Уитни, любимая. Том 1, стр. 4

— Я… хотела… немного прогуляться, — беззастенчиво солгала она и, немного придя в себя, заметила на коленях Уитни развернутую книгу, лежавшую вверх кожаным переплетом. — Это любовный роман? — осведомилась она, обрадованная подвернувшейся темой для разговора.

— Нет, тетя, — скромно отозвалась девочка, загораживая рукой название.

— Мне говорили, что юные леди обожают любовные романы, — заметила Энн, — Да, тетя, — вежливо согласилась Уитни.

— Я как-то читала один, но он мне не понравился, — заметила леди Энн, лихорадочно пытаясь придумать, о чем еще можно потолковать с племянницей. — Не выношу героинь, которые либо идеальны до отвращения, либо вечно падают в обморок.

Уитни была крайне поражена, обнаружив, что она не единственная женщина в Англии, которая терпеть не может сентиментальную чушь, и мгновенно забыла о собственном решении говорить исключительно междометиями.

— А когда героиня не лежит без сознания, — добавила она, весело блестя глазами, — значит, прижимает к носу флакончик с нюхательными солями и льет слезы по некоему безвольному джентльмену, до сих пор не набравшемуся мужества сделать предложение или, того хуже, успевшему отдать руку и сердце другой, недостойной особе. Лично я никогда бы не смогла целыми днями лежать и ничего не делать, зная, что мой возлюбленный стал жертвой какой-нибудь ужасной женщины.

Уитни мгновенно опомнилась и искоса взглянула на тетку, чтобы проверить, не шокирована ли та, но леди Энн рассматривала ее с непонятной улыбкой, таившейся в уголках губ.

— Тетя Энн, могли бы вы питать какие-то чувства к мужчине, который падает на колени и произносит: «О, Кларабел, твои губы — лепестки красной розы, а глаза — две сверкающие звезды». — И Уитни, презрительно фыркнув, пояснила:

— Именно в этом месте я помчалась бы за флакончиком с солями!

— И я тоже, — смеясь, согласилась Энн. — Итак, что же ты читаешь, если не унылые любовные романы? — Взяв книгу из-под ладони Уитни, леди Энн взглянула на выведенный золотом заголовок. — «Илиада»? — потрясенно-недоверчиво пробормотала она.

Ветерок зашелестел страницами, и Энн перевела изумленный взгляд на замкнутое лицо Уитни.

— Но она на греческом! Ты знаешь греческий? Уитни кивнула, краснея от унижения. Теперь тетя посчитает ее синим чулком — очередное темное пятно на репутации.

— Еще латынь, итальянский, французский и немного немецкий, — призналась она.

— Боже милостивый! — выдохнула Энн. — Каким образом ты все это выучила?

— Несмотря на весьма невысокое мнение отца о моих умственных способностях, я просто наивна, но не безмозгла и терзала его каждый день, пока он не пригласил для меня учителей по истории и языкам.

Уитни замолчала, вспоминая, как была уверена когда-то, что, если станет прилежно учиться, сможет заменить отцу сына, которого у него никогда не было. И тогда он, может, полюбит ее…

— Да ты, кажется, стыдишься своих успехов, хотя должна бы гордиться.

Уитни задумчиво поглядела на дом, уютно расположившийся в долине под холмом.

— Конечно, все считают, что обучать женщин таким вещам — пустая трата времени. И по правде говоря, я совсем не способна постигнуть то, что умеет каждая женщина. Шью так, словно делаю это с завязанными глазами, а когда пою, все собаки в округе начинают подвывать. Мистер Туитсуорти, наш местный учитель музыки, утверждает, что от моей игры на фортепьяно у него мгновенно появляется крапивница. Я не умею делать то, что делают другие девушки, и, что хуже всего, ненавижу подобные занятия.

Теперь-то, думала Уитни, тетя окончательно невзлюбит ее, как и все остальные, но так даже лучше. По крайней мере теперь Уитни перестанет бояться неизбежного.

Она взглянула на леди Энн широко раскрытыми глазами:

— Уверена, папа уже успел все рассказать обо мне. Конечно, я для него ужасное разочарование. Он хочет, чтобы я была такой же изящной, скромной и тихой, как Элизабет Аштон. Я пыталась, сколько могла, но ничего не выходит.

