Укрощение любовью, или Уитни, стр. 49
А тем временем в кабинете зловещее молчание тянулось до тех пор, пока, казалось, сам воздух не начал потрескивать от напряжения. Клейтон стоял, прислонившись к каминной доске, глядя в огонь и кипя от безудержной ярости.
Мартин так резко отнял руки от лица, что кулаки глухо ударили по столешнице. От неожиданности леди Энн даже подпрыгнула.
— Я был пьян, клянусь, — прошептал он, смертельно побледнев. — Я в жизни бы не поднял на нее руку! Что теперь делать…
— Что делать?! — вскинулся Клейтон. — Вы уже достаточно всего наделали! Она выйдет за меня, но заставит вас платить за все, что случилось сегодня, а это значит, что и меня! — Слова его хлестали Мартина словно кнутом. — С этого вечера, что бы она ни говорила и как бы ни поступала, вы будете держать рот на замке! Вам понятно, Мартин?
— Понятно, — с трудом сглотнув, кивнул Мартин.
— И если она велит вам подсыпать яду в чай, вы выпьете его и будете… держать… свой… чертов… рот… на замке!
— На замке, — глухо повторил Мартин. Клейтон хотел сказать еще что-то, но осекся, словно боясь не сдержаться и наговорить лишнего. Он коротко поклонился Энн и поспешно направился к двери. На пороге он остановился, пронзив Мартина ледяным взглядом:
— Когда в следующий раз будете размышлять, как вам повезло, не забудьте поблагодарить всемогущего Бога за то, что вы на двадцать лет старше меня, и, клянусь, не будь…
Сверхчеловеческим усилием проглотив последние слова, Клейтон устремился прочь. Быстрые шаги эхом отдавались в холле.
Фонари его экипажа, ожидавшего перед домом, отбрасывали колеблющиеся неясные тени, исчезавшие под качавшимися ветвями вязов, которыми была обсажена аллея. Джеймс Макрей, кучер Клейтона, терпеливо дремал на сиденье. Все гости давно разъехались, все, кроме его хозяина, но Макрей привык ждать. По правде говоря, он был в восторге по поводу того, что герцог не спешил расстаться с мисс Стоун, поскольку заключил пари на немалую сумму с Армстронгом, камердинером хозяина, на то, что именно она станет следующей герцогиней Клеймор.
Входная дверь отворилась, и герцог спустился по ступенькам. Макрей краем глаза наблюдал за ним, отмечая широкие, быстрые, решительные шаги — явный признак раздражения или гнева. Собственно, кучеру было все равно — пока мисс Стоун продолжает будить в герцоге невиданные до сих пор чувства и станет провоцировать его на подобные взрывы эмоций, чаша весов Фортуны неизменно будет клониться в пользу Макрея.
— Скорее бы убраться отсюда ко всем чертям! — проворчал герцог, бросившись на сиденье открытой коляски
«Поссорился с девчонкой», — решил Макрей, ухмыляясь про себя и вытягивая кнутом великолепных серых лошадей.
Он был так счастлив, что даже сверлящая боль в последнем оставшемся зубе мудрости не могла испортить его настроения. Мысленно перечисляя все приятные способы истратить выигранные денежки, Макрей начал напевать печальную шотландскую мелодию. Однако после нескольких нот герцог наклонился вперед и разъяренно осведомился:
— У вас болит что-то, Макрей?
— Нет, ваша светлость, — ответил тот, не оборачиваясь.
— Вы в трауре?! — рявкнул герцог.
— Нет, ваша светлость.
— Тогда прекратите этот проклятый вой!
— Да, ваша светлость, — почтительно ответил Макрей, старательно пряча озаренное радостью лицо от взбешенного хозяина.
Глава 17
Уитни медленно раскрыла глаза, но тут же зажмурилась от ярких солнечных лучей, проникших сквозь щели в неплотно задвинутых занавесях. Голова тупо ныла, и на душе было необычайно тяжело. Но вместо того, чтобы попытаться понять, откуда эта тяжесть, она вяло наблюдала за тенями, ползущими по золотистому ковру, по мере того как солнце постепенно скрывалось за надвигающимися темными тучами. Уитни нахмурилась, все еще не осознав причину горечи и безысходного отчаяния, омрачивших душу. И вдруг сцена, произошедшая прошлой ночью в кабинете, проникла в ее затуманенное сном сознание.
