебе еще один пакет. Сообщи нам, что ты думаешь по этому поводу, — там сведения, которые наши ребята выудили из Интернета.

Дэни не сумела подавить стон.

— Вот уже битых три дня я сижу над записями, запросами и переговорами ученых, торговцев антиквариатом и агентов! — выпалила она. — А теперь выясняется, что это только начало!

— Начальство это оценит.

— Неужели? А известно ли этому «начальству», что не каждый человек в состоянии спать по три часа в сутки?

Джиллеспи рассмеялся:

— А мне казалось, мы установили для тебя щадящий режим работы.

— До или после марафона?

— Какого марафона?

( Отчета, — пояснила Дэни. — Надеюсь, ты помнишь эту беседу, затянувшуюся на тринадцать часов?

— Шона мы пытали в течение двадцати.

— Думаешь, это меня утешит?

— Только если ты садистка, — радостно уточнил Джиллеспи.

— Нет, я не садистка и даже не мазохистка. Постарайся это запомнить.

— Дошла до ручки?

Дэни задумалась, вздохнула и снова загляделась на дождь.

— Не совеем, — призналась она. — Но черт возьми, Джилли, я выхожу из себя, как только вспоминаю, что после такого риска на Арубе нам по-прежнему неизвестно, где шелк и зачем он сдался «Гармонии»!

— Мы согласны и на компетентные предположения.

— Сомневаюсь, что мои догадки окажутся более компетентными, чем предположения Шона.

— Он предпочитает восточную точку зрения — в отличие от тебя.

— Восточную?

Джилли согласно хмыкнул.

— Джилли, — с расстановкой начала Дэни, — ты хоть представляешь всю сложность задачи, которую вы взвалили на меня?

— Объясни, и я представлю.

— Вы поручили мне написать монографию за три дня.

Восклицание Джилли вполне можно было принять за проявление сочувствия.

Дэни осталось поверить, что ей и вправду посочувствовали.

— А написание монографий, — неторопливо продолжала она, — обычно занимает годы.

— Ну, для тебя такая работа — пара пустяков!

Дэни пропустила лесть мимо ушей.

— Мои прежние монографии были написаны после свершения какого-либо события, — растолковала Дэни, — спустя сотни лет, а иногда и тысячи.

Джиллеспи издал звук, в котором одновременно послышались и ободрение, и вопрос.

— К тому времени все было кончено. — Дэни еще надеялась на понимание со стороны Джилли. — И все события покрылись налетом древности. Мне было незачем спешить, счищая пыль веков, перебирая направления, тенденции,объяснения.

— Вот именно. Кассандра считает, что в этом деле ты неподражаема. Вот почему она пожелала, чтобы ты проанализировала всю информацию из «Гармонии» плюс политические и экономические проекции для Азии в зависимости от состоятельности движения за освобождение Тибета и власти «Гармонии» с различными членами и без оных.