Сердце Энн сжалось от боли за это прекрасное, живое, смелое, запутавшееся дитя, рожденное ее сестрой. Коснувшись пальцами щеки Уитни, она мягко сказала:

— Твой отец мечтает о дочери, подобной камее, — деликатной, бледной, невыразительной, во всем повинующейся его воле. Но вместо этого его дочь похожа на бриллиант — такой же сверкающий, полный радости жизни, и поэтому он не знает, что с ней делать. Вместо того чтобы ценить редкость и красоту камня, вместо того чтобы немного отшлифовать его и явить миру ослепительный блеск, он пытается превратить драгоценность в обычную камею.

Уитни была склонна скорее думать о себе, как о куске угля, но, не желая лишать иллюзий тетю, решила промолчать. После ухода леди Энн она и новь взяла в руки книгу, но вскоре, забыв о подвигах героев, перенеслась мыслями к Полу.

Вечером, спустившись в столовую, она почувствовала, что атмосфера в комнате странно накалена — никто даже не заметил, как она подошла к столу.

— Когда вы намереваетесь сказать девочке, что она едет с нами во Францию, Мартин? — рассерженно требовал дядя. — Или решили ждать до самого отъезда, а потом просто швырнуть дитя в карету и хлопнуть дверцей?

Перед глазами Уитни все поплыло, и на какое-то ужасное мгновение ей показалось, что ее вот-вот вывернет наизнанку. Девочка остановилась, пытаясь взять себя в руки и проглотить горький ком, застрявший в горле. Ноги по-прежнему тряслись, отказываясь ее держать.

— Разве я куда-то еду, папа? — осведомилась она, стараясь казаться спокойной.

Все мгновенно повернулись и уставились на нее. Лицо Мартина выражало лишь нетерпение. Губы были раздраженно сжаты.

— Во Францию, — бросил он резко, — будешь жить с тетей и дядей, которые пообещали попытаться сделать из тебя настоящую леди.

Стараясь не встретиться ни с кем глазами, чтобы не расплакаться, Уитни уселась за стол.

— Надеюсь, ты сообщил тете и дяде, чем они рискуют? — едва выговорила она, собрав все силы, лишь бы не дать отцу увидеть, что он делает с ее сердцем, и холодно взглянула в виноватые, смущенные лица родных. — Отец, видимо, забыл объяснить, что, приняв меня в свой дом, вы рискуете навлечь на себя бесчестье. Кроме того, у меня ужасный характер, манеры уличной девчонки, и я совершенно не умею вести беседу за столом!

Тетя наблюдала за ней с нескрываемой жалостью, но отец по-прежнему смотрел на нее с каменным безразличием.

— О папа, — прошептала она прерывающимся голосом, окончательно потеряв самообладание, — неужели ты действительно настолько презираешь меня? Так ненавидишь, что решил отослать с глаз долой? — На глаза навернулись слезы, угрожая перелиться через край, и Уитни поспешно встала. — Прошу извинить меня… я сегодня не очень голодна.

— Как вы могли! — вскричала Энн после ухода девочки, поднимаясь со стула и разъяренно глядя на Мартина. — Вы самый бессердечный, бесчувственный… С каким удовольствием я вырву ребенка из ваших лап! Не понимаю, как она сумела так долго терпеть весь этот ужас! Я бы никогда не смогла так!

— Вы придаете слишком большое значение ее словам, мадам, — ледяным голосом отозвался Мартин. — Уверяю вас, она расстроилась так сильно вовсе не из-за предстоящей разлуки со мной. Я просто слишком рано положил конец ее планам! Хватит ей строить из себя дурочку из-за Пола Севарина! Вся округа потешается над ней! С меня довольно!

Глава 2

Новость о том, что дочь Мартина Стоуна отправляют во Францию, причем со всей возможной поспешностью, молниеносно облетела округу. В сонной сельской местности, где мелкопоместное дворянство отличалось сдержанностью и замкнутостью, Уитни Стоун в который раз становилась источником восхитительно заманчивых сплетен.

И поэтому женщины всех возрастов от мала до велика, бедные и зажиточные, собирались на мощеных улочках городка и в уютных кухоньках, чтобы еще раз насладиться последними слухами. И каждая с непередаваемым удовольствием и во всех деталях смаковала очередную скандальную выходку Уитни и перебирала каждое событие ее и без того уже обремененной приключениями жизни, начиная от случая с жабой, которую выпустила в церкви эта восьмилетняя негодяйка, и до истории падения с дерева, под которым в это время находился Пол Севарин с молодой леди. Подумать только, противная девчонка вздумала шпионить за таким приличным джентльменом!