Охваченная паникой девушка снова зажмурилась, пытаясь отрешиться от ужасной реальности со всеми ее гнусными интригами, но боль оказалась слишком велика.
С трудом заставив себя сесть, Уитни повернулась, поудобнее уложила подушки и снова упала на постель. Она должна все обдумать, сообразить, что делать, составить определенный план.
Девушка с угрюмой решимостью начала перебирать все известные ей факты. Во-первых, человек, арендовавший дом Ходжесов, оказался Клейтоном Уэстморлендом, пропавшим герцогом Клеймором. Что, конечно, объясняет его дорогую одежду и чудовищно надменных слуг.
Кроме того, он был также тем Сатаной, которого она встретила на маскараде в доме Арманов, тем же высокомерным, распутным…
Уитни с усилием постаралась заглушить всевозрастающую неприязнь и заставила себя вернуться к уже имеющимся сведениям. После их разговора на маскараде Клейтон Уэстморленд, должно быть, сразу же обратился к отцу и постарался приобрести ее себе в жены. Отец недаром говорил вчера ночью о том, что «все устроено». Это, несомненно, означает, что предварительный брачный контракт уже подписан.
Добившись своего, Клейтон, этот законченный негодяй, поселился со слугами в своем логове всего в двух милях от ее дома!
— Невероятно! — прошептала вслух Уитни. Более того, смехотворно, абсурдно! Но так это или нет, жестокая правда в том, что она против воли связана этой гнусной, отвратительной помолвкой с герцогом Клеймором. Обручена со скандально известным развратником, грязным повесой!
Боже, да он так же омерзителен, как и ее отец. Отец…
Мучительное воспоминание о бессердечном предательстве отца оказалось гораздо сильнее того, что была способна вынести сейчас Уитни.
Девушка подтянула ноги к груди, обхватила их руками и прислонилась лбом к коленям.
— О папа, — прерывисто прошептала она, — как ты мог сделать такое со мной?
Комок в горле все рос, непролитые слезы жгли глаза, и боль в сердце становилась все более нестерпимой. Но она не позволит себе раскиснуть, не поддастся. Нужно быть сильной. Враги превосходили ее численностью — двое против одной… нет, трое, если тетя Энн была участницей этого чудовищного заговора.
Мысль о том, что любимая тетя тоже предала ее, едва не сломила волю девушки. Судорожно сглотнув, Уитни взглянула в окно. Да, сейчас она в одиночестве, но, когда Пол вернется, он не задумываясь встанет на ее защиту.
Ну а пока, твердо напомнила она себе, придется полагаться лишь на собственные мужество и решимость, уж этого-то ей не занимать, а кроме того, Клейтону еще не пришлось по-настоящему узнать, с какой упрямой натурой ему придется иметь дело. О, да, она прекрасно справится со всем сама до возвращения Пола.
Уитни с истинным злорадством начала придумывать способы перехитрить, обмануть, одурачить, вывести из себя и сорвать планы герцога. К тому времени, как она покончит с ним, его светлость поймет, что если он хочет провести оставшиеся годы в радости и покое, то ни в коем случае не должен жениться на ней! Возможно, если Уитни проявит достаточно хитрости и по-умному поведет себя, то сумеет ловко выпутаться из создавшегося положения и добиться, чтобы Клейтон сам разорвал помолвку. И к тому времени, когда вернется Пол, все происходящее превратится всего-навсего в досадное воспоминание.
В дверь тихо постучали. Вошла тетя Энн, на губах которой застыла сочувственная, ободряющая улыбка. Кто она — друг или враг?
Уитни не трогалась с места, настороженно наблюдая за тетей.
— Когда ты узнала обо всем этом, тетя Энн? — как можно бесстрастнее и спокойнее спросила девушка.
— В тот день, когда начала рассылать письма твоему дяде в четыре европейские страны и отменила свою поездку в Лондон, — объяснила леди Энн, присаживаясь на кровать.
— Правда? — хрипло прошептала Уитни.
Так, значит, тетя Энн пыталась отыскать дядю Эдварда и позвать его на помощь; она не предала племянницу. Сладостно-горькое чувство пронзило Уитни, ломая все возведенные ею преграды, и подбородок девушки невольно задрожал. Плечи затряслись от облегчения и горя, и, когда руки тети обвились вокруг нее, Уитни наконец дала волю громким душераздирающим рыданиям, и так долго сдерживаемые слезы хлынули бурным потоком.